Инкуб - Виллард Корд

 - Да нет, показалось. Со мной женщины не уживаются. Только призраки. И даже они – недолго.

 Оставив ошарашенного Якоба в раздумьях о смысле сказанного, Инкуб вошёл в зал, прежде захватив из бара бутылку любимого «английского пойла». Поэт сидел на кресле, словно ждал приёма, прижимая к груди большую тетрадь, обёрнутую в чёрную кожу – своё бесценное сокровище заметок и музыкальных фраз. Увидев незнакомца, спасшего ему жизнь, он тут же вскочил и побежал навстречу, стремясь то ли пожать руку, то ли даже обнять – не в силах скрывать своих чувств (эти поэты вечно подвластны эмоциям). Но Инкуб, не обращая внимания на сей искренний простодушный порыв, лишь кивнул, дав понять, что видит Поля, и проследовал на второй этаж. Поэт поплёлся позади, и его руки дрожали, но Гэбриел знал, то не радость встречи, а ликование таланта управляло его восторженностью. Потому что, он видел, Поль верит, что, наконец, написал нечто по-настоящему достойное.

 - Софи! – поэт чуть не выронил свою тетрадь, - Что ты здесь делаешь?

 Гэбриел подошёл к ней, внимательно посмотрел на лицо, задумчиво улыбнулся и, протянув бутылку виски, отошёл к окну – раствориться взглядом в чёрно-белом пейзаже ночи, мысленно пройтись по крышам невысоких домов, услышать голос, зовущий из глубины – самого сердца Города.

 - Поль! Как ты здесь очутился? Его что, тоже? – она обращалась к Гэбриелу, но он лишь отрицательно покачал головой, - Тогда зачем ты здесь?

 - Что тоже? Тоже его любовник, ты это хотела сказать?

 - С чего вдруг! Что за глупости ты вообще говоришь! С какой стати!

 Хлопнув руками по подоконнику, Инкуб повернулся к ним, и молчание наполнило комнату. Посмотрев сначала на него, после на неё, он промолвил:

 - Я дал тебе виски, чтобы пить, а не истерить. Если опять пойдёт кровь, помогать не буду. А ты, горе-поэт, хоть и стал умнее, остался таким же ревнивым глупцом. Положи тетрадь и пойди умойся, а после приходи, спокойный, тогда и расскажешь, что принёс.

 Присев на кровать рядом с Шейди-Софи, он отпил немного согревающего напитка и сделал несколько глубоких вдохов, чувствуя, как свежий букет ночи заполняет его лёгкие мягким, прохладным туманом.

 - Всё просто. Он тебя любит, - сказал Инкуб, смотря перед собой на канделябр у стены, словно не было в комнате никого, только он один в окружении незримых скелетов.

 - Поль? Меня?

 Инкуб закрыл глаза, не слушая глупых фраз и вопросов. Он давно привык к тому, что люди говорят слишком много ненужных слов. Поэтому научился терпению, стараясь быть снисходительным к тем, кого так незаслуженно любил.

 - Что ты принёс? – промолвил Инкуб, не глядя на Поля, вышедшего из ванной.

 - О… я написал рассказ! Хотя, мне больше кажется, что он похож на философский трактат. Раньше я так не думал, а после встречи с теми странными людьми на мосту, как-то само в голове отложилось… ощущение близости смерти. Тогда я подумал о том, что всё вокруг подчиняется именно законам смерти, а не жизни. Она – словно художник, которая творит прекрасные и ужасные холсты!

 - Слышала бы она тебя… - Гэбриел усмехнулся.

 - Я назвал своё творение «Живопись Мёртвых»[43]. Хотел показать вам, можно сказать, раскрывшему во мне чувство, дарующее вдохновение…

 - Давай рукопись.

