Бесстыдница - Дженнифер Блейк

Рид произнес это ровным монотонным голосом, в котором не было и намека на то, что он хотел развеселить ее, но Камми, к своему удивлению, вдруг почувствовала, как в ней поднимается волна бурного ликования. Ее лицо сразу как-то потеплело, хотя осталось таким же серьезным.

— Да, — согласилась она.

Рид пристально смотрел на нее несколько секунд, потом отвернулся, облокотился о каминную доску и сжал пальцы в кулак. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание, будто собирался нырять, потом с шумом выдохнул воздух.

— Если, я повторяю, — ЕСЛИ я вдруг соглашусь на твое предложение, то перед тобой будет поставлено несколько условий. Как, по-твоему, ты сможешь неукоснительно их соблюдать?

Смысл его слов не сразу дошел до Камми. Склонив голову набок, она с любопытством спросила:

— Какие же это условия?

— Они совсем простые, но очень важные. Ты не должна подходить ко мне со спины, не должна слишком быстро двигаться поблизости от меня, если я на тебя не смотрю. И ради всего святого, не приближайся ко мне в темноте без предупреждения. Если ты забудешь хотя бы одно из этих правил, мы оба можем горько пожалеть об этом. Но тогда уже будет поздно.

Камми слышала отголоски отчаяния и опустошения, звучавшие в его словах, и ей хотелось плакать. Трагедия этого человека заключалась в том, что больше всего на свете он боялся общения с людьми — боялся не за себя, а за других, и поэтому с безжалостной решимостью рвал отношения с ними. Камми почувствовала, как в ней нарастает непреодолимое желание как-то помочь ему.

— Как же так, — тихо проговорила она, — ведь ты собираешься жить среди людей, а может быть, даже работать на фабрике. Как ты представляешь себе все это, если до такой степени не доверяешь себе?

— Не знаю. Надеюсь, что сумею как-нибудь приспособиться. Буду сидеть спиной к стене.

— Послушай, а когда ты набросился на меня в лесу, мне ведь совсем не было больно. Почему же сейчас ты делаешь из этого такую проблему?

Его челюсти сжались с такой силой, что на щеках рельефно выступили напряженные мышцы.

— То, что случилось в лесу, можно назвать запланированным нападением. Я четко знал, что делаю. Я контролировал себя.

Разумеется, она не могла этого отрицать. И все-таки Камми сделала еще одну попытку.

— Тогда объясни, почему ты никак не отреагировал, когда мы стояли на крыльце моего дома, и я неожиданно прикоснулась к тебе? Ведь было уже совсем темно.

— Тогда я смотрел на тебя и видел каждое твое движение. Так что твое прикосновение меня ничуть не удивило.

— А я-то думала, что удивит, — сухо сказала Камми. После короткого раздумья она продолжила: — Исключительно ради своей безопасности я бы хотела еще кое-что выяснить у тебя. Значит, если ты видишь приближающегося человека, ему можно не опасаться за себя, я правильно тебя поняла?

— В общем-то да. Обычно это не вызывает у меня никакой реакции, если, конечно, в движениях этого человека нет ничего неожиданного для меня или прямой угрозы.

— Существует много различных видов угрозы, — эти слова были произнесены так тихо, словно Камми говорила их себе самой.

— Я имею в виду угрозу физического насилия, — жестко ответил Рид.

Ее расширившиеся глаза встретились с его темно-синим взглядом.

— Я тоже.

По его телу пробежала заметная дрожь, оставив на руках противные мурашки. Он отвернулся и спросил хрипловатым голосом:

— Ну, хорошо, где моя кровать?

Некоторое время спустя Камми лежала в своей спальне, уставившись в темное окно и наблюдая, как вспышки молнии поминутно окрашивают огненным светом края шторы. Скуля и завывая, вокруг старого дома кружился ветер. На улице бесшабашно веселилась шальная весенняя гроза.

Спальня Рида находилась через две комнаты отсюда. «Интересно, спит ли он? — подумала Камми. — А может быть, лежит с открытыми глазами на старинной кровати с пологом, удивляясь тому, что дал себя уговорить остаться здесь».

В доме не оказалось мужской пижамы. Вещи ее отца давно были пожертвованы какому-то благотворительному заведению, а все, что принадлежало Киту, она собрала в чемоданы и отослала в тот трейлер, где жила его подружка. Да и все равно, одежда Кита не подошла бы Риду. За последние несколько лет ее муж сильно растолстел в животе, к тому же он был по меньшей мере на два дюйма ниже ее гостя.

Камми вдруг поймала себя на мысли: как Рид лег спать — в нижнем белье или голым? Он не был похож на человека, который придерживается каких бы то ни было приличий.

Камми заворочалась в постели, закинула руку за голову и перевернулась на бок. Ее ночная рубашка из шелка персикового цвета показалась ей слишком тяжелой и неудобной. Может быть, сбросить ее с себя? Но это будет уж слишком похоже на потерю самообладания.

А для чего, черт возьми, ей нужна эта сдержанность?

Нет, стоп. Самоанализ и самоконтроль часто создавали ей множество проблем, но это не значит, что именно сейчас нужно подавить в себе будоражащие чувства и оставить попытки разобраться в их причинах.

Так почему же ей очень хотелось встать с постели, выйти в коридор, освещавшийся вспышками молнии, и направиться к манящей двери? Что это было — женское упрямство, призывавшее завладеть тем, что тебе не принадлежит? Или в ней заговорили материнские чувства — потребность пожалеть и утешить? А может, ее одолело самое естественное желание женщины, которая несколько месяцев провела без мужчины? Или это было стремлением ко взаимному исцелению? А что, если ей требовалось взять реванш за свои прошлые неудачи?

Это могло быть все, что угодно. Любая из упомянутых причин подходила. Но скорее всего ею овладело любопытство.

Рид Сейерз был ей никто. Камми практически не знала его, а то немногое, что ей стало известно о последних пятнадцати годах его жизни, говорило отнюдь не в его пользу.

За время службы в армии он, вероятнее всего, растерял свои знания, забыл все, чему когда-то учился, и управление бумажной фабрикой будет ему не под силу. Живет нелюдимо в лесной чаще заповедника и гоняет на джипе. Другой одежды, кроме джинсов и маскировочного костюма, у него, наверное, нет и никогда не было. Если собрать все это воедино, включая неизгладимый след военной профессии, то получится портрет современного дикаря. И если уж откровенно, в нем сосредоточилось все то, за что Камми больше всего ненавидела мужчин.

Но почему же тогда ее тело ответило ему так, как никому другому?

Камми откинула простыню, которой была накрыта, и перевернулась на спину. Это какое-то умопомрачение! Надо немедленно взять себя в руки. Не хватало еще одного осложнения в ее жизни! В любом случае женщине не положено самой бросаться на мужчину. Она хотела, жаждала его всем существом, и это желание не было лишь физической потребностью. Просто каждая клеточка ее «я» с непреодолимой силой тянулась к нему.