Марсельская сказка - Елена Букреева

Холод пробирал до самых костей. Зубы стучали так сильно, что пару раз я едва не откусила себе кончик языка. А из-за сплошной пелены воды в глазах ничего не было видно. Вода была настолько ледяной, что казалось, её набрали прямо из проруби. Мне отчаянно хотелось жить, в то же время, я мечтала лишь о том, чтобы всё это поскорее закончилось, и я погрузилась в безопасную тьму без единого шанса выбраться. Мои лёгкие и моё сердце, казалось, вот-вот перестанут справляться с задачей поддерживать во мне жизнь.

— Отвечай!

— Хватит! — во все горло завопила я. — Я н-ничего н-н видела! Я-я к-клянусь! Я не видела никаких лодок! Он…

Самой большой моей ошибкой было открывать рот, когда он держал ведро наготове. Я крепко зажмурилась, уже приготовившись к новой порции унижения и холода, когда негодяй вдруг отшвырнул ведро с водой в сторону и подошёл ко мне почти вплотную. Его взгляд упал на мою грудь, и тогда я поняла, что пытка водой — не самое худшее наказание. Органы в животе сделали сальто, когда на его губах нарисовалась масляная ухмылка.

— И почему это я раньше не замечал, какие прелести скрывает это дерьмовое платье? Эй, братик, иди-ка сюда! У меня появилась отличная идея, как разговорить эту прелестницу…

У меня не осталось ни сил, ни молитв. «Бороться! Ты должна бороться! Будь дипломатом, отстаивай свои права, защищай свою территорию!» — жалобно стонало подсознание, но я не могла даже разлепить посиневшие губы. Моё тело было мне неподвластно. Я уронила подбородок на грудь, веки отяжелели. И прежде, чем что-то вопиюще ужасное успело произойти, я услышала чужой голос, с ледяной угрозой процедивший:

— Верните её в подвал. Живо.

Глава 5. Вонжонс

Он не смотрел мне в глаза. Как всегда улыбчивый, слегка смущённый и тихий, он стоял напротив, но его взгляд был направлен куда-то за моё плечо. Это могло значить только одно: он чертовски волнуется и что-то скрывает. Я встревожилась не меньше и, коснувшись его плеча, кивнула в сторону окон, выходящих на библиотеку. Только тогда он обратил на меня внимание.

— Тебе очень нужно в библиотеку?

Когда он задал этот вопрос, я слегка опешила. Мы с Генри были знакомы на протяжении вот уже трёх лет — с тех пор, как перепутали учебники друг друга на совете старост. Кажется, с первого дня мне удавалось разгадать все его эмоции и желания, в конце концов, Генри никогда ничего от меня не утаивал. Мы не были друзьями, между нами всегда теплилось что-то большее, но его приятель, Джош, как-то случайно обмолвился о том, что Генри с первого курса влюблён в мою однокашницу — Мэдлин. Я не собиралась спрашивать напрямую. Возможно, это разбило бы мне сердце.

Или сломило бы моё эго.

— Завтра нет занятий, так что никакой необходимости… — пробормотала я, усиленно роясь в памяти.

— Послушай, я знаю, что Улла ждёт тебя, но ты не могла бы уделить мне пару минут? Я думаю, нам нужно поговорить. Конечно, если это не создаст неудобств.

Он провел пальцами по виску и лучезарно улыбнулся, пытаясь скрыть волнение. В толпе студентов, заполонивших холл, я разглядела Оуэна, Джоша и Кларка — сокурсников Генри. Они стояли возле стенда о Первой Мировой, который соорудили студенты исторического факультета, и мельком поглядывали на нас. Боже, как они все были похожи между собой в этих одинаковых шерстяных костюмах-тройках и с одинаковыми ухмылками! На их сияющих лицах никак не отразилась вся тяжесть и весь ужас экзаменов. О, как я ненавидела эту троицу!

— Улла подождёт, — вернув к Генри решительный взгляд, ответила я.

Снаружи моросил тёплый июньский дождь, и когда мы вышли из колледжа, Генри предложил мне свой пиджак. Очередное мрачное и холодное лето, окрашивающее двор колледжа в самые удручающие оттенки. Оливковые стены, мокрые от моросящего дождя, отбрасывали высокие тени на каменную плитку, пока насыщенный зелёный газон создавал иллюзию обманчивого лета посреди поздней осени. Впрочем, из сезона в сезон картина здесь не менялась; лишь изредка маленькие лужайки заливал редкий солнечный свет, выглядывающий из-за высоких шпилей.

Дождь, казалось, усилился.

С каждым пройденным шагом пульс мой учащался, а непонятный ком сдавливал горло. Куда мы идём? Мне не хотелось задавать вопросов, не хотелось разрушать этот волшебный миг, когда тебя окружает лишь трепетная неизвестность. Я теплее укуталась в пиджак Генри и вдохнула запах его парфюма. Нужно запомнить этот миг. Запомнить, какой аромат меня окружал. Как сильно было затянуто небо тучами. И как украдкой на меня поглядывал Генри, чем-то взволнованный и явно воодушевленный. Всё было прекрасно этим холодным июньским вечером. Я не ждала, что он закончится плохо.

— Помнишь историю, которую профессор Маккарти рассказывал на одной из самых первых лекций? Об этом дубе, — голос Генри эхом звучал в моей голове, и если бы он не указал рукой в сторону раскидистого дуба всего в нескольких ярдах от нас, на мокрой лужайке напротив часовни, я бы, возможно, так и утонула бы в своих мыслях. — Пойдём.

Мы направились прямиком к дубу вдоль по истоптанной тропинке, и, следуя за Генри, я всеми силами пыталась вспомнить историю профессора Маккарти. Проблема была в том, что я не имела и малейшего представления о том, кто такой этот профессор Маккарти и мог ли он когда-то вести у меня лекции. Впрочем, все мысли улетучились, стоило нам остановиться под широкой кроной с тёмно-зелёными листьями, защищающими нас от дождя. Я взглянула на Генри — цвет его глаз был столь же насыщенным, как и зелень вокруг. Он взял меня за руки, и колени мои задрожали.

— Эйла, — его рот приоткрылся, и лишь спустя секунду он вздохнул, посмотрев в небо. — Я репетировал этот разговор весь предыдущий вечер.

— Генри, всё в порядке? — мягко спросила я, сжав его ледяные ладони.

— Да. Да, всё просто… просто замечательно. Ты знаешь, через пару недель закончатся последние экзамены, и ты уедешь в Дирлтон. Я — в Плимут. Два месяца будут тянуться целую вечность: я буду ждать твоих писем, которые ты никогда не отправишь, и сотни раз прокручивать в голове этот разговор. Но прежде чем ты обнимешь меня на прощание, прежде чем сядешь в поезд, я хотел бы… хотел бы признаться тебе, Эйла.

Генри перевёл дыхание, а я уже едва стояла на ногах. Когда он заговорил, кажется, даже дождь перестал стучать по листьям древнего дуба.

— Я влюблен в тебя. Влюблен, Эйла, влюблен очень давно. Я больше