Илья Бриз - Илья Бриз

— Господин полковник*.

Он остановился, обернулся и посмотрел на меня немного сверху вниз. Ох, и высок.

— Мы знакомы?

Выражение лица было удивленное. Он наверняка видел меня в газетах, журналах или документальном кино, но всегда в генеральской форме. Опытным взглядом он окинул мою тоже не маленькую фигуру, заметил контуры оружия под курткой и напрягся.

— Заочно, господин полковник, заочно, — я снял темные очки в пол-лица и представился.

Он вгляделся еще раз, отдал честь и несколько расслабился. Я тоже вытянулся и изобразил поклон. Головного убора у меня не было.

— Господин генерал-полковник, какими судьбами? — спросил он почти русским выражением, пожимая мою руку.

— Очень захотелось встретиться с вами. Ведь нам есть о чем поговорить?

Он кивнул.

— У вас великолепный французский, господин генерал.

— Вы мне льстите. Здесь недалеко есть неплохое кафе, которое сейчас контролируют мои люди. Может быть, посидим там? Если вы мне, конечно, доверяете.

Он улыбнулся:

— Доверяю. Про ваш НКВД или, как он сейчас называется, СГБ, ходят легенды, — он с некоторым трудом произнес русские аббревиатуры, — Если бы вы хотели меня захватить… — он не закончил.

— Чай, кофе или что-нибудь покрепче? — спросил я, когда мы устроились за столиком.

— А что вы, господин генерал, предпочитаете? — ох уж мне эта французская любезность.

— Ну, — я не стал задумываться, — мне нравится продукция одной из провинций вашей родины.

— Шампанское? — удивился он.

— И оно тоже, но я предпочитаю коньяк. Хотя могу предложить напиток с таким же названием, но изготовленный в моей стране, — надеюсь, моя улыбка была достаточно простодушна.

Он тоже улыбнулся и поощряюще кивнул, соглашаясь. Я посмотрел на соседний столик и дал знак одному из своих ребят. Через минуту гарсон уже наливал армянский КВВК в наши бокалы. Де Голль принюхался, отпил, посмаковал и восхищенно посмотрел на меня.

— Итак, господин генерал, что вы хотели узнать?

— Строго наоборот. Я хочу проинформировать вас, господин полковник, что через два месяца, шестнадцатого июня, Гитлер при поддержке Чемберлена и Даладье нападет на Советский Союз.

Улыбка исчезла с его лица.

— Вы, господин генерал, так спокойно об этом говорите, как будто уже знаете, чем эта война закончится.

— Конечно, знаю, — уверенно ответил я, — Мы готовы отразить агрессию и покарать тех, кто решил развязать эту войну.

Он задумался, а потом вдруг спросил:

— Неужели слухи о машине времени Сталина — правда? Американцы не зря занимаются своим проектом «Манхеттен»?

Н-да. Он очень много знает.

— Вы превосходно информированы, господин полковник. Но все обстоит не так и, в то же время, значительно сложнее. Не знаю, что там конкретно пытаются сделать американцы, но убежден, что машина времени невозможна. Но вот о планах фашистской коалиции мы действительно знаем практически все.

— Вплоть до даты нападения, — он кивнул, — Зачем вы мне это все рассказываете?

— Я не хочу, чтобы наши народы воевали, — коротко ответил я.

Он опять задумался. Пригубил коньяк и посмотрел на меня.

— Я же уже дал согласие вашим людям о сотрудничестве против фашизма.

— А вопрос теперь стоит не только и даже не столько так. Руководство Советского Союза берет курс на разрушение колониальной политической системы мира.

Ну вот, самое главное сказано. Как он отреагирует? Де Голль задумался. Затуманенный взгляд направлен на столик. Но он явно его не видел. Он пил маленькими глотками великолепный коньяк, не ощущая его вкуса. Наконец он посмотрел на меня и спросил:

— Почему вы хотите уничтожить мою страну экономически?

Н-да. Не в бровь, а в глаз. Но это только в том случае, если они сами не перестроят свою промышленность.

— Ни в коем случае. Но эксплуатация богатств чужих территорий, — я подчеркнул слово чужих, — не вечна. Вообще безудержное расходование полезных ископаемых — путь в тупик. Вы не находите?

— Вы считаете, господин генерал-полковник, что сейчас время думать об этом?

— Потом может оказаться поздно. И, называйте меня, пожалуйста, по имени. Я все-таки значительно моложе вас.

Он усмехнулся:

— А вы старше меня по званию. Но, впрочем, я согласен, если вы, генерал тоже будете называть меня по имени.

