Инкуб - Виллард Корд

 Сам Лоран, собравший вокруг себя эту дикую свору, был более мудр и обучен контролю, однако именно охота всегда доставляла ему истинное удовольствие. Он любил выходить на ночные улицы, сбрасывая с себя показную мишуру французского аристократа, и рыскать диким зверем в поисках добычи, отдаваясь наркотическому инстинкту, позволяя вскипеть крови и вести его на зов плоти сквозь терпкий туман. Он хотел быть насильником, хотел быть убийцей, хотел быть тем, кем он, возможно, никогда не был до того, как стал инкубом. Лоран любил силу и подчинение, и хоть, зачастую, он не получал того самого удовлетворения, с которым притупляется голод, он искал наслаждение именно в боли тех, кого выбирал, и отдавался инстинкту инкуба, играя судьбой жертвы, не зная изначально, выживет она или нет.

 - Гэбриел! – юная девушка помахала из-за столика, весело улыбаясь.

 Напротив неё сидел Лоран, чистый и ухоженный джентльмен, совсем непохожий на то существо, которое встретил Наблюдатель ночью. Он о чём-то рассказывал, бурно жестикулируя, когда Инкуб вошёл в ресторан, пестрящий роскошью парижского модерна. Повесив на вешалку шляпу, однако, не снимая плаща, Гэбриел подошёл к столу и, окинув девушку сухим усталым взглядом, присел на стул, молчаливо прислушиваясь к звукам, кружившимся в воздухе.

 - Зачем ты пришла сюда, Лиллиан?

 - Но, Гэбриел, я уже не маленькая девочка! Или ты вознамерился контролировать все мои передвижения по городу?

 - Отнюдь. На данный момент меня смущает только это место.

 - Позвольте, я вмешаюсь, мадемуазель! – тотчас же перехватил разговор Лоран, - Месье Ластморт, чем же мой ресторан вам не угодил? Вы ведь здесь впервые! Позвольте, угощу вас отменным вином! – француз изобразил несколько жестов, и ближайший официант мигом скрылся в двери, ведущей в винный погреб.

 - Месье де Лиз[26], достаточно того, что мне неприятно ваше присутствие.

 - Ох-ох-ох, это очень, очень плохо! Видишь, Лиллиан, я же говорил, что это неудачная затея!

 - Но Лоран, он мне как отец! – Лилль озабоченно посмотрела на Гэбриела, - Что-то произошло между вами?

 - Ничего, что тебе стоит знать.

 - Тогда я просто скажу, что сегодня Лоран сделал мне предложение, и я решила его принять! Мне было важно, чтобы ты узнал об этом, узнал от нас обоих! – и она тряхнула своими пепельными волосами, словно ставя точку в этом немного обескураживающем разговоре.

 Гэбриел рассмеялся. Распахнув плащ, он достал фляжку и сделал небольшой глоток, облизывая губы. Гордым и холодным казался он сейчас в алом свете расписных портьер зала Le Dessert. Словно нарисованная карандашом фигура, неявный эскиз посреди цветущей пастели.

 - Что за игру ты затеял, Лоран? Смотри, я буду пристально следить за тобой. Только тронь её – вырву душу.

 - Как же не трогать девушку, от которой без ума! – Лоран улыбался, но Гэбриел, мрачно усмехаясь, наклонился к нему и прошептал:

 - Ты знаешь, о чём я.

 Поднявшись, Инкуб направился к выходу.

 - Постой, а как же вино?

 - В другой раз.

 - Но, Гэбриел! – Лилль подбежала к нему и прижалась крепко, как только могла, не желая отпускать, - Ты же знаешь, я никогда не чувствовала себя женщиной, такой, какая я есть. Всё время скрывалась за чужими лицами, образами, словами. Лоран же хотел слышать и видеть только меня! Он, единственный, после тебя, кто сказал мне: «будь собой, настоящей, Лиллиан… со мной…».

