Двойник президента России - Владимир Круковер

Сексуальное насилие над детьми не знает пределов. Оно случается с мальчиками и девочками, в богатых и бедных семьях, у всех рас и представителей всех культур и религий.

Дети подвержены сексуальному насилию потому, что у них отсутствуют знания и опыт, необходимые для понимания или описания того, что с ними происходит. К ним редко приходится применять физическую силу, поскольку взрослые и так имеют над ними власть в силу своего авторитета. После того как сексуальное насилие случилось, большинство детей начинают испытывать чувства вины, страха, стыда и унижению

Часто из–за того, что их учили любить и уважать тех самых взрослых, которые осуществили насилие, они думают, что, наверное, сами в чем–то провинились и заслуживают насилие. По мере того как дети растут и начинают понимать природу сексуального насилия, они часто испытывают глубокие чувства стыда и вины за то, что это случилось с ними.

В большинстве случаев при сексуальном насилии дети не получают физических повреждений. Однако преступник использует угрозы и подарки для того, чтобы сохранить факт насилия в секрете, что наносит ребенку моральный вред. Преступники часто запугивают детей, говоря им, что если они все расскажут, то пострадают другие члены семьи, что насильника посадят в тюрьму или что за этим последует наказание…

Я поставил подпись и собрался звонить в редакцию. И остро почувствовал нехватку чего–то. Да, где же кофе? Вот так сервиз, мне же в ресторане конкретно сказали, что официант будет через десять минут. Я посмотрел на часы. День незаметно перевалил за вторую половину и близился к завершению. Что ж, закажу заодно и покушать. Нет, сперва надо позвонить в редакцию.

Я набрал номер и спросил к телефону того, кто картавит. На телефоне на мгновение затихли, видно шокированные необычной просьбой, потом я услышал как зовут Ароныча, и потом тот же голосок спросил:

— И кому я так уж нужен?

— Статью о малолетних проститутках заказывали?

— И кто это говорит, хотел бы я знать?

Я объяснил, что он ошибся номером, когда звонил какому–то корреспонденту, а я перевел невинную шутку в реальную статью.

— Так быстро, это настоящее чудо, — сказал Ароныч. — Если статья окажется хорошей, то это будет двойное чудо. Хотя я как–то немного сомневаюсь. Старый журналист может услышать первые абзацы?

Я прочитал ему начало. Он подышал в трубку и спросил:

— Таки, чудеса еще бывают. Скажите, вы не могли бы приехать?

— Нет, — ответил я.

— Это обидно. Продиктуйте машинистке статью, я сейчас переключу вас на диктофонный зал, и оставьте, пожалуйста ваши координаты. Мне кажется, что я могу сделать вам интересное предложение. Вы писали в газеты раньше?

— Да так, по мелочам.

— Ну, не скажите. Журналист не должен быть скромным, это нескромная профессия.

Он переключил меня и я добросовестно надиктовал статью, стараясь четко выговаривать фразы. Потом я позвонил в ресторан, где мне сообщили, что мой заказ давно выполнен.

— Как он может быть выполнен, если я уже битый час жду кофе?

Мне пообещали срочно разобраться.

— Примите уж заодно дополнительный заказ. Пока вы везли мне кофе я успел проголодаться.

— Вы говорите везли. Значит, кофе вам все же везли?

— Я предполагаю, что везли. Но то, что его не привезли, я знаю точно.

— Мне важно знать, куда его в таком случае привезли?

— Откуда я знаю?

— Но вы же сказали, что знаете, что его везли?

— Вы что, издеваетесь?

— Как вы могли так подумать. Мне просто важно знать, что случилось с кофе.

— Выпили его, черт его побери.

— Выпили! И вы знаете кто?

— Да вы что там, с ума все посходили. Если через 10 минут я не получу свой заказ, у вас будут неприятности. Не в советское время живете!

Моя реплика прервала этот идиотский диалог. Очень хотелось пойти и посмотреть на собеседника. В глаза… Но выходить из номера было опасно. Поэтому я нервно прошелся по ковру. (Иду по ковру, идет, пока врет).

В дверь постучали. Ну, наконец.

— Кто? — спросил я на всякий случай.

— Из ресторана. Ваш заказ.

Я открыл дверь. Юноша вкатил столик, уставленный тарелками. Единственное, что я успел, так это с горечью заметить, что никакого блестящего кофейника там нет. А есть маленькая чашка с коричневым напитком. Зато там стояла здоровенная супница, из под крышки которой выбивался пар.

