Искренне ваша грешница - Лидия Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот мы сидим в компании его друга и пьем... нет, даже не водку, а спирт. И он пьет. И становится вдруг необыкновенно нежным, раскованным.
- Вперед, - говорит он, - едем ко мне, чтобы нам никто не мешал. Я хочу тебя! Хочу тебя, понимаешь? - вдруг перешел он на "ты".
- Нет! - вдруг останавливаю его я.
- Но почему? Разве ты этого не хотела всегда? - удивился он.
- Я боюсь секса. Я боюсь его и зависимости от него. Кто-то из нас будет обязательно зависим.
- Объясни! - попросил он.
- Знаешь, если ты окажешься сильным мужчиной, то в зависимость от тебя попадаю я, буду бегать за тобой, как собачка. А если слабым, то ты становишься зависимым от меня.
- Мой друг, мне тогда казалось это очень оригинальным моим открытием...
- Я согласен быть слабым, только поехали ко мне.
И мы укатили, пьяные и от любви, и от спирта.
Вид его жилища поверг меня в уныние: посреди пустой комнаты стояла одинокая железная кровать для одного человека. Он быстро разделся, походил передо мной голый, улегся, сложил руки на груди:
- Чего ты не раздеваешься? Ложись! - и он указал на крохотный остаток места.
- Спа-си-бо ! - процедила я. - Я не привыкла сама раздеваться. И вообще! Я не лягу! Я буду читать стихи!
- Ну как хочешь! - равнодушно ответил он и повернулся на бок, чтобы сладко заснуть.
Мне хотелось растормошить его, крикнуть: "Где же твои руки художника, где же твои ласки, поцелуи? Я что - дополнительное одеяло на твоей кровати? Негодяй! Алкоголик! Дрянь! "
Ночь была на дворе, деваться было некуда. И я стала читать стихи. Но сколько можно читать? Сон сморил меня, я притулилась подле него на этой железяке одетая и дрожала от холода до самого утра.
Он лежал - молодой, загорелый - и безмятежно спал. Ух, как я его ненавидела в тот момент! Ничего мне от него не надо, только бы утра дождаться и в Москву, в Москву. Все! Привет!
Утром, перескочив через меня, бодрый и веселый, он отправился на работу. А я принялась наводить порядок. Тут в дверь постучали. На пороге - красивая молодая женщина:
- Здрасьте! Скажите, вы здесь одна? А где он?
- Нет его. Он на работе.
- А я хотела его видеть, мы так давно не виделись. Знаете, я так его люблю!
- Оставайтесь. Он скоро будет. Хотите чаю?
- Хочу!
Пьем чай. Она принимает меня за домработницу и откровенно рассказывает о своем с ним знакомстве. Он появляется на пороге. Ужас вместе с изумлением на его лице. Отупел. Молчит. Боится. Не знает, что делать, она тоже. Выручаю я, поняв, что девушка пришла отдаться. И он, видно, не против. Я сказала, что меня дела ждут. И ушла.
- Вы понимаете, мой друг, на этой "охоте" я терпела поражение за поражением, и надо было как-то держать марку!
Вечером он спросил меня недоуменно:
- Что ты за женщина, не понимаю. Как ты могла так спокойно согласиться? Как?
- Просто мне вполне хватает твоей верхней половины, а нижняя пусть достается кому угодно, - съязвила я.
"Сорвалась рыбка с крючка, чего ж теперь! - подумала я. - Значит, этот роман останется неоконченным". И уехала в Москву.
Прошло много-много лет. Мой друг остепенился, женился, и родились у него две дочки. И стал он примерным отцом-семьянином.
Однажды я приехала в его город на гастроли. Жила в гостинице и решила найти его и узнать, счастлив ли он. Адрес у меня давно был - переписка между нами все-таки существовала. Это был новый район, водитель проклинал, когда вез меня. Дверь открыла миловидная женщина, рядом с ней выросли головки двух девочек. Потом появился он, ничуть не удивившись:
- Знакомься, жена, это мой любимый преподаватель. Проходите.
Пили чай, оставили ночевать. Утром жена ушла на работу, дети в детский сад. Мы пошли погулять по снегам. Он - на лыжах, я - пешком. Острил, шутил по обыкновению.
- Лидия Михайловна, а день такой, что можно... обалдеть! А не купить ли нам водочки и не выпить ли по этому поводу? А? Как? Идет?!
Бесконечно довольные, сидим вдвоем на кухне, пьем водку и продолжаем наш вечный идейно-философский спор о жизни, о любви. Вспоминаем наши встречи в Москве. Беседа идет мирная, собираемся вечером в театр. Уходим на "тихий час", каждый в свою комнату. Я, раздевшись, ложусь на диван, и только сомкнула очи, как дверь с шумом отворилась - и на пороге... он... почему-то в одной майке...
Я обомлела:
- Что случилось? - вопрошаю глупо.
- Ничего! Просто я хочу тебя! - и с этими словами он буквально впрыгивает ко мне. И тут начинается невообразимое что-то!
