Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов). - К.А. Иностранцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клапрот привёл не много доказательств в пользу турчизма Хунну. Это, вероятно, объясняется тем, что он уже не первый писал об этом, а только повторял и распространял то, что до него сказал Ремюза. Дальше мы приведём свои дополнительные соображения по поводу турчизма Хунну.
Такое же недоразумение, как и с Юе–бань, мы встречаем у Клапрота и в другой раз, именно в изложении истории Гуннов. Сообщив, что первыми известиями о Гуннах обязаны мы Дионисию Периегету, он старался сопоставить эти сообщения с тем, что передал нам Эратосфен (по Страбону). Нужно сказать, что это сопоставление первый сделал не Клапрот, а гораздо раньше его Тунман (Untersuchungen über die Geschichte der östlichen, europäischen Völker, 1774, Erster Theil). Приведём его слова: «Дионисий Периегет располагает Гуннов у Каспийского моря, там, где впадает в него Волга,.. Уже по словам Страбона сидел здесь, у Каспийского моря народ Уитиев, к северу от Каспиев, тогда как эти последние жили к северу от Албанов. В таком же порядке поместил Дионисий Гуннов, всего далее на север, потом к югу Каспиев и Албанов» (стр. 24–25). Поэтому, в данном случае Клапрот только повторил то, что сказали уже до него. Посмотрим теперь, насколько возможно подобное отожествление. Против него восстал уже Нейман (см. стр. 39 его сочинения). Действительно, неужели достаточно одного этого порядка для того, чтобы утверждать, что два народа, не имеющие никакого сходства в имени, как Гунны и Уитии (Ουίτιοι или Κουίτιοι, Utii) одно и то же? Разве не мог Дионисий, который, как и все писатели греко–римского мира, плохо знал географию Средней и Северной Азии, прямо списать из Страбона перечень народов, живших на запад от Каспийского моря, заменив только менее всех других в этом перечне известный ему народ Уитиев — Гуннами, которые в его время настолько усилились на границах Европы и Азии, что неясные слухи о них стали доходить и на Запад? Итак, принимая отожествление Гуннов с Уитиями произвольным, мы считаем Дионисия Периегета и Птолемея, сохранившими нам древнейшие известия о Гуннах. Остальные известия древних о Гуннах, по нашему мнению, переданы у Клапрота правильно.
Вполне верно сообщение, что византийские писатели производили Мадьяров от Гуннов. В данном случае впрочем нельзя относиться строго к этому мнению византийцев. Дело в том, что страшные набеги кочевников не скоро забывались, и долго ещё народы, приходившие из тех же мест, откуда пришли некогда грабители и враги культуры и осёдлости, назывались теми же именами. Вспомним только, как долго держалось имя Скиф. Далеко не все учёные согласны производить Мадьяров непосредственно от Гуннов. Некоторые видят причину существующих, у Венгров преданий о происхождении их от Гуннов, просто в том, что они поселились там же, где некогда жили Гунны, т.е. в Паннонии и в силу этого унаследовали местные предания. Таковы, напр., мнения Уйфальви (Migrations des peuples touraniens, стр. 85) и Ам. Тьерри («Histoire d’Attila», tome II, р. 360). С. Кассель, исследователь древнейшей истории Мадьяров, тоже не соглашался с этим отожествлением (см. S. Cassel, «Madyarische Alterthümer». Berlin, 1848, стр. 1–70)[46]. Хотя Клапрот не утверждал, что Мадьяры чистые потомки Гуннов, а думал, что ядро этого народа, т.е. правители и окружавшая их дружина были Гунны, однако мы именно это и считаем сомнительным.
Мы не видим также особенного «характерного различия» в том, что один народ жил в войлочных палатках, а другой ездил в повозках, запряженных быками. В одном случае византийцы могли говорить о способах передвижения Гуннов, а в другом китайцы могли рассказывать о жизни Хунну во время стоянки.
