Опасная книга для мальчиков - Хэл Иггульден

Часть I

Странный, кажется, вопрос. Всем давно известно, что в сентябре 1380 года в битве на Куликовом поле войсками великого князя Московского Дмитрия Ивановича был нанесён сильный удар по господству Золотой Орды, ускоривший её последующий распад. Но точно так же давно известно, что в конце 1380 года хан Золотой Орды Тохтамыш разгромил войско Мамая, благодаря чему центральная власть стала контролировать основную территорию ордынских владений. А распад Золотой Орды начался только в первой четверти следующего, XV века. Так что вряд ли удар по Мамаю на поле Куликовом ускорил распад Золотой Орды.

Известный литературовед и публицист В.В. Кожинов был очень внимательным читателем исторических трудов. Эти бросающиеся в глаза противоречия в энциклопедических статьях о Куликовской битве побудили его провести собственные исследования истории и предыстории Мамаева побоища. Выводы, сделанные им, оказались во многом неожиданными даже для самого исследователя.

В самом деле, если «на Куликовом поле был нанесён сильный удар по господству Золотой Орды», то почему тогда после победы, одержанной 8 сентября 1380 года, «на ту же осень князь великий отправил в Орду своих киличеев (послов) Толбугу да Мокшея с дары и поминки (подати)»? Эти послы долго гостили у «царя» Тохтамыша и вернулись в Москву только в августе 1381 года. Но ещё зимой 1380–1381 годов Тохтамыш окончательно добил Мамая «на Калках» и отправил своих послов к Дмитрию Ивановичу и ко всем русским князьям с вестью, «како супротивника своего и их врага Мамая победи».

Отсюда «недвусмысленно явствует, что ни великий князь Дмитрий Иванович, ни хан Тохтамыш отнюдь не полагали, что на Куликовом поле Русь сражалась против Золотой Орды. На самом деле Русь это делала почти полутора веками ранее, в 1237–1240 годах, непосредственно во время нашествия. Тогда она действительно самоотверженно сражалась с уже покорившими полмира монгольскими войсками. Но затем Русь так или иначе вошла в состав Золотой Орды и никогда не преследовала цель выйти из неё посредством войны».

Могут возразить, что Иван III в 1480 году всё же выступил с мощной военной силой против хана Ахмата и заставил его удалиться. Однако к этому времени Золотая Орда уже не существовала, сравнительно давно распавшись на несколько самостоятельных, увязающих в междусобице ханств – Сибирское, Казанское, Крымское, Астраханское и т. д. И поэтому Ахмат являлся ханом всего лишь так называемой Большой Орды, недолгое время своего бытия занимавшей сравнительно малую территорию между Днепром и Доном и постоянно отбивавшейся от наездов других ханов – из Крыма и с Волги.

Получается, что Мамай был врагом и Руси, и Золотой Орды. А «как дошёл он до жизни такой», подробно рассказано в исследовании В.В. Кожинова «Судьба России». Мамай не был ни наследником ордынского престола, ни вообще чингизидом. А был он крымским темником, то есть командовал золотоордынским войском, расположенным в Крыму и прилегающих степях. Он многократно пытался узурпировать власть в Орде, иногда это ему даже удавалось, но при появлении того или иного законного хана подданные Мамая просто переставали ему повиноваться. К середине 1370-х годов Мамай понял, что власти в Золотой Орде ему не видать, и прекратил бесплодные попытки.

С этого времени Мамай обращает свой взгляд на Москву. Никакой враждебности к ней он ранее, до 1374 года, не проявлял – напротив, пытался расположить к себе Дмитрия Ивановича, по своей инициативе, без просьбы со стороны князя, посылая ему «ярлык на великое княжение». И великий князь Московский исправно платил подати Мамаю. Но под 1374-м годом летопись сообщает о бесповоротном «розмирии» Дмитрия Ивановича с Мамаем, которое в конечном счете и привело к Куликовской битве.

Как уже сказано, это начавшееся в 1374 году противостояние Руси и Мамая вовсе не являлось борьбой великого князя Дмитрия Ивановича с Золотой Ордой. И не только потому, что Мамай не был ханом Золотой Орды. Сама Мамаева Орда – по крайней мере ко времени её «розмирия» с Русью – представляла собой совершенно особенное явление, о чём достаточно ясно сообщают известные всем источники. Но историки, как правило, игнорируют эту «информацию», поскольку они не усматривают и словно бы даже не желают усмотреть существенное различие между Мамаем и ханами Золотой Орды.

