Ночью в дождь... - Андрис Колбергс

— Мы спешим, нас ждут, — немного смутившись, сказал лейтенант.

— Ваш коллега может ехать один. А мы будем следовать за ним на моей «Волге», так что времени не потеряем.

Парень посмотрел на старшего, будто ожидая его совета.

— Поезжай, — кивнул тот. — Наверно, у человека что-то серьезное.

Лейтенант сидел напряженно, внимательно всматриваясь в ямы на размытой дороге, словно никогда таких не видел. Наркевич понял: этот первым не заговорит.

— Уверен, что это ваше первое серьезное дело. Вы ведь у нас недавно. Квартиру вам дали?

— Только комнату.

— Почему не квартиру? Вы же молодой специалист. Вот и хорошо, что мы встретились, кажется, этот вопрос я смогу уладить.

— Буду очень благодарен. У меня брат живет в Алуксне, тогда я смог бы взять его к себе. Он хочет учиться на культработника… Пусть хоть с печным отоплением и без всяких удобств, но отдельную. А тут я в кухню даже войти стесняюсь, в другой комнате живет большая семья, у них там очень тесно, и в кухне всегда что-нибудь варят, мастерят или делают уроки. Я не жалуюсь, но…

— Понимаю. Сам был молодым. Женился, вскоре родился сын. Единственный сын, поэтому мы его немного баловали. Может… Расскажите хотя бы, что там случилось в овраге. Соседи говорят ужасные вещи.

— Да и в самом деле ужасно. Парень изнасиловал девушку и хотел убить. К тому же ограбил ее.

— Девушка утверждает это? Я девушку знаю, у нее с моим сыном в прошлом году был роман. Как говорят, старая любовь, которая не ржавеет. Между прочим, она на меня произвела не очень приятное впечатление — показалась довольно легкомысленной.

— Я еще ночью узнал, что что-то произошло, только не знал, что именно. Этот негодяй хотел медальон с цепочкой выменять на водку. У нас тут одна старуха живет — спиртным спекулирует, но он не сразу нашел нужную дверь и поднял на ноги весь дом. Мне позвонили и сказали, что видели парня, который предлагал медальон с разорванной цепочкой, а у самого руки и лицо исцарапаны. Даже если бы девушка его не опознала, я все равно сегодня же посадил бы его.

— А что, если она ошибается? Специально указывает на него, чтобы отомстить. Вдруг виновен совсем другой?

— Теперь ему некуда деваться! Сам сознался, экспертиза тоже даст еще кучу материалов. Нигде не работает, не учится, сидит у родных на шее — таких надо давить как вшей!

«Не учится? Неужели уже не учится? Не могли же его исключить, не позвонив мне!»

— Как отмучил восьмой класс, так… В мозгу всего одна извилина, да и та настроена только на пьянство! Месяц грузчиком в потребсоюзе, два месяца в леспромхозе — вот и весь трудовой стаж за три года. Местные ведь знают друг друга, в конторе колхоза разговор с ним был короткий — ступай себе, откуда пришел, такие работнички нам не нужны. Сегодня утром, когда его арестовали, родственники разрыдались, а об этой девушке никто не заплакал. Я не удивлюсь, если потом, когда она появится на улице, на нее пальцем будут показывать!.. По какому вопросу вы хотели говорить со мной? Чем я могу быть полезен? Мы уже сейчас приедем, и времени для разговора не останется.

Наркевич не помнил, что пробубнил в ответ. Наверно, что-то вроде: сейчас не время беспокоить вас, не пожар, до свидания, я подъеду в другой раз, рад был познакомиться.

Придя в себя, он стал клясть Спулгу и соседей, звонивших из Лиелциемса. За попусту растраченный рабочий день, за их глупость, за свое идиотское виляние перед каким-то лейтенантишкой и за то, что был вынужден обратиться за помощью к Эдуарду Агафоновичу. Именно к нему он попадал во все большую зависимость. Эдуард Агафонович как-то незаметно руководил всей его жизнью, и избавиться от него можно было лишь за дверьми операционной.

Странно, но ничего похожего на ликование он не испытывал. Именно теперь, когда от счастья следовало бы лопнуть. Лучше уж чувствовать себя подло одураченным или незаслуженно оскорбленным. Однако он испытывал всего лишь хрупкую радость, что беда на сей раз пронеслась мимо.

Лужи раскисшей грязи во дворе, где осталась Спулга, были большие и, видно, глубокие: он оставил «Волгу» на главной дороге, рядом с молочными бидонами, и пошел за женой. По меже, балансируя, как она. Межа набухла от воды, но по дерну можно было пройти, не проваливаясь.

Посреди двора он увидел колодезный сруб с ведром, привязанным к журавлю. Дом был заперт на висячий замок. Почуяв людей, в хлеву замычала недоенная корова.

Забыв о своем светлом пальто, Спулга сидела возле двери на старом жернове, служившем ступенькой. У ее ног сгрудились довольно большие цыплята с грязными перьями на худых боках. Спулга безучастно крошила буханку черного хлеба и сыпала цыплятам, которые клевали проворно и жадно.