Дятлы из кофе оттеснили лакея. Они вошли в номер, набычив стриженные под ежик головы, на могучих шеях переливались желтые цепи. Я отскочил в самый угол, к телевизору и подумал о том, что пистолет надо всегда носить при себе. Правда, сначала надо этот пистолет заиметь.

Минус на минус дают плюс не только в математике. В моей жизни часто встречаются такие ситуации.

Я был уверен, что «дятлы» меня серьезно покалечат. Уж если у них хватило терпения меня долго выслеживать, перехватить первого официанта (кто, кроме них мог устроить эту мульку с заказом на кофе), и проникнуть в номер, то жалеть меня эти качки не станут. Откупиться попробовать, что ли?

— Эй, — сказал я из–за телевизора, — отступные примите. Штука баксов.

— Качки остановились.

— Бабки при себе? — спросил передний.

— Нет, в банке. Пойдем вместе, банкомат есть в холле гостиницы.

— Обманет? — повернулся вместе с могучей шеей старший «дятел» к коллегам.

— Может, — ответил кто–то из них.

— Сперва поучим, а потом получим, — сострил второй и радостно загигикал.

Я посмотрел в сторону двери. Там стоял столик с едой. Сиротливо стоял. Надеяться, что официант кому–нибудь что–нибудь скажет было бесполезно. Политика невмешательства давно стало для наших людей генетической программой. Прорваться к выходу сквозь такой мощный заслон не смог бы и майор Пронин.

— Две штуки, — сказал я робко, чем опять вынудил палачей остановиться и посовещаться. Похоже, в движении они не мыслить ни разговаривать не умели.

— Не, — наконец сказал редкоусый, — сперва поколотим.

— Ага, — подтвердил напарник. — Надо поучить этого дятла.

Иногда я сам себя не понимаю. Надо было сумму увеличивать, потом, у чекового автомата придумал бы, как бортонуть качков. А я вместо простого словосочетания — три тысячи — почему–то сказал:

— Есть еще розовые дятлы. Я как–то забыл вам про них упомянуть. Они живут в степи и питаются соком сорняков…

Парни были до такой степени ошеломлены, что дали мне договорить всю эту чушь до конца. Я и договорил:

— Клювы у них мягкие и с возрастом вырастают в размерах. Тогда розовых дятлов переименовывают в пеликанов.

Я стоял, зажатый телевизором, смотрел на розовые лица здоровенных оболтусов и розовые пиджаки на могучих торсах. А парни растерялись.

И я уже собрался воспользоваться этой секундной растерянностью: опрокинуть им под ноги телевизор и попытаться выскользнуть из номера, но тут произошло сразу несколько происшествий — драматическое, комическое и трагическое.

1. В открытую дверь номера вошел смуглый мужик из лиц рязанской[7] национальности. Он вынул из за пазухи длинноствольный пистолет и открыл стрельбу. Пули поразили самые яркие мишени — розовые и зеркало рядом с окном.

2. Сзади стрелка появился распорядитель из ресторана, крепко держа за локоть смущенного официанта.

3. Редкоусый качок, падая, задел ресторанный столик, столик резво подкатился к кавказскому снайперу и аккуратно сбросил на него чашечку с моим долгожданным кофеем и супницу.

4. Лицо у лица рязанской национальности сморщилось плаксиво, он инстинктивно рванулся назад, налетел на сладкую ресторанную парочку и они дружно упали.

5. Зазвонил телефон, трубку которого я взял совершенно автоматически.

— Это из редакции говорят, — сказала трубка. — Скажите, вы статистику брали из интернета?

— Ага, — сказал я, наблюдая за множественными телами на полу.

— Так я и думал. Там она несколько занижена. У меня есть более точные цифры. И более страшные. Вы разрешите их поставить.

— Конечно, — сказал я, не успевая удивиться, как орган, отвечающий за удивление, уже зашкаливало, — ставьте.

— И когда я все же вас смогу увидеть?

— Когда–нибудь…

Рязанский стрелок наконец выпутался из груды тел и вскочил на ноги. Вернее попытался вскочить. Суп действительно был очень горячий. И его было много. А гениталии у лиц рязанской национальности физиологически почти идентичны с лицами любой национальности.[8]

Он встал на корточки и посмотрел на меня. Лицо его выражало мужественное страдание. Увидев, что я хладнокровно![9] беседую по телефону, он высвободил правую руку, из которой так и не выпустил пистолет, и несколько раз нажал на спусковую скобу. Выстрел прозвучал всего один. В жизни не бывает неперезаряжаемых голливудских кольтов. Этим выстрелом слабеющий стрелок поразил телевизор.