Под Южным Крестом - Луи Буссенар

Поспешность, с которой белые удалялись от места кораблекрушения, свидетельствовала о том, что они остро чувствовали грядущую опасность, причем опасность, исходящую не от разгулявшейся стихии. Конечно, отказ от живого груза, представляющего значительную ценность, плохо согласовывался с небывалой жадностью капитана. Но негодяй-американец и его сообщники отлично знали, что кули, претерпевшие нечеловеческие страдания, отупевшие от заточения, станут грозной силой, когда поймут, что жесточайшая дисциплина, царившая на борту, превратилась в одно лишь воспоминание. Сколько экипажей было истреблено в открытом море взбунтовавшимися иммигрантами; они захватывали власть невзирая на железные шипы, рассеянные по палубе и ранящие босые ноги невольников, несмотря на все предосторожности: кули выводили на свежий воздух только по пятьдесят человек, скованных цепями, охраняющие их матросы были вооружены до зубов. Но доведенные до крайности, предпочитающие смерть затянувшейся пытке, люди сбивались в кучи, упирались ногами и руками в перегородки, объединяли усилия, подчиняя движения монотонному пению, схожему с теми звуками, что издают матросы, поворачивающие кабестан,[30] сметали барьеры и устремлялись, словно неистовый поток, в слишком узкие люки.

Но, в конечном итоге, что значит для бессовестного человека смерть жителей Поднебесной и потеря «Лао-Цзы», разве перед отплытием он не предпринял все меры предосторожности и не застраховал судно и груз?

А вот его опасения по поводу бунта оказались ненапрасными. В тот самый момент, когда капитан занимал свое место в шлюпке, массивная перегородка дрогнула, поддалась напору неистовой силы и разлетелась вдребезги, как будто бы ее снес взрыв мощной мины. Из зияющего отверстия, темного, как дно глубокого колодца, хлынул неуправляемый поток – орда воющих и обезумевших мертвенно-бледных существ – существ, наполовину задохнувшихся, но все равно наводящих смертельный ужас вопреки слабости каждого отдельного человека, которая с лихвой компенсировалась количеством взбунтовавшихся иммигрантов.

Нетвердо стоящие на ногах, ослепленные ярким светом усталые люди, невзирая на слабость в членах, онемевших от долгого заточения, собрали последние силы и, спотыкаясь, помчались по накренившейся палубе, смешиваясь с матросами, растерявшимися при виде этого внезапного вторжения.

Первые моряки, попавшиеся под руку взбесившейся толпе, были растерзаны в одно мгновение. Потоки крови пьянящего алого цвета залили палубу, на которой валялись безобразные ошметки трепещущей плоти. Ни одна лодка, за исключением большой шлюпки, не была спущена воду. Иммигранты тут же заметили капитана и собранный им белый экипаж, который что есть силы налегал на весла. Около пятидесяти кули бросились в море, не столько для того, чтобы захватить лодку, сколько отплатить палачам за перенесенные страдания.

Янки были не теми людьми, кто позволил бы схватить себя без сопротивления. Они встретили нападающих градом пуль, затем взялись за сабли и топоры и принялись сносить головы и отсекать руки тех, кто пытался вскарабкаться на борт. Видя тщетность своих усилий, кули вновь повернули к «Лао-Цзы»; в это время шлюпка с беглецами вышла в открытое море. После этого бывшие заключенные, не задумываясь об угрожающей опасности, опьяненные первыми плодами победы, рассеялись по палубе, уничтожая всех и все, что встречалось им на пути. Стремясь утолить жажду мести, обезумевшие кули в припадке дикой ярости громили корабль, служивший им тюрьмой.

…Фрике и Пьер ле Галль по-прежнему находились в заточении в собственной каюте. Во время бегства капитану даже не пришло в голову вспомнить о пленниках.

Глава III

Страшные мучения обоих пленников. – На затопленной нижней палубе. – Бред. – Нож!.. – Нелегкий путь к спасению. – Плот. – Да здравствует французский флаг! – «Прощай, уходим в море!» – Уже в четвертый раз Робинзон. – Человек, который больше не считает, сколько кораблекрушений он пережил. – Костер, разожженный самым цивилизованным образом. – Робинзон-Фрике намерен отступить от традиций. – Поимка краба. – Первая трапеза на суше. – Удивление аборигена с кожей цвета сажи при виде двух белых людей. – «Не соизволите ли войти?»

Оба пленника чувствовали, что медленно умирают: их головы пылали, словно в огне, дыхание стало прерывистым, рты пересохли, желудки подводило от голода. Даже первый удар, полученный «Лао-Цзы», практически не вывел французов из полузабытья. Их плотно закупоренная, тесная каюта, прогретая беспощадными лучами экваториального солнца, стала напоминать парильню – парильню, в которой все больше и больше не хватало воздуха для дыхания. К страшным мукам, вызванным жаждой и голодом, прибавилась еще одна пытка – медленное удушье.

– Матрос, – прохрипел Пьер ле Галль, когда судно первый раз наскочило на рифы, – мы… мы… сели на мель…

– Ба! – прошептал Фрике, – значит, наши мучения скоро закончатся.

– Гром и молния!.. Как же это глупо… глотать соленую воду… на нижней палубе… не имея возможности пошевелить ни ногой… ни рукой… как мертвецки пьяный баталер.

Фрике не ответил.

– Матрос… – вновь заплетающимся языком пробормотал мастер-канонир, – матрос!.. Сынок…

– Пьер…

– Почему ты молчишь? Твое молчание пугает меня.

– От каждого произнесенного слова у меня череп раскалывается… Каждый звук отдается у меня в ушах как пушечный выстрел. Однако не беспокойся. У меня еще есть порох в пороховницах, и я работаю, даже если это и незаметно.

Пьер решил, что его друг бредит.

– Успокойся, матрос, – вновь заговорил молодой человек, – не пройдет и двенадцати часов, как у меня будет развязана одна лапа. Черт побери!.. Этот проклятый трос такой же твердый, как мачта большого паруса. Терпение!.. Поживем – увидим, – закончил парижанин, вновь приступив к своим загадочным манипуляциям.

С каждым часом страдания друзей становились все сильнее и сильнее, невозможно подобрать слова, чтобы описать их мучения, и так продолжалось до тех пор, пока морское течение и яростные волны не бросили несчастный корабль на рифы. Удар оказался столь сильным, что всего за несколько мгновений острые коралловые отростки раздробили шпангоут,[31] взломали пояс обшивки подводной части корабля и пробили дыру в корпусе. В образовавшееся отверстие тут же хлынула вода, она прошлась волной по внутренней части судна и, ворча, отступила, унося с собой обломки перегородок и трупы.

Огромная пробоина в правом борту образовалась в непосредственной близости от помещения, в котором были заперты оба друга. Иллюминатор каюты разбился вдребезги, и волна чудовищной силы обрушилась на французов в тот самый момент, когда Фрике, подняв над головой окровавленную и распухшую от трения руку, радостно воскликнул: