Пушкин - Иона Ризнич

А Пушкин относился в то время к своему дару крайне легкомысленно и даже выкинул столь поразившее всех выражение «дым столетий» из окончательной редакции стихотворения.

Это его легкомыслие сильно огорчало арзамасцев, которые часто ругали Пушкина за леность и его глупые, почти детские выходки. «Праздная леность, как грозный истребитель всего прекрасного и всякого таланта, парит над Пушкиным…», – сокрушался Андрей Иванович Тургенев. «Не худо бы Сверчка запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою. Из него ничего не будет путного, если он сам не захочет; потомство не отличит его от двух его однофамильцев, если он забудет, что для поэта и человека должно быть потомство». «… Как ни велик талант Сверчка, он его промотает, если… Но да спасут его музы и молитвы наши!», – вторил ему Константин Николаевич Батюшков. Ну, а юный Пушкин только отшучивался: «Поэма никогда не стоит улыбки сладострастных уст», – отвечал он и очертя голову бросался ухаживать за очередной светской кокеткой.

Зеленая лампа

Другим литературным обществом, в котором состоял Пушкин, была «Зеленая лампа». Основателем «Зеленой лампы» был водевилист, переводчик, певец-любитель, страстный театрал Никита Всеволодович Всеволожский, служивший в Коллегии иностранных дел. В его доме в Санкт-Петербурге, на Екатерингофской набережной, постоянно бывали талантливые молодые люди, пробовавшие свои силы в литературе и увлекавшиеся театром.

Кружок получил свое название в марте 1819 года. «Зеленой лампой» его назвали потому, что участники собирались за круглым столом, освещаемым лампой с абажуром зеленого цвета. Члены кружка носили колпаки – символы свободы и веселья, и кольца и изображением лампы – символом просвещения. Девизом общества были слова: «Свет и надежда!»

Нравы «Зеленой лампы» отличались большой степенью вольности, но нецензурная лексика была под запретом. Известная строка Пушкина «Желай мне здравия, калмык!» касается обычая: если кто-либо из гостей салона произносил нецензурное слово, слуга-калмык Никиты Всеволожского преподносил ему «штрафной» бокал вина со словами: «Здравия желаю!» Сам Пушкин сквернословил частенько, потому не раз и не два приходилось ему выпивать штрафную чашу.

Просуществовало это общество всего лишь год с небольшим. За это время было проведено как минимум 22 собрания общества. На этих собраниях царили весьма свободные нравы, в обычае было озорство и вольнодумство. Кто-то донес о слишком вольных речах, и за обществом был установлен полицейский надзор, после чего решено было прекратить встречи.

Светская жизнь

После выпуска из Лицея восемнадцатилетний Пушкин был определен в Государственную Коллегию Иностранных Дел с чином коллежского секретаря. Сам он мечтал о военной службе в гусарском полку, однако его отец, Сергей Львович, как обычно, отговорился недостатком средств: он был очень скуп.

Служба в Министерстве иностранных дел, а также родственные и общественные связи отца открыли молодому Пушкину вход в лучшие круги большого света. Он свел знакомство с графами Бутурлиными и Воронцовыми, с князьями Трубецкими, графами Лаваль, Сушковыми…

Талантливый, остроумный, элегантный Пушкин быстро стал популярен. Его известность и литературная, и личная с каждым днем возрастала. Однако никаким серьезным трудом начинающий поэт не занимался: три года, проведенные Пушкиным в Петербурге по выходе из Лицея, почти целиком отданы были светским развлечениям. От великолепного салона вельмож до вольной офицерской пирушки, везде принимали Пушкина с восхищением. Молодежь заучивала наизусть его стихи, повторяла его остроты и рассказывала о нем забавнейшие анекдоты. Многие из этих анекдотов дошли до наших дней, но теперь уже трудно сказать, какая часть там правды, а какая – выдумки.

Молодому Пушкину нравилось быть притчей во языцех. Он нарочно оригинальничал, старался выделиться… Тогда же начал он носить длинные ногти – привычка, которую он не поменял до конца жизни, любя щеголять своими изящными пальцами. Особенно длинным был ноготь на мизинце. Чтобы его не сломать, Пушкин заказал особый наперсток – золотой футляр для ногтя.

Внешность и манера поведения Пушкина

«А я, повеса вечно-праздный,

Потомок негров безобразный», —

писал о себе Пушкин и даже сравнивал себя с фавном. Но современники вовсе не считали его безобразным, и хотя он не казался им красавцем, многие находили черты его приятными и признавали, что лицо его выразительно и одушевленно. Все обращали внимание на то, что цветом лица он отличался от большинства русских – сказывались африканские предки.

Многие описывали быструю речь поэта и его подвижность. Актриса Колосова вспоминала, что Пушкин смешил ее «своею резвостью и ребяческою шаловливостью. Бывало, ни минуты не посидит спокойно на месте; вертится, прыгает… перероет рабочий ящик матушки; спутает клубки гаруса в моем вышиванье».

Жена друга Пушкина Вера Нащокина отмечала необыкновенные голубые глаза поэта: «Это были особые, поэтические задушевные глаза, в которых отражалась вся бездна дум и ощущений, переживаемых душою великого поэта. Других таких глаз я во всю мою долгую жизнь ни у кого не видала».

Еще одной примечательной чертой поэта были прекрасные зубы – чем в то время далеко не каждый мог похвастать; белизной с ними могли равняться только перлы.

Выделяли его из общей массы и волосы – по-африкански курчавые, но не черные, а каштановые. Он позволял им отрастать до плеч, держа голову в беспорядке, порой отпускал бакенбарды, длинные и всклокоченные, одевался небрежно, ходил быстро, поигрывая тростью, напевая и насвистывая. В это время многие пытались копировать его стиль, таких подражателей называли a la Pusсhkin».[32]

Небрежность в облике молодого Пушкина была тщательно продуманной, ведь он был большим модником, франтом. В его произведениях часто встречаются подробные описания мужского костюма, и заметно, что перечисление его элементов доставляло поэту удовольствие. В то время в моде господствовал английский стиль, в манере одеваться молодые люди подражали поэту-романтику Джорджу Гордону Байрону, известному также своими амурными похождениями и участием в войне за независимость Греции. Светские люди носили панталоны, жилет, фрак или сюртук, сверху – плащ-альмавиву, драпировавшийся в романтические складки. Дополнялся костюм цилиндром или широкой шляпой-боливаром, а также тростью. В моде были разнообразные шейные платки и галстуки, завязывавшиеся слегка небрежно, «а-ля Байрон». Модный силуэт предполагал довольно широкие плечи, выпуклую грудь и тонкую талию. Если человек не обладал этими достоинствами, использовали корсет и подкладки под плечи и грудь. Однако у Пушкина, несмотря на невысокий рост, фигура была очень хорошей, он был сложен крепко и соразмерно. Ну а в талии он всегда был очень тонок: как-то уже двадцатипятилетний Пушкин померился талией с пятнадцатилетней стройной девчушкой – и оказалось равно. А