Письма 1855-1870 - Чарльз Диккенс

Описание получилось очень длинным, а Вы, быть может, знаете пьесу. Если так, я попробую искупить мою вину с помощью Флоры в дальнейших выпусках.

Миссис Диккенс и ее сестра просят передать Вашей светлости их приветы и поздравления по случаю Вашего выздоровления. Во время Вашей болезни я несколько раз виделся с Пакстоном и получил от него самые ободряющие сведения. Не знаю, сколько он будет весить (я имею в виду - на весах), но начинаю подозревать, что Дэниел Лэмберт * приходится ему родственником.

Остаюсь вашей светлости покорный и благодарный слуга.

47

УИЛКИ КОЛЛИНЗУ

Вилла де Мулино, Булонь,

воскресенье, 13 июля 1856 г.

Дорогой Коллинз,

Мы все очень жалеем, что Вы не сможете приехать раньше второй половины следующего месяца, но надеемся, что в таком случае Вы погостите у нас до конца и мы уедем отсюда вместе около десятого октября. Я думаю (учитывая развлечения и пр.), что этого времени будет достаточно, чтобы написать пьесу. Дамы, будущие участницы спектакля, сгорают от нетерпения и жаждут, чтобы Вы поскорее заперлись в беседке. Да, кстати, об этом сооружении - я забыл упомянуть, что она много выиграла и стала гораздо более надежным приютом уединения, после того как дверь устроили в другом месте. Она стала удивительно уютной, а Гений Порядка произвел в доме некоторые улучшения (в среднем по десять пенсов штука), которые, мы надеемся, Гений Беспорядка оценит по достоинству.

Не могу Вам выразить, какого я высокого мнения об Энн Родуэй. Я снял из заголовка слово "Отрывки", потому что многоголовая гидра могла усмотреть в нем намек на незаконченность, на незавершенность всего произведения, а это отпугнуло бы некоторых читателей. Я с огромным восхищением прочел первую половину в редакции, а вторую читал в поезде, возвращаясь сюда, - я побывал в Лондоне как раз после Вашего отъезда. Я вел себя в присутствии других пассажиров совершенно недопустимо - так плакал, что даже Вы остались бы довольны. Не говоря даже об истинной силе и красоте этой маленькой повести, о восхитительной обрисовке характера девушки, ее внутреннего мира, она написана с таким старанием и влюбленностью в работу, какие немногие сумели бы оценить выше, чем их ценю я, и уж во всяком случае, нет человека, который больше уважал бы их. По-моему, это превосходная вещь, которую не смог бы написать никто другой, и я горжусь ею, как своей, - а это очень приятное чувство.

О себе могу сообщить только, что я всецело занят "Крошкой Доррит". На прошлой неделе я набросал план, наметил характеры и сюжет водевиля и послал все это Марку, который болен лихорадкой. Фарс, мне кажется, должен получиться очень смешным. Дело с кошками настолько потешно, что ему нельзя воздать должное на таком крохотном листке, и я поведаю его vivo voce {Устно (итал.).}, когда буду в Лондоне. Фленш так загордился с тех пор, как подстрелил тигровую кошку Э 1 (она подбиралась к благородному Дику, сверля его зелеными глазами), что, боюсь, мне придется расстаться с ним. Все мальчики (в новых костюмчиках, надетых, чтобы идти в церковь) лежат сейчас на животах за кустами, улюлюкают и вопят (завидев тигровую кошку Э 2): "Фленш!", "Вот она!", "Вон она удирает!" и проч. Я не решаюсь высунуть голову из окна, опасаясь получить пулю (просто настоящий coup d'etat {Государственный переворот (франц.).}), а торговцы, приближаясь к дому, жалобно кричат: "Ne tirer pas, Monsieur Flench, c'est moi - boulanger! Ne tirer pas mon ami!" {Не стреляйте, мсье Фленш, это я - булочник. Не стреляйте, друг мой!(франц.)}

Кроме того, я должен рассказать Вам тайную историю ограбления павильона в Фолкстоне, которое вам придется описать.

При случае скажите Пиготу, что мы все будем очень рады, если он соберется приехать погостить у нас неделю, когда Вы будете здесь.

Я надеюсь сообщить Вам немало планов нашей будущей работы, пока мы с Вами будем коротать унылые дни здешней арктической зимы. Да сопутствует им успех!

Сердечный привет от всех драматическому поэту дома нашего, а также матушке и брату поэта.

Остаюсь ваш.

P. S. Если будет еще раз идти "Летучий голландец" *, прошу вас сходите посмотреть его. Уэбстер сказал мне, что это "милая штучка". Умоляю вас - сходите посмотреть милую штучку.

48

У.Г. УИЛСУ

Булонь,

четверг, 7 августа 1856 г.

