На цыпочках через тюльпаны (СИ) - Кутуров Максим Александрович "Горностай"

- Прости нас, - Том опять предпринял попытки. – Мы, правда, были напуганы. Чел, а как бы ты поступил? Тебе бы не страшно было?

- Нет, - уверенно ответил я. – Иначе бы я не называл себя вашим другом.

На то были свои причины, уж что-что, а друзей я не бросал в беде.

Почти каждый из них, хотел что-то сказать. Это можно было понять по резким вздохам, по туповатым взглядам, устремленным куда угодно, но только не в мою сторону.

- Ладненько, мы пойдем? – Михаль решила взять ситуацию в свои руки. Она схватила меня под локоть и потащила. – А то стоять уже холодно. Рада была познакомиться. Пока.

Они промычали что-то неразборчивое, то ли скорейшего выздоровления, то ли просто сказали пока. Уже не важно.

Я не попрощался и даже не обернулся, но в глубине души всех простил. И мне было хреново. Я шел впереди, Михаль торопилась за мной. В груди что-то щемило так, что было сложно дышать.

Оставалось ускорить шаг, перейти на бег и убежать от них навсегда. Пусть их проблемы останутся с ними, и не будут касаться меня. Михаль нагнала меня и развернула, взволнованно посмотрев в глаза, она тихо спросила:

- Как ты?

Я не смог ответить. Я заплакал. Так тупо взял и разревелся как девчонка.

Как мне не хватает моих друзей.

Про субботу

Вечер пятницы. Михаль хочет поделиться со мной одним иудейским обычаем. Мы будем встречать субботу. Еженедельный праздник с заходом солнца в пятницу и до следующего дня. А мне кажется, что это удачный предлог познакомиться с ее родителями.

Звонок, похожий на трель колокольчиков. И спустя несколько мгновений передо мной открывается дверь этого двухэтажного, обитого молочно-розовым сайдингом, дома.

Говорят, если хочешь знать, как будет выглядеть жена в будущем – взгляни на ее мать. Я конечно о свадьбе не задумывался, хотя, что меня останавливает? Женщина, чуть ниже меня ростом, смуглая с черными крашеными кудряшками и улыбающимися глазами, растворяется в премилой улыбке, потирая руки влажной салфеткой. Михаль нас знакомит:

- Мама, это Феликс. Феликс, это мама. Рони.

Странное имя. Я такого никогда не слышал. Хочется прикусить язык, но назвать так парня. Даже Михаль – совсем не женское имя. Тем не менее, смотришь на ее мать и понимаешь, что перед тобой самая настоящая Рони. Наверное, все Рони именно так и должны выглядеть. Я немного сомневаюсь, по поводу своего имени. Скорее всего, Феликс – это такой богатый дедушка, похожий на старичка из монополии.

- Добрый день миссис эм… - замялся, понимая, что не знаю какая у моей девушки фамилия. Сколько мы уже встречаемся? Ого, а я до сих пор не в курсе. Наверное, какая-нибудь Кац или что-нибудь с окончанием –берг, -ман.

- Просто Рони. Проходи. Будь как дома, - она приглашает рукой проследовать в дом.

Гостиная - вазы с цветами, горшки с цветами, минимум мебели, максимум зелени и цветов и лестница на второй этаж. Из холодной зимы я совершил прыжок в лето с лестницей в небо. Наверняка же на втором этаже рай, там комната моей подруги.

- Михаль, будь добра помоги мне накрыть на стол.

Послушная дочь, несмотря на неизлечимую болезнь, ловко расставляет тарелочки. Улыбаясь, посматривает на меня, иногда подмигивает. Предлагаю свою помощь, но Рони советует присесть на стул и рассказать о себе.

Наверняка, Михаль говорила о моем недуге и я думаю, что матери эта информации не придется по душе.

- Чем занимаешься Феликс? – спрашивает она, расставляя на столе разнообразные блюда. – Кстати, вот это хумус. Советую попробовать, очень вкусная вещь, - между дела вставляет Рони.

Я начинаю рассказ с Троя.

- У меня есть брат, ему восемь лет, его зовут Трой.

Можно сказать, что у меня есть и мама, и папа и признаться Рони, что с ней я чувствую себя каким-то ребенком, хотя считаюсь парнем ее дочери.

- А почему с собой не взял? – спрашивает она.

- От моего братца бед не оберешься, - глупо улыбаюсь.

