Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

Как слышал потом Скофа, Убар Туэдиш уже был готов отдать приказ об отступлении, но в этот момент на поле боя появились бойцы четвертой малисантийской во главе с охранной сотней. Их маленький отряд, который возглавлял сам Патар Туэдиш, первым врезался в ряды врагов и рассек беснующееся море дикарей, словно меч живую плоть. Все глубже и глубже они врезались в толпу, а воины четвертой малисантийской, шли за ними следом, разводя войско харвенов на две части. Увидев это, основные войска воспряли духом и тоже ринулись в атаку, начав теснить вражьи ряды.

И вот, в самой гуще сражения, к Патару и Лико пробился последний вождь марьявов Изгар Волчий зуб в окружении своих лучших воинов. По словам бывших тогда рядом солдат, он был огромен и могуч, словно вставший на задние лапы медведь, а сражался двумя тяжелыми топорами. Патар приказал ближайшим хранителям отвести вглубь и защищать Лико, а сам сразился с исполином и в ожесточенном бою отсек ему сначала правую руку, а потом и голову.

Когда марьявы увидели как их великий вождь и лучший из воинов, что знала эта земля, пал от руки тайларина, они растерялись. Да, каждый из них уже простился с жизнью и всем, что было ему дорого в этом мире. Да, каждый из них, уже знал, что мертв и единственное что ему осталось — это прихватить с собой как можно больше захватчиков. Но зрелище, как гибнет от рук какого-то мальчишки их легенда и гордость, сковало волю варваров и заставило дрогнуть. Пусть и ненадолго, но этого времени хватило, чтобы тагмы, вдохновленные подвигом Патара Туэдиша, ударили с новой, удвоенной силой. Мощным ударом они опрокинули нестройные боевые порядки варваров и, хотя харвены вновь и вновь бросались на тайларов, стараясь продать свои жизни как можно дороже, натиск их слабел, и вскоре большая часть варваров была перебита.

Та битва прославила каждого участвовавшего в ней воина. Но больше всех славы и чести досталось именно Патару Туэдишу, чей удар во многом решил исход боя. И каждый в армии знал это. И уважал главу телохранителей Великого стратига.

Пока они шли, несколько человек из встретившего их поискового отряда добежали до лагеря и успели всех предупредить. За воротами их уже встречал стройный ряд хранителей стратига в посеребренных кольчугах и оттесненных золотом остроконечных шлемах. Кроме них толпились различные военные сановники, командиры и просто солдаты, решившие лично поприветствовать своего полководца. А впереди всех стоял и сам листарг тагмы Элай Мистурия. Он был низкого роста, худеньким, но с заметным брюшком, сильно оттягивающим его красную тунику. Его поседевшие за сорок с лишним лет жизни волосы были коротко острижены, а небольшая бородка как всегда была уложена идеальным клинышком. Командующий тагмы выглядел взволнованным и слегка растерянным: он переминался с ноги на ногу и заламывал пальцы, а когда увидел стратига, то торопливо засеменил, путаясь в собственных ногах.

— Господин великий стратиг! Какое счастье видеть вас целым и невредимым! — голос листарга всегда напоминавший Скофе мурчание старого, разжиревшего кота, сейчас немного подрагивал и колебался. Похоже, командир тагмы был не на шутку взволнован происходящим. — Когда ваши люди прибыли и спросили о вас, я, признаться честно, перепугался до жути! Я уже был готов поднять всю свою тагму на ваши розыски… но тут меня настигли чудеснейшие вести о вашем появлении! Вы, вероятно, смертельно устали с дороги, но прошу вас, даже молю подождать немного. Я отдал поручения и сейчас вам готовят шатер, а мой личный повар уже…

— Не время для отдыха листарг, — перебил командира тагмы Лико Тайвиш. — Соберите всех фалагов и арфалагов в командирском шатре. Я хочу немедленно их видеть.

— А… конечно, конечно господин, как вам будет угодно, — растерянно промурчал командир. — Но могу ли я хотя бы предложить вам вина? У меня тут осталось весьма недурное латрийское.

— Можете. И я с удовольствием его выпью. Во время совета с вашими командирами.

Полководец уверенно зашагал в сторону большого шатра посередине лагеря, а явно сбитый с толку листарг засеменил следом. За ними же отправились Сэги, Патар Туэдиш, и несколько командиров, что были в толпе и слышали слова полководца.

