Злая зима - Ярошинская Ольга

– Мама! Он был умирающий от спида наркоман, которого трижды судили за разбойное нападение. Он не мог стать еще хуже!

– Некоторые люди готовы платить бешеные деньги за то, чтобы стать вампиром! – Отец перегородил ей дорогу. – Раз уж это произошло, мы должны научиться жить с этим дальше. Ты наша дочь. Мы любим тебя и не хотим терять.

– Уже потеряли, – огрызнулась Эльза. – У вас и брошюрка есть «Как пережить потерю ребенка». Перечитайте на досуге.

– Эльза, не будь такой категоричной, – встрял Брун. – Им тоже тяжело.

– Твоя подруга, Вероника, встала в очередь на инициацию, – сказал отец.

– Вероника? – переспросил Брун. – Это та блондинка?

– Она звонила с утра, спрашивала – где ты, хотела поговорить.

– Мы с ней не так давно уже поговорили, – буркнула Эльза.

– Давайте выпьем чаю, – предложила вдруг мать, натянуто улыбнувшись, и жестом пригласила их в гостиную, виднеющуюся через распахнутые двери. – Ты расскажешь, где устроилась, что думаешь делать.

Брун подтолкнул Эльзу, забрав у нее платье. Девушка вздернула подбородок и пошла вперед.

В гостиной он осторожно опустился в кресло, обтянутое светлым бархатом, опасаясь за устойчивость тонких гнутых ножек.

– Я сейчас, – сказала мать, – хочу заварить чай сама.

– Где ты ночевала? – спросил отец у Эльзы, не сводя глаз с Бруна.

– У меня, – ответил Брун. – Я взял ее на работу.

– Правда? И что же она умеет делать?

– Она мне помогает.

– Вы не кажетесь тем, кому нужна помощь, – заметил мужчина, окинув его взглядом с ног до головы.

– Я не хочу уйти в спячку этой зимой, Эльза меня будит.

Отец поджал губы.

– Я много читал про вампиров в последнее время, – сказал он. – Эльза обернется, даже если укусит оборотня, вы знали? Все же в вас слишком много человеческого.

– Я ей не дамся. – Брун улыбнулся, сверкнув клыками.

– Как я понял, большую часть времени вы валяетесь в отключке. Не боитесь, что она воспользуется вашим беспомощным состоянием?

Брун глянул на Эльзу, которая сидела в кресле рядом с ним и разглядывала пейзаж на стене с таким интересом, как будто видела его впервые.

– А вот и чай! – Мать появилась в дверях с подносом, уставленным крошечными чашками. Поставила его на стеклянный столик, подвинула одну чашку к Эльзе. Брун мысленно вздохнул, примеряясь к тонкой посуде, когда Эльза вдруг вцепилась в его руку так, что ногти впились в кожу.

– Лобзик, – выдохнула она. – Брун! Лобзик!

Он вскочил, сгреб ее в охапку, прижав к себе. Отец поднялся с кресла, недоуменно глядя на них. Солоноватый терпкий запах просочился в ноздри Бруна.

– Вы добавили ей кровь в чай, – понял он.

– Выпей! – воскликнула мать. – Пожалуйста, доченька!

Эльзу колотило в его объятиях, глаза почернели, клыки выступили за губу. Брун схватил второй рукой платье и потащил Эльзу к выходу.

– Я хотела как лучше! – выкрикнула мать. – Эльза! Ты должна это сделать, пока не причинила никому вреда!

Брун на ходу зацепил пальцем куртку и пальто, вешалка с грохотом упала на мраморный пол. Эльза тяжело дышала, и он чувствовал, как гулко бьется ее сердце. Он опустил ее на землю только возле машины, открыв дверцу, запихнул девушку внутрь, кинул вещи на заднее сиденье.

Родители выбежали на крыльцо, и Брун быстро подошел к ступенькам, оглядываясь на машину.

– Вот мой номер, – он протянул визитку мужчине.

– Вы хотите ей добра, – сказала мать. Она не замечала слез, текущих по ее щекам. По запястью из-под рукава выползала алая струйка, капала на крыльцо, запорошенное снегом. – И мы тоже. Пожалуйста, сводите ее в церковь второго пришествия, пусть поговорит с пастырем. Она должна смириться, должна жить дальше.

Брун хмуро глянул на женщину, глаза которой были такого же теплого оттенка, как у Эльзы, когда та не испытывала жажду крови.

Он не стал ей ничего обещать.

