Машина страха - Чиж Антон

– Так кто же их знает… Ушли, и нету их…

– Давно?

– Одна третьего дня, другая вчера…

Время поджимало, Ванзарову хотелось как можно скорее повидать Калиосто. Пусть и современного.

– Хозяева обидели, они собрали узелок и отправились служить к другим… Что-то прихватили?

– Вроде не было жалоб. Да и вещи их на месте…

– Тогда любовь, что же еще, – сказал Ванзаров, отправляясь к ящику телефонного аппарата, висевшему на стене. – Петр Людвигович, рад бы помочь, да совсем времени нет… Найдутся ваши барышни… Отгуляют и придут…

Пристав тяжко вздохнул.

– Не похоже, чтоб загуляли… Ума не приложу, куда делись… Ну, извини, Родион, вижу, тебе не до меня…

Ванзаров благодарно кивнул и назвал телефонистке номер гостиницы «Россия», что выходила на Мойку. Его соединили с портье.

16

Церемонии Виктор Иванович любил больше моря. Они вносили в суетность жизни порядок и правильность, как на палубе. Друзья, редакция и контора «Ребуса» знали, что Прибытков самое простое дело может превратить в сложную церемонию. Правила, которые он придумывал сам, но соблюдать их требовал от других.

Даже сейчас, находясь в сильном волнении и в чужом доме, он потребовал, чтобы кресла были сдвинуты по диагоналям к простенку, у которого он занял главенствующее место. Иртемьеву было указано сесть справа, а Погорельскому слева. Ради исполнения прихоти господа покорно поменялись местами.

Но и этого было мало. Прибытков выдержал паузу, чтобы стрелки часов встали в начало часа, не раньше, не позже. И только тогда он приподнял руку, как у статуи какого-то римского императора. В целом было величественно и торжественно. Если не считать, что совершенно не нужно. Погорельский с Иртемьевым привыкли играть в послушных зрителей.

– Друзья мои и соратники! – торжественно начал Прибытков. – Вы все знаете, какие великие дела нам предстоят. Да, я не оговорился – они великие!

Иртемьев грубо откашлялся и затих.

– Одно из них – совсем скоро, другое потребует много трудов наших, – продолжил Прибытков, все более вдохновляясь. – Вам известно, что знаменитая Евзапия Паладино дала согласие провести сеанс в редакции нашего журнала. Вы знаете, как трудно уговорить европейскую знаменитость даже приехать в Петербург. Ее календарь расписан на много месяцев вперед. В первый визит ее весной этого года подумать было нельзя заполучить Евзапию к нам. Тем более что она давала сеанс сами знаете где… И только счастливое стечение обстоятельств, новое приглашение Евзапии на частный сеанс от одного влиятельного лица, о котором мы не смеем говорить вслух, открыло перед нами двери удачи… Евзапия Паладино прибудет в «Ребус». Это веха в истории нашего журнала, можно считать – европейское признание наших скромных трудов…

– Виктор Иванович, для чего все это повторять? – спросил Иртемьев раздраженно.

Его приструнили добрым и мягким взглядом.

– Но другое событие, куда более значительное, к которому мы шли все эти годы, вот-вот осуществится, – продолжил всеми уважаемый редактор. – Событие гигантского масштаба. Да, мы имеем веские надежды, что в обозримом будущем сможем провести Первый конгресс спиритуалистов в России…

– Феноменально! – вскрикнул Погорельский. Он не мог так долго сидеть на одном месте, животный магнетизм накопился и требовал выхода. К тому же доктор был слишком увлекающейся личностью. – Это будет грандиозно! Мы впишем конгресс золотыми буквами в историю спиритизма…

– Мессель Викентьевич, помолчи, – оборвал его Иртемьев. – Мне еще надо отдохнуть перед сеансом… Так для чего мы это все выслушали, Виктор Иванович?

Прибытков спрятал обиду и собрал в кулак душевные силы.

– Ради этого, ради столь важных событий мы готовы пойти на любые жертвы, – продолжил он. – Все, что угодно, чтобы они состоялись. Не так ли, друзья мои!

Иртемьев не разделял приподнятого настроения, которое овладело Погорельским, и не позволил тому рта открыть.

– Позвольте, Виктор Иванович, о каких жертвах вы говорите?

Редактор вздохнул столь глубоко, будто готовился принести тяжелую весть.

