Слова сияния - Брендон Сандерсон

Похоже, этот факт его не оскорблял. Каладин мало имел дело со светлоглазыми низкого ранга, такими, как Ринд, хотя они были обычным явлением в военных лагерях. В его родном городе жила только семья мэра, принадлежащая к верхнему среднему дану, и темноглазые. Лишь вступив в армию Амарама, он осознал, что существовала целая прослойка светлоглазых, многие из которых занимались простым трудом и старались заработать, как и обычные люди.

Каладин подошел к последнему свертку на стойке. Его форма отличалась от остальных. Она состояла из синего жилета и двубортного длинного мундира с белой подкладкой и серебряными пуговицами. Мундир следовало носить расстегнутым, несмотря на ряды идущих до низа пуговиц с каждой стороны.

Он часто видел такую униформу. На светлоглазых.

— Четвертый мост, — проговорил Каладин, срезав нашивку Кобальтовой стражи с плеча и отбросив ее на стойку к другим.

Альбом Шаллан: сантид

ГЛАВА 3. Узор

Солдаты докладывали о том, что издалека за ними следят разведчики паршенди в пугающем количестве. Затем мы заметили новую систему их проникновения и быстрого отхода на прилежащую к лагерям территорию по ночам. Мне остается только подозревать, что наши враги уже тогда планировали свою военную хитрость, чтобы покончить с этой войной.

«Исследование периода, предшествующего Теократии, безнадежно затруднено, — повествовала книга. — Во время правления Теократии воринская церковь имела практически абсолютный контроль над восточным Рошаром. Поддерживаемые ею фальсификации, позже увековеченные как настоящая правда, прочно укоренились в сознании общества. Но более тревожным является то, что были изготовлены измененные копии древних текстов, подстраивающие историю под догмы Теократии».

В своей каюте Шаллан, одетая в ночную рубашку, читала при свете кубка, полного сфер. В тесной комнате не было настоящего иллюминатора, только тонкая прорезь окна, проходящая по верхней части наружной стены. Единственный звук, который доносился до девушки, — плеск воды о корпус судна. Сегодня ночью не нашлось порта, чтобы приютить корабль.

«Церковь той эпохи с недоверием относилась к Сияющим рыцарям, — говорилось в книге. — Но в то же время она была основана на авторитете, подаренном воринизму Герольдами. Возникло противопоставление, с одной стороны, Измене и предательству рыцарей придавалось чрезмерное значение. Однако в то же самое время превозносились древние рыцари — те, кто жили в те дни бок о бок с Герольдами.

Из-за этого особенно трудно изучать Сияющих и место, называемое Шейдсмаром. Что является фактом? Какие записи сделала церковь в своей ошибочной попытке очистить прошлое от кажущихся противоречий, переписать историю, чтобы та соответствовала предпочтительному изложению? Уцелело несколько документов того периода, не попавших в руки воринцев и скопированных с оригинальных пергаментов в современные рукописи».

Шаллан взглянула поверх книги. Том являлся одной из ранних опубликованных работ Джасны в качестве ученого. Джасна не поручала Шаллан прочесть его. Более того, она засомневалась, когда Шаллан попросила копию книги, и женщине понадобилось некоторое время, чтобы найти ее в одном из огромных сундуков, полных книг, которые содержались в корабельном трюме.

Почему Джасна дала книгу с такой неохотой, когда этот том имел непосредственное отношение к тем вещам, которые изучала Шаллан? Разве принцесса не должна была передать его сразу же? Он...

Узор вернулся.

У Шаллан перехватило дыхание, когда она увидела его на стене каюты за койкой, слева от себя. Она осторожно перевела взгляд обратно на страницу книги. Этот же узор она видела раньше, в той самой форме, которая появилась на ее наброске.

С тех пор Шаллан часто замечала его уголком глаза, узор проявлялся в текстуре дерева, в ткани рубашки на спине моряка, в блеске воды. Каждый раз, когда она смотрела прямо на него, узор исчезал. Джасна ничего больше не сказала, только отметила, что он, скорее всего, безвреден.

Шаллан перевернула страницу и выровняла дыхание. Ей доводилось испытывать что-то подобное прежде со странными символоголовыми созданиями, которые непрошено появлялись в ее рисунках. Девушка позволила взгляду скользнуть вверх по странице и переместиться на стену — не прямо на узор, а сбоку от него, как будто она его не заметила.

