Королева воскресла! - Елена Федина

— Плывите!

Они со смехом и глупыми напутствиями уплыли. Мои щеки так горели, что, наверно, светили в темноте как лампы. Я растерянно пятилась, пока не впечаталась спиной в огромный дуб.

Он отвел мне рукой волосы с лица, провел пальцами по шее, это было тоже приятно, но я вся сжалась в дрожащий комок и уперлась ладонями ему в грудь, стараясь оттолкнуть. Не тут-то было!

— Отпустите, — сказала я беспомощно.

Трубочист разжал руки и даже отступил на шаг.

— Однако, я не привык, чтоб меня отталкивали, — весело сказал он совсем другим голосом, и я чуть не задохнулась от такого поворота событий.

— Зарих!

— Ну, конечно.

Он снял маску и шляпу с париком, в темноте я почти не видела его лица, но, по-моему, он улыбался. Я отказывалась верить в то, что происходит, я ждала какой-то очередной шутки над собой.

— Вы хотите надо мной посмеяться, ваше высочество?

— Нет, я хочу разрезать тебя на мелкие кусочки и зарыть в землю. Вот, пожалуй, здесь… не возражаешь?

Мне было почему-то совсем не до шуток, душа моя металась между восторгом и отчаянием, а ноющая боль в сердце мешала понимать что-либо.

— Разрежьте меня, ваше высочество, — сказала я, — растерзайте меня, затопчите в землю… я даже не пикну. Одной лягушкой станет меньше.

Зарих снова приблизился, взял меня за плечи и шепнул в самое ухо, так что сердце оборвалось и упало куда-то в пропасть.

— Хочешь, я буду любить тебя до утра, как самую прекрасную принцессу? Хочешь, Жанет?

— А… завтра? — задала я глупейший вопрос, — завтра вы меня разлюбите?

— Разве может кто-нибудь в этом замке поручиться за то, что будет завтра?

— Вы правы, зачем заглядывать так далеко! Мне так много не надо! — спина моя до боли впивалась в шершавую дубовую кору, колени подгибались, — я просто не могу понять… неужели я вам нравлюсь?

— Да. Очень…

Не знаю, что случилось: то ли звезда моя наконец посветила на меня благосклонно, то ли Господь Бог на минуту отвернулся… Мы лежали в моей комнатушке на узкой жесткой кровати, прекрасный принц и маленькая прачка, и мир не рухнул, не разрушились горы, и не пересохли моря! Только сердце трепыхалось в груди как воробушек, губы пылали, и сладко ныло где-то внизу живота.

Лампа светила тускло, отражаясь в треснувшем зеркале, скрипело на ветру раскрытое окно, за окном звучала веселая музыка, метались разноцветные огни, и шумела толпа. На стуле висели мое бледно-розовое платье и черный костюм трубочиста, на столе, рядом с букетиком астр лежали парик и маска.

— Знаешь, Жанет, я пожалуй уеду в свой Тарльский замок, и увезу тебя с собой. И пусть они тут как хотят! Ты поедешь со мной?

— Конечно, поеду. Куда ты только захочешь. Но что будет тогда с Лесовией?

— Как будто кроме меня некому думать о судьбе Лесовии!

— Некому.

— Мне всё тут надоело: вся эта мразь и весь этот разврат! В конце концов, я не король.

— Зарих…

— Ну что?

— Ведь я же не затем добывала тебе твои бумаги, чтобы ты взял и махнул на всё рукой.

Зарих приподнялся надо мной и посмотрел мне в лицо с тоской и безнадежностью, он сам прекрасно понимал, что никуда не уедет. От своего чувства долга он мог избавиться разве что в мечтах.

— Если б ты только знала… ты даже представить не можешь, что здесь происходит!

Я потянулась к нему губами, но он даже не заметил.

— И все-таки, Жанет, как ты нашла эту куклу?

— Сама не пойму… знаешь, мне кажется, что я была служанкой у герцогини Юлианы. Наверно, я видела, как она прячет бумаги, потому что я вспомнила, что они там. Я даже знаю, что куклу зовут Стелла.

— Ты могла быть ее служанкой?

— Могла. Говорят, что я год жила в Тимане у тетки.

Зарих лег на подушку и прижал меня к себе.

— Так вот в чем дело… Боже, я ж тебя тогда чуть не убил!

— Я так испугалась! Но мне показалось, что ты сам чего-то испугался.

— Да если б ты знала!

Я тыкалась губами в его щеку и гладила его волосы.

— А мне нельзя это узнать?

— Я не хочу тебя пугать, лягушонок.

— Я и так слишком много знаю, чтоб не спать по ночам!

Зарих долго целовал меня, так словно я и правда первая красавица, а уста мои помазаны нектаром. Привыкнуть к этому было невозможно, все отравляла одна проклятая мысль: "Я же уродина, как он может?!"

— Дело в том, Жанет, — сказал он так мрачно, что у меня сжалось сердце, — что единственный человек, который знал, где эти бумаги, умер.

— Но ты же отдал их Юлиане, — изумилась я, — а она жива!

— Это не Юлиана.

Я села. Зарих схватил меня за руку, чтоб я ненароком не вскочила и не убежала куда-нибудь.

— А кто же это?!

— Ты не дрожи, я всё-таки с тобой.

— Кто это?!

— Это моя мать в теле Юлианы.

— Как это?..

Мне вдруг стало всё пронзительно ясно. Все перевертыши с характерами, вся эта месть после смерти…

— А настоящая Юлиана? — пробормотала я, уже догадываясь, что он ответит.

— Умерла, — жестко сказал Зарих.

И только теперь я поверила, что он любил ее, только ту, настоящую, а не эту! Он любил Юлиану! Господи, могло ли быть по-другому?!

— Умерла твоя добрая королева… а до этого, как я понимаю, твоя добрая хозяйка.

— Ты хочешь сказать, что они каким-то образом поменялись телами? Разве такое возможно, Зарих?!

— А зачем я, по-твоему, искал Алигьери? Уж я бы из него вытряс, как они это сделали! Я еще надеялся всё исправить, но опоздал.

"Ты успел только на похороны!"

— И она знала, что ты знаешь?

— Да.

Я отчетливо вспомнила их разговор в траурной зале, ее холодное злорадство и ее доходящую до фанатизма страсть.

— Постой, — поразилась я, — но она ведь мать твоя!

— А, ты об этом! — усмехнулся Зарих, — она меня замучила своей любовью. Она на мне помешалась! Она мне шагу ступить не дает! Отняла у Юлианы ее тело и надеется, что это ей поможет…

— Отняла ради этого?

— Не только. Она была больна и стара. А Юлиана — молода и прекрасна, и ей ничто не мешало тоже стать королевой. Теперь Юлиана умерла, а мать снова на троне, во всей красе и блеске.

— Но это же чудовищно!

— Она и есть чудовище.

— Подожди… но она же вышла замуж за своего сына!

— Думаю, жить ему осталось недолго. Скоро его найдут с перерезанным горлом или распоротым животом. Мать любит царствовать одна… Ну что ты дрожишь? Я тебя сильно напугал? Прижмись ко мне и ни о чем не думай.

— Зарих, а когда это случилось?

— Где-то позапрошлой зимой. Я перестал узнавать мать и перестал узнавать Юлиану. Потом Корби рассказал мне, что они ездили в Безмолвный монастырь и пробыли там всю ночь. Там, я думаю, всё и произошло… У меня не было доказательств, да и сейчас нет, одни догадки. Но я говорил с матерью, она этого даже не отрицает, она смеется мне в лицо!