— Я посылал вас за дичью, а не за главнокомандующим, воины. Не желаете ли объясниться? — раздался за спинами пятерых воинов знакомый голос.

Обернувшись, они увидели высокого и крепкого мужчину средних лет. У него были слегка поседевшие длинные волосы, ровно подстриженная борода, нос горбился от старого перелома, а левый глаз закрывала серая повязка. Но, несмотря на старые увечья, он не выглядел уродливо. Напротив, шрамы даже добавляли его лицу какой-то особой, суровой красоты.

— Ты уж прости нас Эйн, — обратился к старшему Мицан. — Мы честно пытались сделать всё как ты просил, но как-то само вышло. Обещаю, что в следующий раз мы обязательно приведем в лагерь кого-нибудь более пригодного для котла и вертела.

Эйн Аттория рассмеялся и обнял каждого из своих воинов.

— Рад видеть вас целыми и невредимыми. Судя по всему, дорога выдалась не простой.

— Мы столкнулись в лесу с разведчиками дикарей, — сказал Лиаф Щепа.

— С мальчишками, — поправил его Фолла Варакия. — С долбанными мальчишками, возомнившими себя солдатами.

Сказав это, он угрюмо побрел в сторону их палаток.

— Что это с ним? — удивленно спросил старший десятки.

— Да… как тебе сказать, — протянул Киран Альтоя, — Разведчики оказались харвенским молодняком. Совсем детьми ещё. А ты знаешь нашего Фоллу. Вот он и принял все близко к сердцу.

— Ясно. Ну ничего. Отойдет. Так, вы должны рассказать мне все. И про харвенов, и про нашего полководца, да укроет его Мифилай нерушимым щитом, и как вы вообще с ним встретились!

И они рассказали. А потом, когда дошли до трех солдатских палаток, в которых они жили по трое и одной командирской, повторили свой рассказ за миской ячменной каши с солониной у общего костра для остальной части своей десятки — Эдо Фатафии, Басару Тригои и близнеца Арно и Амолле Этоя.

— Чудные дела творятся, Скофа. Совсем чудные. Не иначе как боги тебе знак шлют, — проговорил Эдо Старый, разглаживая бороду.

Хотя он был на год его младше, но выглядел совсем стариком: борода у него поседела, волосы почти полностью выпали, а те, что и оставались, он начисто сбривал. Бледно-серые глаза глубоко впали, отчего его и без того худое лицо напоминало обтянутый кожей череп. Во время разговора он слегка шепелявил — лет десять назад удар щита восставшего вулгра лишил его трех верхних зубов.

— Опять ты про своих богов талдычишь. Да тебе уже в каждом чихе провидение мерещится, — прогрохотал Басар Тригоя, прозванный в тагме Глыбой.

Хотя Скофа и считал себя крупным и здоровым мужчиной, этому исполину даже он не был и близко ровней. Басар был на голову выше и почти вдвое шире в плечах любого в тагме. Казалось, что боги, захотев вылепить двух человек, так и оставили свой труд единым целом, дав сверху ещё и силы, хватившей бы с лихвой на пятерых. Все они хорошо помнили, как однажды Басар в одиночку вытащил увязшую в грязи телегу, потом удержал открытыми городские ворота во время штурма Бурека, а однажды одним ударом убил обезумевшую лошадь. В бою он был неистов и смел и в тагме его за это уважали. Но и побаивались тоже: у этого человека была темная сторона, что время от времени вырывалась наружу.

— А как ты ещё это объяснишь? Чтобы вот так, пойти в лес, там сначала жизнь полководцу спасти, а потом ещё и харвенов найти, за которыми мы вот уже три шестидневья гоняемся? Нет, тут точно боги вмешались.

— Ну, варваров то не я нашел, — скромно заметил Скофа, но Эдо с Басаром уже успели зацепиться языками. Их вспыхнувший спор был лишь очередным листочком, на густой кроне очень давнего спора, который эти двое вели без малого двенадцать лет, то забывая, то возобновляя его с новой, удвоенной силой.

— Как? Да так же как в кости выигрывают. Удача и совпадение. Не более. Если боги и есть, то у них точно дела поважнее имеются, чем в наших судьбах ковыряться.