Игра чувств - Барбара Картленд

Граф мог видеть только верхнюю часть тела девушки. Кажется, на ней был купальный костюм насыщенного голубого цвета. «Вероятно, такого же голубого, как ее глаза», — думал Чарльз, жалея, что не может оказаться поближе и хорошо рассмотреть. Низкий вырез костюма подчеркивал длинную шею, а короткие рукава обнажали тонкие руки.

На голове у нее была шапочка, украшенная маргаритками, которая покрывала волосы за исключением нескольких сияющих прядей.

Чарльз понимал, что, наблюдая за Клионой из укрытия, ведет себя бесчестным и недопустимым для джентльмена образом, а потому должен немедленно уйти.

Но что, если у нее возникнут трудности, а позвать на помощь будет некого? Джентльмен не может уехать и оставить девушку, которая рискует утонуть.

Тот факт, что сама Клиона не выказывала никаких признаков тревоги, на короткий миг затмил этот аргумент, но граф вовремя вспомнил, что предусмотреть трагическое развитие событий способен только высший мужской интеллект. Женщины слабы, и их следует оберегать от собственной опрометчивости.

Таким образом, Чарльз остался на месте, наблюдая за Клионой с каким-то щемящим наслаждением.

Она перестала плескаться и поплыла, прорезая водную гладь энергичными толчками. Чарльз вспомнил, как она держалась в седле, контролируя крупное животное с силой, противоречащей хрупкой внешности.

Теперь он снова наблюдал эту силу и подумал, что перед ним вовсе не хрупкое создание, которое вечно должно опираться на мужчину. Она была сильной в своем праве, готовой встать рядом с мужчиной, которого выберет, и прибавить свою мощь к его.

Потом Чарльз сказал себе, что не имеет права развивать такие мысли.

Клиона достигла той части реки, где, как он знал, глубина была больше. Из воды выступал большой камень, и девушка забралась на него, найдя опору для ноги и вскарабкавшись наверх.

Теперь граф не мог не видеть, что остальные части тела купальщицы были столь же прекрасными, как и виденное им ранее. Купальный костюм расходился маленькой юбочкой, под которой были панталоны, доходящие почти до колен.

У Клионы были длинные изящные ноги и тонкие щиколотки. Чарльз знал, что должен скромно отвести глаза. Он так и поступил, переведя взгляд выше. Лучше не стало, ибо теперь девушка завела руки за спину и откинула голову, так что солнце заиграло прямо на ее горле и шее, ведя чистую, прекрасную линию к груди.

Она была восхитительно чувственной. Несколько распутная поза не оставляла в этом никакого сомнения. Граф стоял, не в силах сдвинуться с места, презирая себя и одновременно страшась, что Клиона заметит его и утратит свою очаровательную непринужденность.

Но потом она сделала нечто такое, от чего у графа перехватило дыхание. Подавшись вперед, она сложила перед собой ладони и склонила голову, так что ее лица нельзя было разглядеть. Затем замерла в полной неподвижности.

«Похоже, она молится», — подумал Чарльз и понял, что теперь просто обязан уйти. Но не успел он пошевелиться, как девушка подняла голову, глядя прямо в облака, будто обращалась к небесам. Казалось, будто она разговаривает с другом, которому безоговорочно доверяет, будто спрашивает: «Ты понял меня, так ведь? Я могу на тебя положиться?»

Чарльз был настолько уверен, что именно эти слова идут из сердца Клионы, что почти услышал их.

Внезапно граф понял, что она молится за него. Это было совершенно нелепо. С чего он взял, что она помнит о нем? Но Чарльз знал, что помнит. Здесь они были вместе, и здесь она пообещала молиться за него.

Он затаил дыхание.

Клиона поднялась на ноги, бросилась в воду и быстро поплыла. Чарльзу привиделась голубая русалка, мелькнувшая в воздухе и потом исчезнувшая в воде. Секунду спустя он увидел, что девушка направляется к берегу.

Граф подождал, пока она благополучно его достигла и ступила на траву. Потом тихонько попятился, отвязал коня и уехал из леса.

Чарльз полагал, что ему должно быть стыдно за подобное подсматривание, и в каком-то смысле он действительно этого стыдился. Но не того, что разглядывал хорошенькую фигурку Клионы, а того, что невольно вмешался в ее молитвы.

Он смел надеяться, что эти искренние, невинные молитвы посвящены ему, и понимал, что ни за что на свете не смог бы расстаться с этой надеждой.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Чарльз пребывал в мрачном настроении, когда следующим вечером одевался к ужину. Как можно любезничать с гостями, когда собственные беды подавляют разум, изгоняя все остальные мысли? Он хотел только одного: чтобы его оставили в покое.

Душевный подъем, который он испытал вчера при виде Клионы, прошел. Мысли о ней удручали графа. Теперь, зная, что долг перед семьей отсекает его от этой девушки, Чарльз даже не хотел ее видеть. Графу казалось, что он попал в какой-то жуткий жизненный капкан, из которого нет спасения. И твердо решил не впутывать сюда Клиону.

Уоткинс, дворецкий, который прожил в замке долгие годы, чувствовал, что граф расстроен. Старый слуга попытался приободрить хозяина, заведя речь о предстоящих скачках, на которых Чарльз, заядлый любитель лошадей, наверняка завоюет призы.

— Особенно хорош Светлячок, — старался Уоткинс. — Многие в поселке копили деньги, чтобы пойти посмотреть, как Светлячок победит, милорд. На него поставили большую сумму.

Было время, когда такие речи могли порадовать Чарльза. А теперь они стали еще одним напоминанием, как зависят от него люди и как болезненно отразятся на них его неудачи.

— Надеюсь, они не идут на слишком большой риск, — угрюмо сказал граф.

— Ах, да будет вам, милорд. Мы с вами знаем, что Светлячку нет равных, когда он разгоняется. Ну вот, вы выглядите роскошно, как все и ожидают.

— Да, — подавленно пробормотал Чарльз. — Все ожидают.

Но когда подошло время прибытия гостей, граф расправил плечи, изобразил улыбку и спустился в гостиную с таким видом, будто на горизонте его жизни нет ни облачка.

Из прихожей доносились голоса первых прибывших, звуки карет, останавливающихся на гравии подъездной дороги, приветствия слуг, принимающих у гостей плащи и шляпы. Потом на лестнице зазвучали шаги, Уоткинс вошел в комнату и принялся одну за другой объявлять пары.

Наряды гостей в полной мере соответствовали событию: на мужчинах были фраки с белыми галстуками-бабочками, а на леди в вечерних платьях с глубокими вырезами сияли драгоценные украшения. Пара за парой они наполняли комнату, леди чуть впереди джентльменов, как предписывал этикет. Чарльз радушно встречал их, вместе с тем все время прислушиваясь, не приехала ли карета, в которой будет она.