Первая любовь - Мария Зайцева

Члены семьи, дети, любимые люди, становились первыми мишенями, слабыми местами.

У новых хозяев жизни были свои правила и понятия, которые менялись так, как было выгодно.

Не было никаких границ, никаких запретов. И ничего святого.

Например, воспользоваться таким классным поводом, как похороны авторитетного мужика, чтоб накрыть всех его парней – это вообще крутая идея!

Митяй оценил.

И менты, которых на кладбище нагнали больше, чем самих провожающих, тоже оценили.

Короче, получились у Михалыча шикарные проводы, в его стиле. Как жил, так и похоронили, под свист пуль. У Митяя бы даже это уважение вызвало, если б пули летали не у него над башкой.

Хорошо, что пришлые, идиоты, так и не выяснили обстановку до конца, и подошли к делу, спустя рукава.

Да и стрелки они были хреновые.

В отличие от Митяя и его парней.

Война – это все-таки школа, блядь.

Митяй отбился малой кровью, пришлые уползли в половинном составе, Михалыча закопали.

Менты, во время перестрелки доблестно прятавшиеся за памятниками братанам, активизировались и начали операцию “Перехват”, успешно перехватив самого Митяя, Валька, Ваньку и еще десяток ребятишек со стволами на карманах.

Из ментовки вышли только через два дня, когда адвокат Михалыча пустил в ход все аргументы. Много аргументов.

Само собой, пока отдыхали, пришлые развернули бурную деятельность. Контора Михалыча, офис при заводе, склады – все попытались прибрать к рукам. Митяй узнал новое выражение, обозначающее то, что они делали. Рейдерский захват.

Пришлось, не заходя никуда, не отсвечивая, “залечь на матрасы”. Хорошо, что было, куда залегать. И хорошо, что Митяй, хоть и не зная мудреных новых названий, по-старинке обзавелся нужными связями.

Столичные ребята, с которыми уже давно решался вопрос о сотрудничестве, отрицательно отнеслись к желанию северных регионов заграбастать лакомый кусок с нахрапа, поэтому прибыли оперативно.

В них чувствовалась нехилая хватка и опыт, поэтому через несколько дней северные отбыли на место постоянной дислокации в новых деревянных костюмах, вопрос о сотрудничестве решился не самым выгодным, конечно, для Митяя образом (долю пришлось отдать больше, чем рассчитывали, но тут уж не поторгуешься, когда жопу подпалили), но в приниципе, вполне нормально.

У Митяя появился бизнес, столичная поддержка и перспективы. Если, конечно, борзеть не будет.

Неделя эта была бешеная, и за заботами, Митяй дико радовался своей чуйке, заставившей отправить мышку из квартиры. Ведь не хотел, совсем не хотел! Думал оставить ее у себя, закрыть, как накануне, и поехать по делам. Похороны – это недолго.

Зато потом как сладко видеть в своей хате ее, такую маленькую и невинную. Даже думать об этом было сладко. Возбуждающе.

Но вот седьмое чувство, не раз выручавшее в Чечне, кричало, что девочку надо убрать из квартиры.

Митяй привык доверять внутреннему чутью.

И не пожалел.

Все завертелось так быстро, что он не успел ничего сказать Кристине. Сначала не мог, а потом уже было опасно.

Он планировал ее забрать после колледжа, утащить в одно хорошее местечко и запереть там до лучших времен.

Он не думал, что северные отморозки до такой степени, что даже окончания панихиды ждать не будут. Немного не подрассчитал.

И не думал, что его примут сразу же, там, у могилы его друга. Про девочку знали только три человека, два из них были с ним, Глеб успел умотать из города, и первым встретил столичных ребят.

За эту неделю одним из основных мерзких моментов было ощущение полного бессилия, невозможности предупредить девочку, что с ним все в порядке.

Он не должен был ее палить.

Не тогда, когда по городу лазят пришлые.

Его хату могли отследить.

Его тачку точно отслеживали.

Он был вторым после Михалыча, он был его наследником.

Его слабое место было бы просто невьебенным подарком для северных мудаков.

Поэтому о ней никто знать не должен был.

Митяй старался не задумываться о том, что себе навоображала мышка, когда он пропал.

Старался не задумываться о том, что она может сделать какую-нибудь очевидную глупость. Типа его поисков.

Лучше пусть обидится. Пусть просто обидится, решит, что кинул.

Потому что этот вопрос он в любом случае решит.

Главное, чтоб не наделала глупостей.

Кристина подошла к Ашотику младшему, кивком указала на дальний столик, где веселились вот уже три часа бойкие золотозубые ребята. В резиновых шлепках на носки.

С массивными перстнями на грязных пальцах.

Они вели себя довольно тихо, но вот взгляды… Острые и настырные, они настораживали.

Ашотик младший кивнул понятливо, повел бычьей шеей.

Кристина ушла на кухню за заказом, мимолетно улыбнувшись пузу Ашота, выплывающему из кабинета.

В который раз порадовалась, что ей так повезло с руководством. Ашот без вопросов взял ее обратно, когда она через три дня безрезультатного ожидания Митяя, пришла в шашлычную.

Штрафанул на ползарплаты, не без этого, но в тот же вечер выпустил в зал. И Кристина была ему безмерно благодарна.

Она училась, работала, готовилась к сессии. И старалась не думать о Митяе.

Вообще не думать. Забыть. Отключить голову.

И забыть о том, что болит, постоянно болит в груди. Там, где раньше было сердце.

Глупо. Господи, как все глупо.

Переживать о едва знакомом парне…

О котором ничего не знала. Даже фамилии.

Кто он? Чем он занимался? Чем занимались его друзья?

Она все-таки невероятная дура, редкостная.

Реликт.

Это все папино влияние, наверно.

Все хорошее и все плохое у нее от него.

От матери ничего не досталось.

Раньше она радовалась этому, а сейчас подумала, что зря. Что ей бы не помешало это умение переключаться. Забывать. Начинать все заново. С чистого листа.

Тогда, после Ферганской резни, после гибели отца, они приехали к дальним родственникам, в этот, показавшийся ей невероятно темным и холодным, город, совсем одни. Без денег, без жилья, даже без личных вещей. Только с тем, что сумели унести на себе.

В Фергане остался их милый домик, увитый виноградом, ее школа, ее друзья. Могила ее отца.

Мать освоилась быстро. Высокая, красивая, совершенно не похожая на свою хрупкую незаметную дочь, она уже через месяц выскочила замуж за мужчину, работавшего мастером на заводе, и отринула прошлое.

Кристина так не могла. Она мучилась, тосковала по отцу, по яркому ласковому солнцу, аромату южного воздуха.

Мать особо к ней в душу не лезла. Учится, ведет себя хорошо, и слава богу. Чего еще надо?

Поступление Кристины в колледж совпало с рождением брата, и мать с мало скрываемым облегчением проводила выросшую дочь в общагу.

Кристина, всегда тихая и малозаметная, быстро сошлась с такими же мышками – однокурсницами,