Хозяйство не выглядело запущенным, но все здесь указывало на нехватку мужских рук. Вот тут не хватило мужской силы, там мужского навыка, и все это женщины смогли компенсировать лишь благими намерениями, но не качеством.

Профессору вдруг захотелось сказать жене что-нибудь особенно гадкое:

— Радуйся, на сей раз это был не он!

Спулга, обеими руками закрыв лицо, неудержимо, взахлеб зарыдала. Буханка упала на землю, в стайку цыплят. Испугавшись, они сначала бросились врассыпную, но быстро опомнились и снова принялись клевать.

— Виктор, почему мы перестали быть людьми?

Он не мог вникнуть в смысл сказанного. Почувствовал, что в этих словах есть какая-то правда — да, может, и немалая, — но осмыслить все равно не мог.

Глава VII

К вечеру — еще нет и пяти — оставляю Ивара в Садах, а сам возвращаюсь в управление: я вызвал повесткой одного человека, который мне нужен как свидетель по другому уголовному делу. И вообще от моего присутствия в Садах вряд ли будет толк — все равно скоро совсем стемнеет.

Мы ничего не обнаружили. Ни малейшего фактика не прибавилось к тому, что было установлено вчера. Участковый инспектор, на помощь которого мы больше всего рассчитывали, оказался нытиком. Кроме жалоб на то, что слишком много работы, мы ничего от него не услышали. Он попытается! Обязательно! Конечно, это были пустые обещания! Только повернул за угол — забыл. Кажется, ему до Садов вообще нет дела — разве заблудился бы вместе с нами в лабиринте тропок, бывай он здесь чаще. И в конце концов завел нас совсем в другую сторону. Вот в квартале новостроек, который находится на глазах у начальства, он наверняка бывает. И там у него порядок — не случайно нам рекомендовали его как одного из лучших участковых инспекторов. Не может быть, что другие здесь работают еще хуже.

О Садах ему, наверно, напоминают, только когда случаются уголовные преступления, но если он при этом ухитряется улизнуть от тех, у кого взломали будку для садового инвентаря или жилой домик, то наверняка процветает, и ему можно только позавидовать.

— Из дома ты мне все же позвони, — говорю Ивару на прощание.

— А ты собираешься остаться на работе дольше?

— Ни минуты. До шести и точка.

— Если ничего нового не будет, звонить не стану.

Ах, любимчик женщин вовсе не намерен идти домой? Значит, у Ивара опять свидание?

Так он мне и не позвонил.

По пути я купил вечернюю газету, но в электричке даже не развернул ее.

Где же вы обретались, покойник Грунский?

Я все еще склонен думать, что там же, в Садах.

Не под открытым же небом. Это при наших-то неблагоприятных климатических условиях. Не говорю уже об элементарнейшей гигиене. Ладно, рубашку вы меняли раз в квартал, но ведь бороду-то вы брили не раньше, чем дня три-четыре назад. Где находится та полочка, на которой вы держите бритву и помазок? Не думаю, что вы были обладателем тайно приобретенного особняка, да и на такого, кого могла бы взять к себе на иждивение сострадательная и одинокая женская душа, вы тоже не похожи. В таком случае вы были бы обстираны и ухожены. Это уж точно, покойник Грунский!

Завтра получим официальное заключение экспертов, но от него я тоже ничего нового не жду.

Дурацкая ситуация. Чувствую, это дело повиснет у нас на шее как медаль, всем на посмешище. Если не найдем, с кем он водился или где жил, — повиснет, это точно.

Почему я так прицепился к этим Садам? Грунского ведь «доставили» на машине, значит, в момент убийства он находился где-то в другом месте. Может, вовсе и не в Риге.

А если не в Риге, то и закопали бы или утопили бы тоже где-нибудь не здесь — лесов и озер в Латвии предостаточно. Зачем рисковать — везти труп на машине? Может задержать автоинспекция, может случиться авария. Что тогда? Тогда дорога прямо в тюрьму. И все же, значит, в Риге. Если только… Если только не было какой-нибудь особой причины везти именно сюда и сбросить именно в эту канаву.

Причина… Пока что я могу придумать лишь одну причину — ты, покойник Грунский, обретался именно где-то здесь или поблизости.

Да этот тесаный шведский камень. Вдоль дорог такие не валяются. Разве что… Надо позвонить и узнать, где сейчас ремонтируют трамвайные пути. Обычно там можно увидеть брусчатку, сваленную в кучи. Может, таким образом удастся хоть немного установить маршрут, по которому везли Грунского на машине? Не ездили же за камнем специально. Просто он оказался под рукой. Как и электропровод, какой используют при ремонте автомобилей. Преступник решил — надо привязать какую-нибудь тяжесть, заметил шведскую брусчатку, открыл багажник — ничего лучше электрического провода не нашлось. Вот и взял его. Но тут сам собой напрашивается еще один вывод: машина не новенькая, не только что из магазина, а уже такая, когда приходится возить с собой и инструменты, и запчасти.