Золотой империал - Андрей Ерпылев

— А так — гуляй душа! Ну, пока следствие идет, под подпиской посидишь... Ты ж, Алехина, местная? Местная, спрашиваю?! — Жесткие пальцы милиционера ухватили Аню за подбородок, приподняли голову девчонки.

— Местная... — сквозь зубы выдавила она, ненавидяще глядя в глаза Лукиченко.

С каким удовольствием она сейчас запустила бы ногти в эти наглые, близко посаженные светлые зенки, так портящие в общем-то по-мужски симпатичное лицо мента...

Лейтенант, видимо, почувствовал негативный всплеск энергии, исходящей от этого звереныша, потому что убрал руку и опасливо отодвинулся подальше, к окну, прикинувшись, что просто захотел подышать воздухом из приоткрытой форточки.

— Ну и ладушки. Значит, и ездить тебе особенно некуда, Алехина. Ну а если надо будет куда... В Челябинск там или еще куда-нибудь: ты только мне скажи — я пособлю.

— Что-то вы, гражданин начальник, добренький чересчур, — снова опустив голову, пробубнила под нос Аня.

Запал мгновенной ненависти весь вышел, оставив только какую-то пустоту в груди, ставшую привычной после смерти Леши. Будто выпало оттуда что-то необходимое и нечем заполнить зияющую дыру. Лешик... Девчонка снова почувствовала, как к горлу подступают слезы, удивившие донельзя — казалось, еще вчера выплакала все и теперь внутри все сухо, будто в пустыне...

— Да не надо так официально, Алехина... Тебя ведь Аня зовут? Вот! -деланно обрадовался Лукиченко, увидев, как девица мотнула головой, что можно было равно принять как за согласие, так и за отрицание. — А меня — Виталий Сергеевич. Ты можешь просто Виталием звать, — расщедрился он. — Вот и познакомились!

Аня больше не могла сдерживать слезы. Она упала лицом на сгиб локтя и затряслась в рыданиях.

«Нет, так дело не пойдет! — решил про себя лейтенант, поднимаясь со стула и наливая из-под крана стакан воды. — В таком состоянии мне эту бл... не разговорить! Что ж, переходим к плану под номером два».

— Ну не плачь, не плачь! — Лукиченко, попытавшись насколько смог добавить в голос тепла, неловко погладил девицу по голове, протягивая под вздрагивающие спутанные волосы стакан. — Ты водички вот выпей лучше. Успокойся.

Зубы Анюты, чуть помедлив, выбили громкую барабанную дробь по краю стакана.

«Как бы не отгрызла кусок, с нее станется! — опасливо подумал Лукиченко, потихоньку отбирая сосуд, в который девица намертво вцепилась обеими руками. — Попадет в больницу, отвечать за поганку мне придется!»

— Ну, успокоилась немножко? Вот и порядок!.. «Сейчас спросить? Нет, еще не дошла до кондиции...»

— У тебя закуска-то какая-нибудь есть, Аня? Девица подняла голову:

— А что?

Лейтенант молча нагнулся, достал из спортивной сумки, стоящей у ножки стола, бутылку «Московской», принесенную с собой, и со стуком поставил ее на стол.

«Ишь, как глазки-то загорелись! — удовлетворенно подумал он, наблюдая за преобразившейся Алехиной. — Бл... она и есть бл...! Наверняка по материным стопам пойдет. Наследственность...»

Конечно, ничего особенного у Анюты, мигом окосевшей от водки, упавшей на старые дрожжи, выведать не удалось. Из ее слезливых, перемежаемых бурными рыданиями по безвременно усопшему Лешику монологов удалось лишь вытянуть кое-какие черты портрета загадочного Князя, который с некоторых пор иногда появлялся то один, то со здоровенным гориллоподобным субъектом, откликающимся на кличку Колун (еще один, кстати, фигурант!), тот факт, что золото поступало именно от них в качестве оплаты за наркотики, которые они потом увозили неведомо куда, да еще наверняка неверный пересказ их с покойным Клещом разговоров, обрывочно слышанных, когда прислуживала за столом. Интересный получался типаж. Не встречалось такого в их краях, та еще, видно, птичка, залетная... Да и Колун этот...

Выяснилось и еще кое-что интригующее...

Анюта заявила совершенно точно, что в последний раз Князь принес ровно пятьдесят штук золотых «червонцев», то есть десятирублевок. Они еще вместе с Лешиком их несколько раз пересчитывали, прежде чем спрятать в тайник, причем два золотых, именно два — свою обычную долю — Грушко припрятал получше. Помявшись, Алехина, видимо решившая окончательно и бесповоротно встать на путь исправления, ненадолго исчезла из кухни и, вернувшись, выложила перед Лукиченко два блестящих желтых кругляка. Возможно, в так и не найденном тайнике оставалось и еще кое-что, но лейтенант решил пока не форсировать события.

— Молодец, Алехина, хвалю! Помощь следствию — дело благородное, — заявил Виталий, заворачивая монеты в кусочек фольги от плитки шоколада «Сказки Пушкина», предложенной в качестве закуски, и пряча в нагрудный карман, под пуговицу. — Я, Анюта, верю в то, что мы с тобой поладим!