От наших безумных и безудержных движений диван сотрясается, и мы сами не замечаем, как летим, крепко сцепившись, с этого дивана на пол. Диван поднимается на дыбы и чуть не накрывает нас собой. Потом с грохотом... опускается диван, а мы с хохотом на него. Соседи внизу, наверное, решили, что это землетрясение.
Оргия продолжается во взаимных признаниях и ласках. Он говорит о любви, а я просто целую его в ладонь. Это приводит его в экстаз, и начинается все сначала...
- Кто же тебе мешал это сделать в Москве, когда мы были моложе на целых десять лет? Почему? - спрашивала я его.
- Ну почему, когда мы их любим, они бегут от нас, а когда охладеваем, они сгорают от желания? Ответьте теперь вы мне, мой друг!
Обессиленные, мы сладко заснули в объятиях друг друга. Сознание пришло позже. Дверь! Дверь была не заперта. А если бы вернулась жена или соседи зашли бы за солью? Видно, кто-то свыше всегда бережет влюбленных. Охраняет!
Конечно, я была рада. Мое женское самолюбие наконец удовлетворено, честь спасена, совесть успокоена. Любви не было, но ощущение долгожданной победы переполняло меня. "И этот пал!" - думала я.
Мне было достаточно и нежности, и впечатлений, и страсти, и секса, а ему нет. Его разбирало! Распробовал! Очухался! Вспомнил, как я сети ставила, а он из них выпрыгивал. Зачем?
- Дурак был, - заключил он. - Такая женщина меня хотела, а я? Просто дурак! Прости меня! Я люблю тебя! Я хочу тебя! Как же я хочу тебя!
- Нам пора в театр, - напомнила я.
- К черту театр, едем в ресторан, к тебе в гостиницу.
В гостиницу так в гостиницу. По дороге мой милый размахивает руками и через слово повторяет: "Я люблю тебя! Я хочу тебя! Идем танцевать!" Он обнимает меня, целует, ему нечего бояться, - он полон любви к своей учительнице жизни, он сгорает от восторга и вожделения.
- Слушай, я придумал - едем к моему товарищу, проведем там ночь. Я не могу от тебя оторваться, черт возьми! Я беру шампанское, водку - едем! Иди в номер, одевайся...
Я пошла в номер. Там было уютно и тепло. Соседка мирно спала.
- Ты куда? - спросила она спросонья.
- Не знаю, ехать - не ехать, - и я коротко описала незнакомой женщине всю ситуацию.
- Ты с ума сошла. А жена?
- Да, действительно, жена. Если я взяла мужа напрокат, я должна его вовремя вернуть. Жена волнуется, где муж, а я... Нет, нет! Я сейчас приду, сказала я соседке, - не запирай дверь.
В холл спустилась уже протрезвевшая и поумневшая.
- Я никуда не поеду. Подумай о жене, - строго сказала я.
- Ты меня оставляешь? Но это невозможно, это коварство. Я хочу тебя!
- Я никуда не поеду, - припечатала я и ушла.
Конечно, кошки на душе скребли, но, в конце концов, раньше надо было думать. И я заснула крепким сном. Меня разбудил в три часа ночи телефонный звонок его жены:
- А где мой муж? - спросила она.
- Не знаю. Я сплю. Уже давно. Он пошел домой.
- Ясно, - ответила она очень расстроенно.
Но мне было совсем не ясно. Сон улетел. Где он? А вдруг погиб? А вдруг... А вдруг...
В восемь утра позвонила жене - мужа не было. Где искать? С чего начать?
В полдень позвонила ему на работу. Подошел - значит, жив-здоров.
- Что случилось? - спросила я.
- А то и случилось, что не надо было отпускать меня одного, забрали в вытрезвитель, пришлось заплатить штраф.
- Я сейчас приеду, не грусти.
- Не надо приезжать. Я хотел вам сказать - вы роковая женщина, а с роковыми женщинами я не встречаюсь. Так что это наша последняя встреча. Не пишите! Не звоните! Прощайте!
Печальный финал, хотя я и одержала победу.
Он сдержал слово. Прошло еще десять лет. Я изредка вспоминаю, как я билась об него, холодного и неприступного. А потом случилось то, что случилось. Я ни о чем не жалею. Но не хочу возобновлять ни переписки, ни встреч. Только когда слышу "Болеро" Равеля, сердце екает и ухает вместе с финалом, где музыкальные инструменты вступают в единоборство, создавая немыслимую какофонию звуков, которая, в сущности, и составляет гармонию. Как и сама жизнь.
- И вы, конечно, понимаете, мой дорогой и любознательный друг, что все надо делать вовремя: и чувствовать, и отвечать на чувства женщины, которая горит и жаждет близости. Потом - все это "цветы запоздалые".
Было дружбой, стало службой.
Бог с тобою, брат мой волк!
Подыхает наша дружба:
Я тебе не дар, а долг!
Заедай верстою вёрсту,
Отсылай версту к версте!
Перегладила по шерстке,
Стосковался по тоске!
Не взвожу тебя в злодеи,