За Ремюза и Клапротом последовали многие учёные. Под явным влиянием последнего находился А. Жардо в сочинении «Révolutions des peuples de l’Asie moyenne» (Paris, 1839). Хунну у него Турки (t. I, pp. 175–6), Гунны же Финны (t. I, p. 139), и при том Финны восточные (t. I, pp. 166–168; см. также приложенные ко II тому таблицы). Отожествлять Хунну и Гуннов он не считает возможным. Возражения его против Дегиня и теории монголизма есть повторение возражений Клапрота (особенно ясно влияние Клапрота в том, что он считал Юе–бань именем Хунну, ушедших на Запад). Знаменитый географ Карл Риттер в первом томе своего «Землеведения Азии» (русский перевод, СПб., 1850), говоря об Инь–шане, коснулся и Хунну. Тут он высказал тот взгляд, что «они принадлежали к родам многочисленного туркского племени» и что имя их есть «обращение в дурной смысл неимевшего такого смысла, созвучного туземного имени» (625). Мы не будем долго останавливаться на том, что сообщил Риттер, так как в его сочинении повторены мнения Ремюза и Клапрота[47]. К этому же взгляду на происхождение Хунну присоединился и другой известный географ Рихтхофен (China, т. I, стр. 49). В пользу турчизма Хунну высказались ещё известные этнографы Ф. Мюллер (Allgemeine Ethnographie, Wien, 1873, стр. 347–348) и Жирар–де–Риалль (Mémoire sur l’Asie Centrale, Paris, 1875, стр. 37, придерживавшийся, повидимому, того взгляда, что Хунну и Гунны один и тот же народ, см. стр. 29), В.В. Радлов (К вопросу об Уйгурах, LXXII т. Зап. Ак. Наук, ирилож. №2), Н.А. Аристов (Заметки об этническом составе тюркских племён в Живой Старине за 1896 г.) и др. В пользу финнизма Гуннов высказались финские учёные Кастрен и Коскинен. Первый в своих «Reiseberichte und Briefe» (herausgegeb. von A. Schiefner, 1856) на стр. 9 высказал мнение, что «Гунны были по всей вероятности предками Финнов», а в «Ethnologische Vorlesungen» (СПб., 1857) повторил то, что сообщил Клапрот (стр. 55–58), хотя тут, признавая Гуннов алтайцами, сомневался, к какой группе их отнести (стр. 71)[48]. Коскинен в своей «Finnische Geschichte» (Leipzig, 1874) на стр. 4 причислил Гуннов к угорской ветви финского племени[49]. F.H. Müller в своём сочинении «Der Ugrische Volksstamm» (Berlin, 1837), в I томе, сказал по поводу происхождения этого народа следующее: «Мы понимаем под именем гунских народов тех, которые обыкновенно называются финскими и которые русскими называются чудскими, также угорскими народами, но лучше всего могли бы вообще назваться уральскими, хотя это наименование имеет более географический, чем историко–этнографический характер» (стр. 2). Шафарик в «Славянских древностях» (перев. Бодянского, 1847 г., т. I, кн. II, стр. 87–88) повторил выводы Клапрота и отрицал словопроизводства, предложенные сторонниками монголизма. К его мнению относительно несостоятельности этих словопроизводств присоединился венгерский учёный P. Hunfalvy в «Ethnographie von Ungarn» (Budapest, 1877). Однако этот исследователь не считал возможным с точностью определить племенную принадлежность Гуннов; Гунны, как и их потомки Болгары, были, по его мнению, Угры; но к какому отделу этого племени они принадлежали — сказать трудно (см. у него стр. 77 и 252–255). Историк Пальман высказался за финнизм Гуннов (Geschichte der Völkerwanderung, 1863, стр. 91). Из русских учёных явился сторонником теории финнизма Гуннов этнограф Риттих (Материалы для этнографии России, Казань, 1870, т. I, стр. 25), который даже склонен был прямо считать их за Остяков, смешанных с Вогулами, Вотяками и Башкирами. (Впрочем позже, в изданных этим исследователем «Четырёх лекциях по русской этнографии», говоря мимоходом о Гуннах, он назвал их турецким народом, в войсках которого были Угры, Финны и Славяне. См. стр. 36 этого исследования).
Найдутся, конечно, и ещё многие другие сторонники этой теории; мы старались указать, главным образом, наиболее авторитетных. Одни из них просто высказывались за принадлежность Гуннов к обширной Финской группе урало–алтайских народов, другие даже считали их специально Уграми и предками Мадьяров.
Рассмотрев взгляды учёных сторонников этой теории и представив разбор их, мы должны сказать, что она совершенно противоположна теории монголизма. Она отрицает все три положения этой последней: и монголизм Хунну, и монголизм Гуннов, и тожество этих двух народов. Что касается до её общего значения, то нужно сказать, что, хотя некоторые положения её мы и считаем смелыми и недоказанными, однако большой заслугой её является то, что её представители, излагая ход переселений народов из Средней Азии в Европу, внесли в свою работу больше порядка, больше системы, чем сторонники первой теории, придерживались более правильного мнения о ходе переселений различных народов из Средней Азии в Европу. Поэтому она стала ближе к истине, чем первая. Только при знании общего хода истории, можно решать отдельные вопросы.
IV.
Теория финнизма Хунну и Гуннов. Сен–Мартен, его общие взгляды и мнения относительно отдельных частей этого вопроса. Сторонники Финнизма Хунну. Вивьен–де–Сен–Мартен и разбор его доводов. Семёнов, его доказательства в пользу финнизма Хунну и их критика. Мнение Уйфальви. Общее значение этой теории.
Третья теория не произвела такого переворота во взглядах на происхождение Хунну и Гуннов, как вторая. В то время, как эта последняя отвергала всё, предложенное сторонниками монголизма, третья теория отчасти примкнула к воззрениям второй, По скольку представители этой теории являются сторонниками финнизма Гуннов, постольку же они могут быть причислены и ко второй теории. Различие между ними состоит в том, что думая видеть в Гуннах и Хунну один и тот же народ, они считают и китайских Хунну — Финнами. Таким образом, с одной стороны, защищая финнизм Гуннов, выставленный второй теорией, с другой же стороны соглашаясь с тожеством Хунну и Гуннов, которое предложил Дегинь, а за ним сторонники монголизма, эта. третья теория является как бы «примирительницей» различных воззрений. По времени своего появления она позже как той, так и другой из вышеприведённых теорий.