Теперь уже я усмехнулся:

— Уговорили, Шарль. Понимаете, у моей страны нет машины времени, но вот, некоторые методы научного предвидения, у нас есть. Я даже привез вам в подарок один очень интересный результат такой работы.

Он заинтересованно посмотрел на меня:

— А именно?

— Это кинофильм. Очень непростой. В нем отражены некоторые будущие проблемы Четвертой Республики, которую вы, Шарль, сможете построить и, возможно, будете там президентом.

Очень большое удивление в его глазах.

— Я — президент и именно Четвертой, а не Третьей Республики?

— Точно так. Но тут уж все зависит от вас самого. Мы, это я могу заявить официально, совершенно не намерены вмешиваться во внутренние дела Франции.

Ну не буду же я ему рассказывать еще и про Пятую республику? Он заинтересованно посмотрел на меня.

— И когда же можно будет посмотреть этот подарок?

— Прямо сейчас. Здесь в одной из комнат организован маленький кинозал.

Когда Жан Поль Бельмондо, игравший главного героя в «Профессионале», уже шел к вертолету под прицелом снайпера, де Голль опомнился:

— И вот это все будет?

— Что вы имеете в виду? Машины, вертолеты, связь? Все будет. Может быть несколько не такое. Чуть другие формы…

— Нет, — перебил меня полковник, — такие отношения между офицерами, вообще между людьми.

Оп-па! Он заметил и понял самое главное.

— А вот это уже зависит, в том числе, и от вас, Шарль. Понимаете, через какое-то время колониальная система все равно рухнет. Появятся новые отношения между людьми, нациями, странами. Мягкая политика в отношении эмигрантов из африканских и азиатских стран наложит свой отпечаток на европейскую культуру. Предполагаемый результат вы видели сами.

— Что же делать? — спросил он, почти как маленький ребенок.

Я выдержал паузу и только потом ответил:

— Взять власть в стране и не допустить влияния иммигрантов на культуру. А для этого требуется своевременный отказ от колоний и принудительная культурная ассимиляция всех приезжих. Не разрешать им исповедовать свою религию, отправлять свои национальные обряды.

Он хмыкнул:

— А как же у вас в СССР?

— Мы — это другое дело. Советский Союз — государство изначально многонациональное. Один на один я честно признаю, что у нас тоталитаризм. Но, так как линия товарища Сталина правильная, то мы от всех народов нашего государства берем лучшее. Как минимум — пытаемся. А у вас — демократия, — я с такой интонацией произнес последнее слово, что де Голль поморщился, — Ну, во всяком случае, так это называется.

Мы помолчали несколько минут, затем он спросил:

— Вы, Егор, очень откровенны. Все, что вы мне говорите — это ваша личная точка зрения или…?

— И то, и другое. Перед вылетом сюда у меня была большая беседа с Иосифом Виссарионовичем. А насчет французской экономики после войны… Вам ведь наверняка знаком такой термин — экономическая интеграция? Международная экономическая интеграция, — уточнил я.

Он удивленно посмотрел на меня. Я усмехнулся и добавил:

— Вы, Шарль, знаете другой способ сделать войны невыгодными?

Н-да. Мировоззрение человека двадцать первого века против мировоззрения пусть очень умного, вот этого у де Голля отнять было нельзя, но середины двадцатого…

Он задумался, затем спросил:

— А что делать с военными производствами? Ведь это очень важная часть экономики всех промышленно развитых стран.

Я встал и показал рукой на дверь.

— Давайте выйдем на свежий воздух. Здесь несколько душновато.

Ночь в тропиках. Уже давно стемнело и в черном небе ярко светили звезды. Южное небо. Оно вообще не такое, как у нас. Значительно более темное, звезд больше и сами они ярче. Да и созвездия другие. Я долго смотрел вверх, рассматривая искрящийся далекими солнцами небосвод.

— Что вы там увидели? — не выдержал полковник, тоже посмотрев вверх.

— Как вы думаете, Шарль, какие производства, какое напряжение всех сил потребуются человечеству, чтобы дотянуться до звезд?

Он повернулся ко мне. Удивление и восхищение одновременно были видны на его лице даже под светом луны.

* В нашей истории Шарль де Голь временно исполнял обязанности бригадного генерала с 1 июня 1940 года. Но официально его так и не успели утвердить в этом звании, и после войны он получал от Четвёртой республики лишь пенсию полковника.

Светка давно заснула, уютно устроившись на коленях Егора.