Единственная женщина - Анна Берсенева

Телефонный звонок разбудил ее рано утром; хорошо еще, что телефон висел в коридоре неподалеку от ее комнаты, иначе она не услышала бы его сквозь сон. Звонила Инга, и голос у нее был то ли взволнованный, то ли возмущенный.

— Лиза, я прошу тебя прийти немедленно, — послышалось в телефонной трубке.

— Что случилось? — Со сна Лиза едва узнала Ингу.

— Это не телефонный разговор. Когда ты будешь?

— Вообще-то мы не договаривались сегодня…

— Обстоятельства переменились, — резко произнесла Инга. — В твоих интересах приехать как можно скорее.

— Хорошо, я буду через час.

У Лизы был свой ключ от широбоковской квартиры, но Инга сама открыла ей — словно прислушивалась к ее шагам на лестнице.

— Лиза! — В голосе ее снова слышались какие-то патетические нотки. — Произошло непредвиденное событие… — И в ответ на недоумевающий Лизин взгляд Инга продолжала: — Зинаида, к счастью, пришла убирать не сегодня, а вчера вечером, как только Тоша уснул. Я тоже помогала ей, мы все разложили по местам — ты же видела, что здесь творилось, одна она просто не справилась бы.

Несмотря на волнение, Лиза улыбнулась этим Ингиным словам.

— И что же мы обнаружили? Оказалось, у меня пропала брошь — старинная брошь с бриллиантами, бабушкино наследство. Ты представляешь, сколько стоит эта вещь — она прошлого века!

— Дорого, наверное. Ну и что?

— То есть как это — что? — Инга посмотрела на Лизу, точно та не понимала элементарных вещей. — Кроме тебя, никто даже не входил в ту комнату, ведь ты вчера занималась детьми. И брошь пропала… Ты понимаешь?

— То есть… — от возмущения Лиза задохнулась. — То есть, ты хочешь сказать, что я украла твою брошку?

— Конечно, у меня нет доказательств… Но что мне остается думать?

Лиза смотрела на Ингу и еле удерживалась, чтобы не дать ей пощечину.

— Почему же, интересно, — медленно произнесла она, — почему же, интересно, тебе не остается думать ничего другого? Какое право ты имеешь обвинять меня в воровстве?

В эту минуту Инга вызывала у нее такую ненависть, что даже руки у Лизы дрожали. После всего, после того, как она вот уже три месяца выполняет ее дурацкие капризы и воспитывает ее сына, Инга смеет обвинять ее в краже побрякушки!

Наверное, вид у Лизы был такой разгневанный, что Инга слегка сбавила тон:

— Нет, я не хочу сказать, что дело для меня совершенно ясное. Но подумай, не в милицию же мне было обращаться… сразу… Я ведь должна была поговорить с тобой — по-моему, это более чем порядочно с моей стороны. Ты оставалась в комнате, пропала драгоценность — разве не резонно…

— Не резонно! — воскликнула Лиза. — Вот именно не резонно! Ты забыла, что я оставалась в твоей квартире черт знает сколько раз — разве что-нибудь пропало? Почему ты даже не подумала, что твою брошку могли взять дети — просто чтобы поиграть? Да как ты смеешь!..

У Лизы снова перехватило дыхание.

— Но мы все обшарили, все! — закричала в ответ Инга. — Нигде ее нет! И почему бы мне не заподозрить тебя? Ты вообще выглядишь довольно странной особой: нанимаешься в гувернантки — не забудь, что я взяла тебя с улицы, без единой серьезной рекомендации! — а сама одета, как фотомодель! Думаешь, я не понимаю, где сшиты твои наряды и сколько они стоят? И прописки у тебя нет, непонятно, чем ты занимаешься в Москве!

Лиза покраснела, хватая воздух ртом. Какой ужас! Выходит, эта дама все время подозревала ее неизвестно в чем? И оценивала наряды от Берсенева, которые когда-то подарил ей Виктор?

— Вот что, — вдруг сказала она. — Где вы искали твою брошку?

Лиза почувствовала то самое спокойствие, которое всегда приходило к ней неожиданно, в моменты сильного напряжения, словно срабатывал невидимый механизм.

— Везде! — тут же ответила Инга. — Я же тебе сказала — везде!

— Немедленно начнем искать — я начну искать в твоем присутствии. И не выйду из этой квартиры, пока не найду. А если не найду — ты обзвонишь всех родителей, которые вчера приводили детей, и они поищут у себя.

Кажется, даже Инга слегка растерялась, услышав эти слова. Наверное, она ожидала слез, испуга, может быть, даже извинений — но никак не такой решительности с Лизиной стороны. Она кивнула, соглашаясь.

Поиски продолжались не меньше часа. Лиза подняла все ковры, отодвинула диваны, заглянула под шкафы — брошки не было, и она сама уже начала приходить в отчаяние.

Найти что-нибудь в Тошиной комнате вообще не представлялось возможным: горы игрушек громоздились повсюду, валялись детали всевозможных конструкторов, пол был устлан обрезками разноцветной бумага…

— А Тоша где? — спросила Лиза.

— Зинаида с ним гуляет, сейчас приведет.

— Инга, ты меня просто поражаешь! — воскликнула Лиза. — Надо быть полной идиоткой, чтобы даже не расспросить ребенка!

— Я попрошу тебя выбирать выражения! — возмутилась Инга. — Ты забываешься!

Неизвестно, что они высказали бы друг другу дальше, если бы в эту минуту не позвонили в дверь. Обгоняя друг друга, Инга и Лиза бросились открывать. Перепуганная Зинаида даже отшатнулась, увидев на пороге двух раскрасневшихся, рассерженных женщин.

— Ну что, нашлась? — спросила она. — Надо же, беда какая…

— Тоша. — Лиза присела перед мальчиком. — Ты не видел мамину брошку — такую красивую, с блестящими камешками?

— Брошку? — Тошка недоуменно посмотрел на Лизу. — Какую это брошку?

— Вот видишь, откуда ребенок может знать! — торжествующе произнесла Инга.

— А, орден! — вдруг догадался Тошка. — Видел — меня Вадик им наградил, я был полководец Суворов из банка «Империал»!

— Господи, где Вадик мог взять орден? — воскликнула Лиза.

— Он его из комнаты принес… — растерянно сказал Тошка. — Я думал, это его, и он мне подарил, а это, значит, мамин орден…

Не дожидаясь, что еще скажет мальчик, Инга побежала в его комнату, распахнула шкаф. На вчерашнем новеньком костюмчике Тошки, вывернутом наизнанку и брошенном на полку, сияла брошь с бриллиантами…

Не говоря ни слова, Лиза пошла к двери. Она не ждала от Инги извинений — достаточно успела изучить ее самовлюбленную натуру, — но все-таки надеялась, что та хотя бы остановит ее. Инга хранила полное молчание.

Лиза вернулась домой почти машинально и, оказавшись в четырех стенах, тут же снова вышла на улицу: невыносимо было видеть опостылевшую комнату, выходить на кухню, рискуя столкнуться с Полиной Ивановной, у которой сегодня был «выходной».

Выйдя на Рождественский бульвар, она беспомощно огляделась. Куда идти, кому есть дело до ее отчаяния и боли? Она чувствовала, что осталась в огромном городе в полном одиночестве, и воскресная тишина неширокого Рождественского бульвара только усиливала это ощущение.