На самом деле мысли его текли совсем в другом направлении.

Если первоначально было полсотни золотых, два «отслюнил» себе Клещ, а в описи изъятого при обыске значилось сорок семь, значит, где-то существует еще один неучтенный червонец... Стоп! Он же тогда, обрадованный находкой, высыпал пригоршню желтяков перед капитаном Александровым... Не притырил ли одну монетку этот сухарь и чистоплюй? На зубок, так сказать, а?..

— Слушай, Але... Аня! Ты после обыска тогда ничего в кухне не находила?

— Не-э...

Пьяненькие глазенки честные-честные, пустые-пустые...

— Ладно, верю.

Чего ей скрывать, когда она сама два золотых притащила, без какого-либо нажима? Похоже, правду говорит девчонка. А интересно, куда все-таки Клещ их тогда заховал так, что специалисты найти не смогли?

— Хорошо, Аня, я пойду... Ты тут допивай, доедай... Если что-то вспомнишь про Князя или он вдруг сам решит забежать на огонек, сразу мне отзвонись. Запомнила?

Девчонка согласно закивала. Ишь как глазки-то замаслились... А ведь граммов сто пятьдесят и приняла-то всего, да под закуску, хоть и не разносолы. Неужели она уже настоящая алкоголичка?

— Про наш разговор — ни гу-гу! Кто бы ни спросил.

— А из милиции если?..

— Особенно если из милиции. Ни-ко-му! Поняла?

Анюта вышла из кухни следом за лейтенантом, провожая его до двери, но, минуя комнату с неубранной постелью, вдруг засмущалась, кинувшись наводить порядок. Лукиченко против своей воли остановился в дверях прихожей, залюбовавшись ладной фигуркой.

«А что, может быть, и верна прибаутка насчет некрасивых женщин и количества выпитой водки...»

Лейтенант, неторопливо подойдя к девушке сзади, ласково провел ладонью по узкой спине, обтянутой тонким ситцем халатика...

— С добрым утром! — радушное приветствие, даже сделанное самым любезным тоном, отнюдь, не обрадовало лейтенанта, едва разлепившего глаза. — Как вам спалось?

Пробуждение было ужасным. Самым чудовищным было не то, что он проснулся в чужой постели совершенно голым и в одиночестве, и даже не то, что на стуле, куда Виталий впопыхах покидал одежду, восседал, закинув ногу за ногу, приветливо улыбающийся во все тридцать два белоснежных зуба мужчина средних лет. Трагизм ситуации заключался в том, что белозубый пришелец беззаботно поигрывал его, Лукиченко, табельным пистолетом, явно извлеченным из знакомой до последней царапинки кобуры, сиротливо валявшейся на полу...

— Не будем делать резких необдуманных движений, подпоручик, или какой у вас там чин... — Улыбчивый гость шутливо покосился на милицейский погон с двумя серебряными звездочками, выглядывающий из-под скомканной форменной рубахи.

— Лейтенант, — совершенно автоматически поправил его Виталий, лихорадочно ища и не находя выход из создавшейся ситуации.

— О-о... Как на флоте... А я, милостивый государь, в бытность мою в ваших летах, уже носил чин штаб-ротмистра лейб-гвардии Конного, ея императорского величества полка... — Видя полное обалдение на лице милиционера, он рассыпал коротенький смешок и продолжил: — Да, я не представился... Князь Георгий Викентьевич Кавардовский, к вашим услугам! — Мужчина вежливо склонил голову, украшенную идеальным пробором. — А вас, простите, как звать-величать?

— Князь? — как ужаленный подскочил на постели Лукиченко, не обращая никакого внимания на то, что пистолет своим непроницаемо-черным зрачком тут же уставился ему точно между глаз.

— Как видите, Виталий Сергеевич, я вам вполне доверяю! — Князь широким жестом, предварительно вложив в кобуру и тщательно застегнув кнопку, толкнул пистолет к руке его хозяина. — У нас с вами, надеюсь, теперь общие интересы, и мы должны верить друг другу...

«Ага, поверь тебе... — Лукиченко, уже полностью одетый, словно кролик с удава не сводил глаз со слегка изогнутого длинного кинжала с тускло-серым, прямо каким-то дымчатым клинком, не отбрасывающим бликов, воткнутого в столешницу у левого локтя назвавшегося князем Кавардовским господина. — Не этим ли перышком ты банду Серепана-то перерезал? Как курят почикал и глазом, поди, не моргнул...»

Конечно, словам Князя о его службе в лейб-гвардии, о княжеском титуле и прочей ерунде лейтенант не поверил. Не поймешь — то ли чистое вранье, то ли бред сумасшедшего, — но это явно тот самый Князь, без всякого сомнения, безжалостный преступник, менявший царское золото на среднеазиатский опиум-сырец, чем-то запугавший до полусмерти «отмороженного» Клеща, а потом и вообще свернувший ему головенку, походя лишив жизни троих отпетых хулиганов, а четвертого покалечив на всю жизнь... А сколько за ним еще, интересно знать, числится разных подвигов?