Просто скажи «да» - Мирра Блайт

Он повесил влажный пиджак на стул, затем отправился в детскую и переоделся в спортивный костюм. Возвращаясь в гостиную, Эндрю остановился в дверях, пристально глядя на Мей. Интересно, как она изложит свою историю, когда придется — а он в этом не сомневался — рассказать ее сыну. И еще попытался представить, что должен чувствовать ребенок, когда мать бросает его. Или каково это — расти, зная, что ты один в целом свете.

Обругав себя за то, что опять наблюдает исподтишка, Эндрю вошел в комнату и устроился на противоположном диване. Положив ноги на кофейный столик, он задал вопрос, который Мей наверняка ожидала услышать.

— Как прошел день?

Малыш заснул, и она вымученно улыбнулась Эндрю.

— Не лучшим образом.

Мей действительно выглядела ужасно. Не говоря уж о бледности и темных кругах вокруг глаз, ее волосы тоже являли плачевный вид. На ней опять была его майка с мокрыми пятнами на груди, а шаровары словно кто-то жевал. Но никогда раньше Мей не казалась ему столь желанной.

Стиснув руки, Эндрю выдавил еще одну кривую улыбку.

— Давай посмотрим правде в глаза. Этот ребенок послан нам как испытание.

Опустив взгляд на спящего сына, Мей нежно погладила его по черным волосикам.

— Он хороший мальчик. Просто нуждается в более опытной маме.

Эндрю словно ударили в самое сердце, он почувствовал такую боль в груди, что даже поморщился. Ему понадобились все силы, чтобы взять себя в руки. Не отрывая от нее взгляда, он проговорил хрипловатым тихим голосом:

— Нет. У него уже есть лучшая в мире мама.

Мей в глубоком изумлении уставилась на Эндрю. И ее глаза тут же наполнились слезами. Она опустила их, сделав вид, что поправляет завязки на ползунках. Эндрю похвалил себя за то, что сел как можно дальше от нее. Когда он заговорил, его взгляд был застывшим, а тон — отстраненным:

— Тебе нелегко пришлось со мной когда-то, и ты отменно меня наказала. Но это старая история. Я хочу, чтобы ты знала: в том, что касается родительских обязанностей… — он посмотрел ей прямо в глаза, — ты великолепная мать, Мей. — Эндрю заставил себя улыбнуться. — Я до смерти люблю этого парня и не разлучусь с ним даже за миллион баксов. Но давай будем честны: он ужасный ребенок и задает нам обоим жару. И если мы в скором времени не добьемся возможности спокойно спать ночью, я подкину его доктору Стаббсу на пару дней.

Мей изо всех сил старалась выдавить улыбку. Пыталась ответить. Но слезы все прибывали, и во взгляде была написана такая потерянность, что Эндрю встал и подошел к ней. Усевшись рядом, он обхватил ее плечи и прижал голову Мей к своему плечу. Голосом, хриплым от эмоций, он проговорил в ее волосы:

— Даю тебе десять минут на то, чтобы хорошенько выплакаться, а потом мы поговорим. И ты расскажешь мне, какие еще самоуничижительные мысли роятся в твоей хорошенькой головке, ладно?

По сдерживаемым рыданиям и влаге на своей шее Эндрю понял, что она поступила именно так, как он предписал. Эндрю закрыл глаза и с трудом сглотнул. Боже, как он хочет заключить ее в объятия, погладить по волосам и делать еще кучу всяких вещей! Но он заставил себя не думать об этом. Не следует усложнять ситуацию, привнося чувства из мира мужчин.

Наконец Мей вытерла лицо о его майку и прерывисто вздохнула.

— Это все из-за того, что он такой маленький, а я не знаю, что мне делать.

Впервые за последние дни на лице Эндрю отразилось искреннее веселье.

— Эй, послушай. Мы получили его маленьким именно потому, что не знаем, как с ним поступить. Только представь, что было бы, если бы он пришел в этот мир шести футов ростом и весом в двести фунтов!

Он почувствовал, как Мей улыбнулась, и напряжение, сковывавшее ее тело, отчасти спало.

— Может быть, и так… — Она помедлила, словно собираясь с силами. — Но разве тебя не беспокоит, правильно или неправильно ты поступаешь?

Прядь белокурых волос упала ей на лицо, и Эндрю воспользовался этим, чтобы погладить и остальные. Знакомое возбуждение постепенно охватывало его, и он понял, что следует быть крайне осторожным.

— Да, — спокойно сказал Эндрю. — Меня беспокоят вещи вроде этих проклятых капризов, меня беспокоит, когда его тошнит. Меня будет беспокоить, сделает ли он правильный выбор, когда подрастет, а также как он переживет период возмужания. — Повинуясь неодолимому желанию, Эндрю опять пригладил ее волосы. — Но я нисколько не сомневаюсь в том, что он вырастет хорошо приспособленным к жизни и уверенным в себе. Потому что знаю: ты дашь ему всю необходимую эмоциональную поддержку, в которой только может нуждаться ребенок. Я знаю это, Мей!

Она подняла голову и посмотрела на него странным, оценивающим взглядом. А затем, как и в случае с детским альбомом, снова замкнулась в себе. Только на этот раз, осознавая это или нет, захватила с собой частичку его поддержки. Мей выпрямилась и осторожно передала ребенка Эндрю.

— Думаю, мне лучше отправиться спать, — дрогнувшим голосом сказала она. — День выдался тяжелый.

Закрыв глаза, Эндрю прижал к груди головку спящего сына. Похоже, и ночь обещает быть нелегкой.

Просто удивительно, какое воздействие оказала на него эта мимолетная, невиннейшая близость. Его снова охватила целая гамма чувств, и пришлось приложить немало усилий, чтобы не думать о былом, когда они были любовниками. Эти образы до сих пор не поблекли в его воображении.

Но случилось и еще кое-что: многие другие чувства ушли. Вроде постоянно тлевшей злости. И проклятой уязвленной гордости. Однако еще громче зазвучало чувство вины. Ужасное, жгучее чувство, охватывающее его в самые неподходящие моменты. Например, однажды ранним утром, по пути на работу, когда он заметил худенькую, похожую на беспризорника, белокурую девочку, с большими печальными глазами, стоявшую в одиночестве на автобусной остановке. Туфли и юбка были слишком велики ей, а свитер — на два размера меньше. Этот образ врезался в его сознание и преследовал Эндрю, словно дурной сон…

Но через пару дней он понял, что нужно прекратить самоистязание. Да, он был самовлюбленным подонком. Но как бы ни ненавидел себя и как бы ни желал повернуть время вспять, он не способен исправить прошлое. У него есть только настоящее. Как сказала его мать, нужно довольствоваться тем, что есть.

Однако образ худенькой девочки — ей, видимо, было не больше десяти, — стоявшей в полном одиночестве на остановке, сводил его с ума, и бывали моменты, когда он приобретал черты Мей. Тогда его охватывало неодолимое желание — узнать правду.

Такую же потребность он ощущал и сейчас. Его рука с силой сжала раму, Эндрю стоял, с мрачным видом глядя в окно комнаты, отведенной под его временный кабинет. Он пытался объяснить свое желание копаться в прошлом Мей. Нет, ему не нужны были глубоко личные детали. А только факты. Прав он или нет? Раньше он только и делал, что ошибался на ее счет, но теперь нутром чувствовал, что прав…