 Пока Наблюдатель пролистывал страницы, исписанные размашистым, неровным почерком, Поль и Софи, не отрываясь, смотрели друг на друга. Между ними повисла то ли неловкость, то ли заинтересованность, но итогом была пытливость, извечная пытливость людей понять друг друга, хотя бы немножко, чтобы знать, как сделать первый шаг. Шейди верила Ластморту, но с трудом могла поверить в правду, которую он говорил. Ведь всегда она смотрела на Поля как на хорошего друга, не больше. Она часто высмеивала его стихи, унижала перед другими девушками, позволяла ему ей помогать по разным мелочам и даже настаивала на комплиментах. Шейди думала, что использует Поля, но в глубине души что-то говорило иначе. Возможно, она всё время была в него влюблена, но не знала об этом. А Поль… за что он любит её? За то, что она прошлой ночью едва не умерла из-за своего пошлого желания найти себе «принца тьмы»? Словно уличная девка, она была изнасилована среди мусорных баков красавцем, оказавшимся безжалостным маньяком, готовым убить. И убил бы, если бы не вмешался незнакомый прохожий – Гэбриел Ластморт, городской Наблюдатель, Инкуб…

 Шейди, конечно, понятия не имела, что он спас её от себя самого… таким он сам был когда-то… Всю свою жизнь Гэбриел проводил в борьбе с собой, в безумии, в котором невозможно обрести покой и счастье… Он был счастлив когда-то – так думали люди. Но он знал – то обман, и ушёл, полностью и навсегда приняв своё мучительное проклятие и силу, которой, несмотря на боль и одиночество, всегда хотел обладать.

 Поль действительно любил Софи. Забыв о рукописи в руках Инкуба, он мысленно гладил ладонью её нежные щёки. Мечты о ней наполняли жизнью каждую минуту его существования. И именно тогда, когда Поль понял, что сам едва не перестал существовать, посвятив себя ей, он решил покончить с собой. В тот вечер поэту повезло встретить городского Наблюдателя, давшему ему новый смысл в жизни… но чувства, их сложно прогнать. Сейчас он думал, что изменился. Возможно, теперь она полюбит его?

 Гэбриел вернул рукопись Полю, промолвив:

 - Теперь ты видишь гораздо больше обычных людей. Достаточно много, чтобы стать, наконец, творцом, каким быть ты хочешь. И то, что ты видишь, сделает тебя изгоем. Но ты станешь сильным и никогда не будешь одинок ночью при свете свечи, наедине со строками, что ты пишешь. Ты хочешь так жить?

 - Только так я, наконец, ощутил жизнь по-настоящему.

 - Это и есть настоящая жизнь. То, чем живут люди – несовершенно, и никогда совершенным не будет. А то, чем занимаешься ты, стремится к совершенству. И неважно, что нет ничего совершенного. Важно то, что есть к чему стремиться, и что постигать.

 Он накинул плащ, надел шляпу, и ушёл, оставляя Поля и Софи наедине – самих разбираться с болезнью, что их подкосила. Напоследок лишь бросил, озадачив поэта:

 - Останетесь у меня. А то опять кого-нибудь изнасилуют… - и исчез.

 Якоб в гостиной продолжал пытливо изучать пьесы шведского драматурга. Заметив Иностранца, он, надеясь привлечь его внимание, продекламировал вслух отрывок, чем-то ему понравившийся:

 - Знаешь, что я вижу в этом зеркале?.. Правильный мир!.. Да, ибо сам по себе он вывернут наизнанку!

 - Каким образом его вывернули наизнанку?

 - Когда делали копию…

 Но Инкуб вышел в ночь, сделав вид, что не слышал, про себя усмехнувшись: «Какая ирония. Он читает правду, думая, что читает ложь, ведь книга для него – это сказка; он думает, что уже слишком стар для сказок, и не верит тому, что когда-то увидел тот, кто смыслит больше него в жизни, но меньше в выпивке и безделье; потому и кажется написанное странным и нереальным, ибо тот – незнакомый лично писатель - жил иначе, чем живёт он».