– Так, сворачиваемся, – сказал Эльза, отбрасывая письмо в сторону. – Мы читаем почту Дробовицкого уже который час. У нас набрался целый список его любовниц, среди которых пока ни одной Маржеты. Пора собираться в театр.

– Знаешь, Эльза, я на такое не подписывался, – взбрыкнул Брун.

– Знаешь, Брун, посидеть взаперти я бы и дома могла. – Эльза встала, потянулась. – Я тебя бужу, помогаю с делами и жду ответной любезности.

– Давай обсудим виды любезностей. Я мог бы сходить с тобой на спортивный матч или, так уж и быть, в магазин.

– Брун, – Эльза посмотрела на него с укоризной. – Ты знаешь, что новообращенных вампиров держат в башне десять лет, пока они учатся контролировать голод?

– А как же тот наркоман общался с родными, а?

– Через решетку, – ответила Эльза. – Потом вампирам дозволяется выходить в парки и специальные рекреации, где нет людей. А в общественные места я смогу попасть самое раннее лет через пятьдесят.

– Мгновение по сравнению с вечностью, – хмыкнул Брун.

– Иди одевайся! – рявкнула Эльза. – Черный джемпер надень, с треугольным вырезом.

– Сам разберусь, – буркнул он, разворачивая очередной конверт. На белом прямоугольнике чернела короткая фраза, написанная наискось витиеватым почерком. – Нашел! – воскликнул Брун. – Кажется, нашел!

– Верни кольцо, сука, – мрачно прочитала Эльза. – Эм.

– Адреса нет, – задумчиво пробормотал Брун, поворачивая конверт.

– Шикарная зацепка, – вздохнула она. – Все. Собираемся.

– Признайся, Эльза, ты так и не простила, что я разбил тебе губу, – сказал Брун, рассматривая потолок гардероба, украшенный лепниной и позолотой. – Это такая изощренная месть.

Эльза сняла пальто, перекинула его поверх куртки Бруна и улыбнулась гардеробщице.

– Не ной, – сказала она, беря его под руку. – Уже был второй звонок, надо спешить.

– Если мы опоздаем, то нас не пустят? – понадеялся Брун, косясь на Эльзу, которая вышагивала рядом.

– Кто сможет остановить почти-вампира и оборотня-медведя? – спросила Эльза, поправляя бретельку платья. – Расслабься и попытайся получить удовольствие.

– В принципе, есть некоторые моменты, за которые я почти готов полюбить театр, – сказал Брун, пропуская Эльзу в ложу под переливы третьего звонка. – Например, твое платье.

– Спасибо, – улыбнулась девушка. Темно-синяя ткань подчеркивала идеальную чистоту ее кожи, круглый вырез приоткрывал холмики грудей.

– Оно очень удобное.

– В смысле? – Эльза села в кресло, подалась вперед, рассматривая зал, битком набитый зрителями.

– Если вдруг надо будет проверить, бьется ли твое сердце, то ничего не помешает… Кстати, давай проверю.

Эльза закатила глаза и покачала головой.

Свет погас, занавес дрогнул и поднялся. Софиты высветили декорации: деревья в цветочной дымке, контур замка с тонкими башенками. По залу разлилась нежная музыка, и на сцену выбежала босая женщина в развевающихся голубых одеждах, не скрывающих ее обильных прелестей.

Звенящее сопрано рассыпалось колокольчиками, мужчина в черном костюме, появившийся из-за дерева, подхватил партию бархатным баритоном.

– Давай я расскажу тебе, о чем постановка, – прошептала Эльза, наклонившись к плечу Бруна. – Это сильфида – мифическое существо, олицетворение стихии воздуха.

– Серьезно? – удивился Брун. – Вполне себе земная тетка. Такую порывом ветра не сдует. Такую и не каждым трактором сдвинешь.

– Она встречает героя и влюбляется в него.

Брун подался вперед, критически рассматривая мужчину.

– Ну, в общем, они подходят друг другу, – сказал он. – Сюртук вот-вот по швам треснет. А ты говорила, что я толстый. На него посмотри, а ведь герой!

– Прекрати ерничать. – Эльза легонько шлепнула его по руке. – Сильфида страдает.

– Это очевидно. Она так воет.

– Потому что они не могут быть вместе.

– А я думал, ей палец дверью прищемило.

– Ой, все, – фыркнула Эльза. – Ты безнадежен.

– А секс у них будет? – спросил Брун.