В.В. Кожинов пишет: «В «Сказании о Мамаевом побоище» изложена… «программа» собравшегося в поход на Москву Мамая – программа, которую у нас нет никаких оснований считать произвольным вымыслом автора «Сказания». В пересказе современным русским языком программа эта выглядит так: «Мамай обратился к своим правителям, князьям и уланам («удальцы, витязи» – так назывались члены ордынских княжеских семей): «Я не хочу делать, как Батый, но когда изгоню русских князей, возьмём их прекрасные города, пригодные нам, и сядем в них, тихо и безмятежно поживём…» И многие Орды присовокупил к себе, и нанял иноплеменных воинов из бесермен и армян, итальянцев, черкесов, осетин и буртасов… И пойдя на Русь… приказал селеньям своим: «Никто пусть не пашет землю и не сеет хлеб, но будьте готовы на русские хлеба»…»

«То есть Мамай, – поясняет далее Кожинов, – в отличие от создателя Золотой Орды Батыя (и, конечно, от его преемников), намеревался не просто подчинить себе Русь, а непосредственно поселиться со своим окружением в её лучших городах, к чему золотоордынские правители никогда не стремились; столь же несовместимы с образом жизни Золотой Орды наёмные иноплеменные войска, на которых, очевидно, возлагал большие или даже основные свои надежды Мамай. Словом, Мамаева Орда была принципиально другим явлением, нежели Золотая Орда, и ставила перед собой иные цели…»

Интересно и то, что в ряде документов говорится об участии в войске Мамая народов, которые, казалось бы, уже остались в прошлом или хотя бы сошли с мировой арены – половцев и даже печенегов. Например: «Мамай идёт на Русь со всей силою татарскою и половецкою»; «Дмитрий Иванович с всеми князьями рускими, изрядив полки, иде против поганых половецъ»; «Поди, господине, на поганыа половци» (призыв Сергия Радонежского); «храбрии же витязи, довольно испыташе оружие свое над погаными половци»; «Выеде же печенег ис полку татарского…»; «Ныне подвизаемся противу безбожных печенег, поганых татар».

Возможно, эти образы сравнительно далёкого прошлого использовались для придания большей выразительности – примерно так, как в годы Первой мировой войны русские газеты называли германцев «тевтонами». Но не исключено, что те же печенеги могли быть вовлечены в боевые действия, поскольку находились в пределах досягаемости – на территории нынешней Гагаузии. Что же касается половцев, то, как предполагает Ю. Лощиц, «половцы, или кыпчаки, составляли большинство в этом многоязыковом воинстве Мамая, поскольку их кочевья занимали срединные степные пространства Мамаевой Орды».

Другая загадка: почему слова «печенег» и «татарин» употребляются одновременно? «Дмитрий Иванович, объезжав поле битвы, видит Пересвета черньца, а перед ним лежыт поганый печенег, злый татарин, аки гора». Неизбежно возникают вопросы: если «печенег» – это национальность татарина, что же тогда означает «татарин»? Не исключено, что это слово употреблялось просто как отрицательная характеристика.

Обратим теперь внимание на перечень иноплеменных наёмников. Участие в войске Мамая народов Северного Кавказа, а также волжского племени буртас – факт, хорошо известный историкам. Кого называли тогда словом «бесермены», точно сказать трудно, да и не это главное. А вот армяне и «фрязы», они же итальянцы, – они-то как попали в Мамаеву рать? Что это – эпизодическое участие европейских наёмников в попытке Мамая завоевать Московское княжество или тут просматривается более серьёзная политическая программа?

Что касается армян, то здесь речь идёт о жителях армянских колоний в Крыму. Из истории крымских армян известно, что они подвергались постоянному давлению со стороны католической церкви. Часть армянской торговой верхушки, связанная с генуэзским капиталом, поддалась ватиканской пропаганде и дала католическому епископу Кафы (ныне Феодосии) своё согласие признать верховенство римского папы. Но папские миссионеры и епископы действовали не только методом убеждения, нередко прибегая к насилию и подкупу отдельных служителей армянской церкви. Так что «армянский вопрос» здесь вторичен. А на первое место выступает деятельность итальянцев из Венеции и Генуи.

По мнению ряда историков, присутствие итальянцев (венецианцев, генуэзцев) в Крыму было тесно связано с политикой Ватикана в отношении не только Руси, но и Византии. Эта политика имела самые гибельные последствия. Как пишет Кожинов, внедрение генуэзцев в Константинополь было обдуманным, упорно и неутомимо проводимым предприятием. Их исключительная энергия, их огромные денежные средства были направлены на то, чтобы укрепить себя, а с другой стороны – ослабить Византию в самом её центре… Генуэзская колония в Константинополе с её обитателями, ничем не связанными с великим очагом византийской жизни и культуры, кроме только того, что они медленно, но верно губили его, была подобна неизлечимой язве на усталом, теряющем силы для борьбы организме. «Установку» генуэзцев в отношении византийцев можно определить словами императора Иоанна IV Кантакузина: «Они желали властвовать на Чёрном море и не допускать византийцев плавать на кораблях, как будто море принадлежит только им…»