Дорогой Уилс,

Я не испытываю ни малейшего желания помещать отчет об этих двух делах, разбиравшихся в суде канцлера. Во-первых, я не хотел бы способствовать тому, чтобы в чьем-либо сердце зародилось доверие к этому притону беззакония.

А во-вторых, по моему мнению, при пересказе полностью исчезает подлинная философия этих фактов. Зло которое было исправлено в этих двух частных случаях, могло совершиться главным образом потому, что все эти подлые суды справедливости *, располагающие такими возможностями для бесконечных затяжек и проволочек, развязывают руки всяким негодяям и мошенникам. Если бы правосудие было дешевым, справедливым и быстрым, подобные преступления встречались бы гораздо реже. Опыт доказывает, что (из-за гнусной деятельности этих судов и всех мерзавцев, которых они породили) человеку лучше терпеливо сносить величайшую несправедливость, нежели отправиться в канцлерский суд - или позволить кому-нибудь другому сделать это за него, - мечтая найти там защиту. Вот почему возможны такие темные сделки.

И я не нахожу, чтобы решения этих дел служили к чести канцлерского суда - скорее наоборот. Я не согласен также, будто мой долг - быть признательным канцлерскому суду за то, что он вынес справедливые решения в двух таких простеньких случаях. На моей совести нет никаких подобных обязательств но отношению к суду канцлера.

Я очень спешу.

Искренне Ваш.

49

МИСС КУТС

Вилла Де Мулино,

13 августа 1856 г.

Вчера утром в мою ванну попал гравий и так глубоко изрезал мне левую руку у локтя, что пришлось посылать в город за хирургом, чтобы он сделал перевязку. Это наводит меня на мысль о наших политиках-хирургах и о том, как они умудрились все испортить после заключения мира. Впрочем, я всегда твердо знал, что лорд Пальмерстон (принимая во внимание век, в котором он живет) пустейший шарлатан, какого только можно вообразить, тем более опасный, что это видят далеко не все. Не прошло и трех месяцев после заключения мира, а главные условия договора уже нарушены и весь мир смеется над нами! Я так же не сомневаюсь в том, что в конце концов эти люди добьются того, чтобы нас завоевали, как не сомневаюсь в том, что в один прекрасный день умру. Долгое время нас ненавидели и боялись. И стать после этого посмешищем - очень и очень опасно. Никто не может предугадать, как поведет себя английский народ, когда он наконец пробудится и осознает происходящее (NB: все это гравий, впившийся в мой мозг)...

50

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Булонь,

15 августа 1856 г.

...Мне всегда становится очень весело при мысли о состоянии нашей морали, когда какой-нибудь сладкоречивый господин говорит мне - или кому-нибудь другому в моем присутствии, - что его поражает, почему герой английских романов всегда неинтересен, слишком добродетелен, неестествен и т. д. Мне постоянно твердят это о Вальтере Скотте живущие здесь англичане, которые питаются Бальзаком и Санд. Ах, мой сладкоречивый друг, каким же блестящим обманщиком считаешь ты себя и каким ослом меня, если надеешься своей наглостью изгладить из моей памяти тот факт, что этот неестественный юноша (если уж порядочность считать неестественной), которого ты встречаешь в книгах, и в чужих и в моих, кажется тебе неестественным из-за твоего собственного нравственного уродства. Он вовсе не должен наделяться - не скажу пороками, которые тебе так импонируют, но даже теми переживаниями, горестями, неудачами и сомнениями, без которых не может сложиться человеческий

характер, как хороший, так и дурной!..

51

УИЛКИ КОЛЛИНЗ

Тэвисток-хаус,

12 сентября 1856 г.

Дорогой Коллинз,

_Восхитительная мысль_. Мне кажется, в ней заключено все, что нужно для пьесы. Но она так сильна, что лишь в последнем действии (во избежание преждевременного спада напряжения) можно будет показать, что он спасен и жив. Борьба, выслеживание, главное подозрение, напряженность - во втором. Радость и облегчение, приносимые этим открытием, в третьем.

И в этом, мне кажется, очень важна будет роль Марка. Честный, прямой человек, который прежде восхищался мной, любил меня, - вдруг у него возникает это ужасное подозрение, он не может его побороть и постепенно отдаляется от меня, именно потому, что он благороден и великодушен; все это было бы интересно само по себе, обеспечило бы ему несомненный успех, позволило бы мне натворить с ним чудес (Вы ведь знаете, мы превосходно ладим) и весьма способствовало бы усилению вышеупомянутого напряжения.

Я предлагаю все это, разумеется, со всем почтением к Вашей точке зрения и праву первенства. Но как бы ни повернуть эту ситуацию, она остается необычайно сильной, и если публика не устроит Вам овации, то я.., тори (это неразборчивое слово означает Т-О-Р-И).