– Ради наших высоких целей мы должны принести крохотную жертву: отменить сегодняшний сеанс. И лишь до того момента, когда будем принимать в редакции Евзапию Паладино…

Даже Погорельский, готовый поддержать все что угодно ради прогресса науки, пребывал в глубоком непонимании. Иртемьев же не скрывал недовольства.

– Что за глупости? – проговорил он. – Я готовлюсь, все знают, что будет… У нас наблюдаются интересные явления. И все отменить? Ради чего?

– Да-да, странно, – пробормотал Погорельский.

Обиженный тем, что речь его была принята недостаточно серьезно, Прибытков скрестил руки на груди.

– Друзья мои, есть обстоятельства, которые этому препятствуют.

– Да какие еще обстоятельства? О чем вы? – Иртемьев оставил кресло и отошел к окну, опершись о подоконник. – Давайте напрямик, без намеков.

Именно этого редактору не хотелось. Он надеялся, что сможет убедить, не оглашая факты.

– Желаете напрямик, Иона Денисович? Очень хорошо, – сказал он мягко, но уже с командирской ноткой в голосе. – Так вот, у меня есть сведения, что сегодня на сеансе может случиться… нечто очень плохое. Настолько плохое, что бросит тень на журнал, а более того – перечеркнет визит Паладино, а конгресс отодвинет в неизвестность. Вам достаточно?

– Нет, – ответил Иртемьев. – Что за сведения? Что значит «плохое»?

– Нечто такое, что раз уже случилось…

Намек был прямой, но настолько неожиданный, что Иртемьев не сразу понял, о чем идет речь. Доктор оказался догадливей. И присмирел.

– Так вы… Вот о чем… – наконец догадался Иртемьев. – Но послушайте, что за глупость! Как можно сравнивать… Серафима была больна… Насколько знаю, у нас все здоровы. Не так ли, Мессель Викентьевич?

Погорельский отделался невнятным бормотанием.

– Сведения верные, – сказал Прибытков.

Иртемьев не думал уступать или соглашаться.

– То есть вы хотите сказать, что сегодня на сеансе кто-то умрет? Тогда скажите кто. Не надо его звать, вот и все. Зачем сеанс отменять?

– Иона Денисович, я не знаю, с кем случится несчастье. Но это случится…

– Да откуда вы взяли? – вскричал Иртемьев. – Ясновидением вы раньше не отличались!

– Прошу мне верить… Больше ничего объяснить не могу…

– Возможно… – начал Погорельский и запнулся. К нему обратились взгляды. – Возможно, не следует приглашать новенького, этого Ванзарова… На всякий случай…

– Да, отличная идея! – только пуще разошелся Иртемьев. – Этот человек не тот, за кого себя выдает! Где только ты их находишь? То мальчишка малахольный, то новый лгун…

– Почему лгун? – расстроенно спросил Погорельский, вспомнив об автографе, который дал так опрометчиво, мало ли что.

– Потому, что полтора года назад у Крукса на сеансах был я! И его там не видел… Он врет…

– Ну, знаешь, Иона… Обвинять во лжи… Может, он просто что-то напутал и был у Крукса раньше… или позже…

От такой наивности Иртемьев рассерженно отмахнулся.

– Не болтай глупости, Мессель Викентьевич…

В перепалке позабыли о редакторе. Но он помнил, ради чего оказался здесь.

– Друзья мои, – примирительно начал Прибытков. – Прошу проявить сдержанность и рассудительность.

Сеанс надо отменить…

Чем окончательно разозлил Иртемьева.

– Нет, не надо! Если не желаете или боитесь, можете не участвовать. А мы будем проводить… Погорельский, ты трусишь или нет?

– Я… да… Наверное… – пробормотал тот.

– Вот! – Иртемьев погрозил рукой. – Доктор с нами. Случись что, окажет помощь… Да ничего и не будет…

– Иона Денисович, я вас прошу, не надо, – тихо проговорил Прибытков. – Откажитесь… Прошу вас…

Разъяренным тигром Иртемьев прошелся по гостиной.

– Отказаться? Хорошо, Виктор Иванович… Я откажусь. Но при одном условии: вы признаетесь, что вас так напугало…

Деваться было некуда. Редактора приперли к стенке. Хоть он и так стоял у нее. Наконец Прибытков решился.