Да, он был здесь. Рельефный, словно резьба, сложный узор с запоминающейся симметрией. Крошечные линии перекручивались и извивались внутри него, каким-то образом приподнимая поверхность дерева, как железный орнамент из завитков под туго натянутой скатертью.

Узор был одним из тех существ — символоголовых. Он походил на их странные головы. Шаллан снова посмотрела на страницу, но читать не стала. Корабль покачивался, и светящиеся сферы в ее кубке позвякивали, сталкиваясь друг с другом. Она сделала глубокий вдох.

И посмотрела прямо на узор.

Тот сразу же начал исчезать, выпуклости оплывали. Но прежде, чем он растворился, ей удалось рассмотреть его как следует и сохранить воспоминание.

— Не в этот раз, — пробормотала Шаллан, когда узор исчез. — Теперь не сбежишь.

Отбросив в сторону книгу, она метнулась за угольным карандашом и листом бумаги для набросков и устроилась перед источником света. Рыжие волосы в беспорядке рассыпались по плечам.

Она работала яростно, захваченная неистовой потребностью завершить этот рисунок. Пальцы двигались сами по себе, открытая безопасная рука держала альбом ближе к кубку, который отбрасывал на бумагу блики света.

Шаллан отбросила карандаш. Ей нужно было что-то потверже для более тонких линий. Чернила. Карандаш хорошо подходил для рисования мягких оттенков жизни, но то, что она рисовала, вовсе не жизнь. Что-то другое, что-то нереальное. Шаллан вытащила из своих принадлежностей перо и чернильницу и вернулась к рисунку, воспроизводя крошечные замысловатые линии.

Во время рисования она не думала. Искусство поглотило ее, вокруг стали появляться спрены творчества. Десятки маленьких фигурок в скором времени заполонили маленький стол рядом с койкой и пол каюты, где она стояла на коленях. Спрены, каждый не больше углубления в ложке, крутились и перемещались с места на место, принимая форму предметов, с которыми только что столкнулись. Шаллан в основном не обращала на них внимания, хотя никогда не видела стольких сразу.

Они меняли свои формы все быстрее по мере того, как она рисовала, полностью поглощенная своим занятием. Казалось, что изобразить узор невозможно. Его сложные повторяющиеся линии бесконечно закручивались. С помощью пера было немыслимо отобразить его идеально, но ей почти удалось. Она рисовала по спирали, начав из центральной точки, и после этого воссоздавала каждое ответвление, имевшее свои собственные завихрения из крошечных линий. Узор был как лабиринт, созданный, чтобы свести своего пленника с ума.

Закончив последний штрих, Шаллан обнаружила, что тяжело дышит, как будто пробежала порядочное расстояние. Моргнув, она снова перевела внимание на спренов творчества вокруг — их были сотни. Они замирали, прежде чем исчезнуть, один за другим. Шаллан положила перо рядом с чернильницей, которую прикрепила к столу с помощью воска, чтобы та не скользила из-за качки. Подняв лист, она стала ждать, пока высохнут последние чернила, и почувствовала себя так, будто достигла чего-то значительного, хотя и не понимала, чего именно.

Когда высохла последняя линия, перед ней проявился узор. Она услышала отчетливый, словно в облегчении, вздох от листа бумаги.

Шаллан подпрыгнула, выронив листок, и бросилась к койке. В отличие от виденного раньше, рельеф не исчез. Он покинул лист бумаги, отделившись от повторяющего его линии рисунка, и переместился на пол.

Никаким другим способом описать это она не могла. Каким-то образом узор переместился с бумаги на пол. Подобравшись к ножке койки, он обвился вокруг нее, забравшись вверх, на одеяло. Сказать, что под одеялом что-то двигалось, значило бы лишь грубо описать происходящее. Линии, слишком отчетливые, не растягивались. Любой другой предмет под одеялом казался бы просто бесформенной массой, но этот был вполне определенным.

Узор приблизился. Он не выглядел опасным, но Шаллан обнаружила, что все еще дрожит. Узор перед ней отличался от символоголовых на рисунках, но в то же время каким-то образом был таким же. Плоская копия без тела и конечностей — абстракция одного из них, так же, как круг с несколькими линиями мог быть изображением человеческого лица на странице.

Эти существа ужасали, пугали Шаллан во сне, заставляли беспокоиться о том, что она сходит с ума. Поэтому когда одно из них подобралось ближе, она выпрыгнула из койки и отбежала так далеко, насколько позволяла маленькая каюта. Затем с сердцем, колотящимся в груди, девушка толкнула дверь, чтобы сходить за Джасной.