Иероглифы Сихотэ-Алиня - Виталий Мелентьев

— Не пугайся, дурачок. Я ведь шучу.

Он быстро отер пот со лба, выпрямился и, тая улыбку (все-таки взял в руки! Взял!), спросил:

— Интересно, он сахар ест?

— Еще как. Сладкоежка… — доверительно улыбнулся Почуйко.

Аркадий посмотрел в глаза товарищам и понял, что они простили ему вчерашний день.

«То-то!» — подумал он, гордо вскинув красивую голову, и вышел из-за стола.

— Не спешите, Сенников, — остановил его Пряхин. — Сейчас пойдем на линию.

— Так я же дневалю, — удивился Аркадий.

— Ну что ж… Вчера вы слышали капитана — мои разъяснения не нужны. Собирайтесь!

Пряхин отвернулся. Сенников долго смотрел на него и слегка растерянно думал: «Что он, интересно, замышляет?..»

Пряхин ничего особенного не замышлял. Он все так же ровно и спокойно отдал такой же приказ Губкину.

Ничего как будто не случилось — просто начиналась обычная линейная служба, хотя каждый почувствовал что-то новое, невысказанное.

Хозяин тайги

Вася упросил дядю отпустить его со связистами.

— Ведь нужно же искать иероглифы, — упрямо твердил он.

— Люди заняты, — возражал Лазарев. — Им будет не до тебя.

— А чем я им помешаю? — пожимал плечами Вася, и его скуластое лицо розовело. — Наоборот, если нужно, помогу.

Пряхин предложил ему идти с ним и с Сенниковым. Паренек возразил:

— Вас и так двое, а Губкин один.

— Ну, если дядя не возражает… — словно бы нехотя согласился Пряхин, но в душе был рад этому решению.

Вася уже показал себя опытным таежником, его опыт помог бы молодому солдату. Да и как бы то ни было, вдвоем в тайге надежней.

Лазарев не возражал, и Пряхин предупредил:

— Старшим — рядовой Губкин. Слушаться его беспрекословно. Понятно?

— Так точно! — неожиданно серьезно ответил Вася, а Лазарев, передав племяннику свою великолепную трехстволку и пожимая на прощание руку Саше, шепнул:

— Только не зарывайтесь там… Построже его держите.

Первый раз в жизни Губкин получил право кем-то командовать, кого-то направлять и за кем-то следить. Это очень смущало его — он не знал, как держать себя с пареньком.

Но уже за первым перевалом, там, где река пробивалась сквозь узкое ущелье между двумя сопками, Вася предложил Губкину взять его катушку с проводом. Губкин растерялся — имеет ли он право доверять военное имущество, и потом, как командир, как старший, он должен заботиться о пареньке.

— Как же так?! — удивился Вася. — Один будет идти налегке, а другой нагруженный, как вьючная лошадь. Разве это правильно?

Пожалуй, это было действительно неправильно, и Губкин отдал ему катушку. Сразу стало легко и просто, смущение пропало. Они шли вдоль линии. Изредка по обочинам тропки слышался стук копыт убегающих животных, хлопанье крыльев. Губкин в таких случаях напрягался и выставлял вперед автомат — он помнил и свои ночные страхи, и случай с Почуйко. Вася был спокоен. Он равнодушно, как старый опытный охотник, пояснял:

— Сойка взлетела… Олень прошел.

Губкин успокаивался, опускал автомат.

— И правильно, — солидно говорил Вася. — Закон тайги! Раз тебе не нужно мясо или мех, не стреляй. Убивать без пользы нельзя.

Саше понравился и этот закон и то, что он, оказывается, хорошо делал, что не стрелял. Он забросил автомат за спину, решив больше присматриваться и прислушиваться и меньше волноваться. И сразу нашлось время на осмотр линии. Она была в порядке, только кое-где они расчистили заросшую пешеходную тропинку, а в одном месте построили мостик через падающий со склонов ручей. Тайга уже не казалась Саше загадочной и жутковатой, и они разговорились, обсуждая поведение Сенникова. Саша защищал товарища, стараясь разыскать в нем и хорошие черты, а Вася прятал глаза и отвергал все сенниковские достоинства.

— Не нравится он мне, и все. Задавака. Вот Почуйко — настоящий хлопец. И командир у вас хороший. А этот — нет…

— Ну чем он плох? Чем? — горячился Губкин.

— А он такой… Такой… Все ему не нравятся. Один он хороший.

Это, пожалуй, было правильно. Аркадий действительно ни к кому не относился хорошо. Но согласиться с этим Губкину было стыдно, точно он тоже был виноват в том, что Аркадий оказался таким, какой он есть. Этот неприятный разговор оборвался сам по себе.

Возвращаясь от границы своего участка, они подошли к только что построенному ими мостику. Губкин уже взялся за перильца, чтобы ступить на мостик, как Вася схватил его за руку.

— Смотри, — показал он на мостик.

На свежеокоренных жердях ясно вырисовывались грязные пятна. Губкин не понял паренька и удивился:

— Что ж тут такого?

— Ты лучше смотри, лучше!..

Саша пригляделся и вдруг понял, что эти пятна похожи на огромные кошачьи следы. Он внимательно посмотрел на Васю, опять на пятна и, чувствуя, как все в нем напрягается и словно становится сильнее, спросил:

— Неужели тигр?

Вася озабоченно кивнул головой. Его светлые глаза сузились, он весь подобрался и насторожился. Низко склонясь над тропинкой, он вернулся назад, потом спустился к ручью и показал Саше две глубокие ямки: здесь тигр пил воду и вмял передними лапами мокрую прибрежную землю.

Забросив за спину снаряжение, Губкин и Вася изготовили оружие и осторожно двинулись по следам на тропинке — другой дороги на участке не было. В одном месте зверь потерся о кусты и оставил на ветвях огненно-рыжие клочья линялой летней шерсти. За этими кустами следы терялись. Несколько раз связисты возвращались назад и снова уходили вперед: следов не было.

— Вероятно, ушел в сторону, — вслух подумал Саша и ощутил, как напряжение постепенно оставляет его.

— Наверно… Учуял наши следы и прыжком ушел.

Они в нерешительности постояли перед кустом. Губкин осторожно снял с ветки клочок шерсти и увидел, что она не только огненно-рыжая, но и черная, лоснящаяся. Вася посмотрел на нее и решил:

— Молодой тигр. Шерстка на солнце даже вспыхивает. У старых — тусклая. — Он подумал и добавил: — Нет, этот — дурной. Наверняка ушел.

Оттого, что опасность явно прошла мимо, стало беспричинно весело.

— Давай возьмем этой шерсти, — шепотом, озорно улыбаясь, предложил Саша.

— Зачем?

— Ну как же? Покажем нашим, что мы ходили по тигриным следам.

Вася хитро прищурился:

— Верно, давай наберем! Придем и расскажем Почуйко, как мы тигра за хвост тащили. Он не поверит, а мы ему покажем шерсть. Вот, скажем, видишь: весь хвост ему ободрали. Так с голым хвостом и убежал на нас жаловаться.

Они рассмеялись, но тигриной шерсти все-таки набрали.