- Он врет мам, - встревает Михаль. – Трой, отличный мальчишка.

Только сейчас замечаю, что Рони говорит с акцентом. Мягкая «Л», не там где нужно ударения, но речь внятна и понятна. И Михаль тоже говорит с акцентом.

Я не нашелся ответом, единственное выдавил из себя непонятное и совершенно не к месту «угу».

- Как ты относишься к спиртному? – спрашивает ее мама, ставя передо мной бутылку вина.

Смиренно киваю головой.

- Здоровью не повредит, - подмигивает Рони. – Будь добр, - она протягивает штопор. - В нашей семье так не хватает мужчины.

Дырявлю штопором пробку, стараясь сделать это как можно аккуратно. Хотя зачем оно нужно ума не приложу, чего там стоит открыть бутылку вина? Вкрутил и вытащил. Чем сильнее я его вкручиваю, тем больше понимаю. Меня принимают в семью.

- Это так здорово, что вы дружите, - говорит она. – У Михаль с друзьями тут проблемы, - Рони поглядывает в сторону дочери и кивает ей.

- Ма, перестань, - смущается та.

- Да, уж ладно тебе. В школе так вообще катастрофа была.

- Серьезно? Она не рассказывала, - удивительно, я так мало знаю о своей любимой.

- Ну, еще бы она расскажет. Гордая больно, - она целует дочь, которая пытается от нее вырваться. – Мамино счастье.

На минуту я вспоминаю свою маму. С Михаль я ее еще не знакомил, да и сложно это. Она, почему-то всегда волнуется и кроме жеманных улыбок и расспросов о здоровье бабушек, матушек и тому подобное, больше ничего не может из себя выдавить. А вот Рони совсем другой случай, сама подает тему для разговора и умело его ведет.

Про молитву

Когда стол был накрыт, и мама Михаль выдала мне какую-то вязаную шапочку «кипу» я вдруг, ощутил беготню мурашек по телу. Свет был притушен. В воздухе летало ощущение едва уловимой тайны.

Моя девушка сидела рядом и сжимала ладонь, разделяя оставшееся тепло со мной. У южных людей тепла больше.

- Феликс, - обратилась Рони. – Каждый раз мы встречаем Шаббат молитвой. Я не буду настаивать, - улыбнулась она. – Но мы с Михаль будем рады, если ты прочитаешь ее вместе с нами.

Про предосторожность

Половину вечера мы посвятили всяким развлечениям. Рони с большой гордостью рассказывала про Израиль, наверное, добрую половину всего времени, что я был у них.

Иногда она спрашивала, и ее расспросы вгоняли в краску и меня и ее дочь. Скажем так:

- Ну. Вы предохраняетесь?

- Э! – Михаль даже подавилась, а я почему-то покраснел так сильно, что почувствовал, как загорелись мои уши. - Ма! Хватит. Ты меня смущаешь, - потом быстро перешла на иврит, а он для меня оказался какой-то тарабарщиной.

- Что случилось? Я мать и должна знать все про свою дочь. Не будь глупой, - засмеялась Рони, а потом якобы незаметно пояснила мне. – Стесняется.

- Мама, - моя подруга чуть не завизжала, что меня сильно развеселило. Всегда мечтал увидеть, какого цвета становится смуглая кожа, когда краснеет. Красного.

- Ладно-ладно, не кричи, - Рони хлопает меня по плечу.

Потом был просмотр немереного количества фотографий, маленькой Михаль, целой кучи фотографий… кучи фотографий. И такой же кучи в комнате моей девушки.

- Ты никогда не говорила, что увлекаешься фотографиями, - напомнил, разглядывая работы Михаль.

- Ты никогда не спрашивал, - она замерла, свесив надо мной голову и с нетерпением ожидала, когда я оглашу свое мнение.

В фотографиях мои познания ничтожно малы, да в принципе, как и в любой другой отрасли, однако, то, что я видел, было превосходно. Пойманная жизнь, переданные чувства и смех, и грусть. Без всякой постановки, без моделей. Никто не старался позировать для Михаль, а занимался своим привычным делом. Например, парень с букетом цветов, ожидающий опаздывающую девушку. На его лице волнение, немного страха вперемежку с легкой влюбленностью. Он еще не знает, что ему ожидать от этого свидания, он еще не решил будет ли встречаться с ней и дальше.