 Она шептала, теребя плащ Инкуба, но он молчал, не говоря, ни слова. И только потом, когда Лилль остановилась, смешавшись, не зная, что ещё сказать, он вышел на улицу, оставляя позади звонкие небесные слёзы.

 Паренёк на углу раздавал газеты, натужно выкрикивая главную новость дня – что-то про пропавшую девушку. Наблюдатель просмотрел несколько страниц, потом свернул и выбросил никчёмную бумагу в урну. Ничего интересного. В мире людей как всегда ничего интересного…

 Прошло три дня с тех пор, как Гэбриел Ластморт стал городским Наблюдателем. Раньше он слышал об этом месте от Лилль, поселившейся здесь. Она уверяла, что этот город похож на Лондон, и была почти права. Такой же статный и гордый, строгий и дождливый, туманный, бледный Санкт-Петербург выглядел идеальным домом для Видящих. Однако на карте Ока он назывался Тюрьма, Психушка, и был помечен как Зона Карантина.

 Око – так величался мир Видящих, которых люди, острые на язык, именуют нечистью, кошмарами и прочими звучными фантасмагориями[27]. Безусловно, среди Видящих встречались те, кого иначе, как монстрами, и не назовёшь, но в остальном (что было страшнее) они старались походить на людей, примеряя ночью и днём свои новые «овечьи шкуры». И именно эти «волки» провозгласили себя Хранителями Баланса между светом и тьмой, необходимого для дальнейшего развития человечества. А местом сбора неразрешённых конфликтов был избран отдалённый от прочих городов Санкт-Петербург, ставший тюрьмой для тех, кто оказывался неугоден Верховному Совету Ока.

 Здесь, среди белых ночей все конфликты разрешались насилием. Правые или нет, многие неугодные исчезали, растворяясь в фундаменте города. И Гэбриел слышал плач – голос, просивший спасти от чумы, поразившей каменное сердце. Что-то связывало Наблюдателя с этим местом… Словно Город был похож на него, Инкуба, и поэтому он не мог оставаться немым к обращённым мольбам, как будто хотел помочь… нет, не Городу – себе.

 Наблюдатель направился к набережной, навстречу ветру и серой воде, погружённый в противоречивые мысли. Он не спешил возвращаться в мансарду – Шейди будет спать до самого вечера – поэтому просто блуждал по узким улицам, присматриваясь к жизни, творившейся вокруг. Инкуб наблюдал, избегая людей, надвинув на глаза широкополую шляпу. Он любил одиночество, и предпочитал молчать и созерцать, нежели вступать в бессмысленные диалоги и дискуссии. Но пламя внутри сводило с ума – Гэбриел едва держался на ногах, сражаясь с огненным голодом. А мимо проплывали обольстительные женские ароматы, раскрывшиеся бутонами страсти под фианитовой россыпью дождя.

 _________

Кукла

 _________

 Золотистые буквы вывески клуба «Куклы» казались светочем, манившим сквозь туман мужчин, чьи кошельки были полны ворованных денег, а запросы дики и грязны. Небольшое двухэтажное здание напоминало мотель у дороги, в котором останавливаются на несколько часов, реже – на ночь. Над звонком на входной двери маленькая надпись гласила: «Играть в Куклы» [28] - призывая гостя принять участие в недетской игре.

 Гэбриел позвонил, и, спустя несколько секунд, дверь открыл сутулый мужчина итальянской наружности, приглашая странника улиц проследовать в «игорный» дом. Внутри не было ни золота, ни того лоска, которым пестрила входная вывеска. Отсутствие ремонта компенсировали развешанные по стенам плётки, наручники и интригующие части ободранных манекенов, вкупе со статуей Венеры, вероятно, гипсовой, и по всей видимости мастурбирующей под рекламным плакатом солнечного Крита. «Куклы» были не просто клубом азартных игр и сутенёрским притоном, но и турагентством, разрабатывающим программу сексуальных путешествий для жадных до нестандартных приключений граждан. Такова была особая политика клубного руководства «во времена сексуального неверия и недоверия».