Черная роза - Тибор Череш

В конце концов, почтенные прихожанки вместо аргументов просто-напросто обозвали брата Гоора старым дураком.

Тут же в храме раздались вопли и звуки пощечин. Почуяв, что без потасовки дело не обойдется, Бютёк выскочил из своего укромного местечка и опрометью помчался в милицейский участок, помещавшийся в здании сельсовета. Ибо никогда не упускал своего. Инстинкт еще ни разу его не подводил. Тем более что он всю ночь напролет помогал в храме готовить праздник, не рассчитывая на большое вознаграждение, а получил и того меньше.

Начальник участка между тем все еще сидел напротив вдовы Давида Шайго, не зная, что ему делать. Просто вытолкать ее за дверь ему не хотелось, а неутешная вдовица все с большим восторгом пожирала глазами крепкого, в полном расцвете сил мужчину в милицейском мундире. Раз пять она уже надвигала свой парадный платок на голову, словно собиралась убраться восвояси, но почему-то не завязывала его под подбородком, а снова и снова опускала на плечи, складывала вчетверо на коленях и продолжала извергать поток слов:

- Не иначе, подшутил господь бог над Давидом, господин начальник, если ту самую отраву, которую он мне, своей жене, тайком готовил, заставил его самого по случайности употребить. Может, порошочек-то он с сахаром перепутал, а?

Немалого труда стоило втолковать Маргит, что смерть Шайго наступила не в результате отравления, а из-за удара кинжалом в спину. Это был длинный стилет с узким и острым лезвием. Только вот найти его пока не удалось.

- С длинным и узким? Как вы сказали, стилет? А что это такое?

Вот незадача! Пришлось объяснять и это.

- Значит, вы говорите, это мог быть нож, такой длинный, узкий… Постойте! Так это же наш нож для хлеба! Но покойный резал им и сало. Сколько раз я ему говорила - не смей! Да разве он послушает! Отрежет кусок сала и ест, отрежет и ест. И этого ножа нет на месте? А должен быть, должен… Может, в колодец его бросили?

В эту минуту в комнату ввалился запыхавшийся Бютёк, словно затем, чтобы вызволить начальника участка.

- Товарищ начальник! Торопитесь, караул! В реформатском храме льется кровь! Братья и сестры во Христе

бьют друг друга до смерти!

- Кто? Какие братья? Что делают? - начальник участка вскочил, пристегивая на ходу ремень с кобурой.

- Реформаты, верующая паства! Все началось из-за этого старого дурака Гоора. Бегите скорее, а то они выпустят друг другу кишки!

- Гражданка Шайго, действуйте, как я вам сказал.- Начальник с видимым удовольствием подталкивал вдову Шайго к двери.- Возвращайтесь спокойно домой.

Маргит Дуба затянула концы своего платка под подбородком.

- Так ведь я это…

- Поторопитесь! А то, как бы брату Гоору благочестивые сестры не выпустили кишки! - Бютёк сделал выразительный жест.

- Но мне-то что делать? - упрямилась Маргит Дуба.

- Ищите нож! - сказал начальник участка.

- В колодце?

- Да хоть бы и в колодце!- Он подтянул ремень с револьвером на боку.- Там, где он сейчас есть, там и ищите.

Глаза Бютёка блеснули, он тоже воодушевился поставленной задачей:

- Верно, тетка Маргит! Стоит поискать, очень даже стоит!

16

- Это правда, что у тебя будет ребенок?

Девушка, помолчав с минуту, отрицательно мотнула головой.

- Нет.

- Вот дурочка! - оборвал сестричку Дёзеке.- Неужели ты не знаешь, что у девушек детей не бывает?

Чердаки даже новых, необжитых домов имеют свое очарование. Каждый из них чем-то похож на необитаемый остров. И лучше всего это знают дети. Иначе зачем бы они с таким удовольствием лазали под крышу? Духота в темных углах под накалившейся за день черепицей напоминает знойные джунгли экватора. Но из всех чердаков самыми романтичными остаются чердаки под камышовой крышей. А если там, за карнизом, поселились еще и голуби?!

Дом вдовы Тёре крыт камышом, только самый гребень крыши выложен горбатой черепицей. Над кухней возвышается, словно купол, толстенной кладки труба. Она делит весь чердак на два почти одинаковых отсека, сумрачных и таинственных, а затем, плавно сузившись, пронизывает черепичный гребень крыши и вздымается к высокому небу, как стройная башня.

Дёзёке и Идука, расположившись на глинобитном иолу чердака, беседуют с красивой девушкой, которая сидит перед ними на толстой балке.

- Ты каждый день ходишь в кино?

- Совсем нет, даже не каждую неделю.

- Но в Пеште столько кинотеатров! Ты могла бы ходить даже по два раза в день.

- Могла бы, но не хожу.

- У тебя нет столько денег?

На округлом, правильной формы лице девушки лежит иичать безмятежного спокойствия. Губы ее складываются в улыбку.

- Я ведь живу не в Пеште.

- Не в Пеште? - Настала очередь удивляться и Дёзёке.- А мы всегда думали, что ты живешь в столице.

- Я живу не в Пеште, а в Буде!

Девушке даже чуть-чуть весело, что она вот так подтрунивает над младшими. Но те не обижаются.

Дёзёке осторожно, ступая на цыпочках, отправляется посмотреть, как себя чувствуют его голуби. Их двое, и они по очереди сменяют друг друга в гнезде, где высиживают птенцов.

Идука пододвигается ближе к старшей сестре, опирается локтями на ее круглое, мягкое колено и, подперев ручонкой подбородок, жадно впитывает в себя аромат духов и юного, пышущего здоровьем тела, покой улыбки и неторопливо льющиеся слова Эммы.

- Расскажи что-нибудь, Эммушка.

- Что тебе рассказать? О чем?

- А почему ты сидишь тут, на чердаке, и не идешь со мной на праздник? Так хочется на ярмарку!

Эмма не отвечает, молчит.

- Ты не скажешь, Эммушка?

- Что?

- Почему ты на чердаке…

В ясных глазах девушки можно прочесть ответ: маленькая глупышка. Она гладит Идуку по голове.

- Я сижу здесь, потому что меня нет дома.

- Но этого не может быть, ведь мы здесь…

- Да, но никто на свете не должен об этом знать.

- Поэтому мы не идем на ярмарку?

- Поэтому.

- Если бы ты знала, как мне хочется с тобой погулять! Мне ничего не надо покупать, просто так.

- Я даже об этом не подумала! А вообще-то я должна была бы привезти тебе подарок. Только понимаешь, совсем забыла, что сегодня праздник.

- Не беда, Эммушка.- Глаза Идуки даже подернулись слезами, так тронули ее слова сестры.

- Эммушка, позволь мне расчесать твои волосы.

Эмма разрешила, но только концы локонов, спадавшие на шею. Высунув кончик языка от великого старания, Идука приступила к делу.

- А я развожу голубей,- сказал Дёзёке, садясь по-турецки напротив старшей сестры.- Но только турманов и монахов.

- Только их?

- Ага. Это редкие породы, потому интересно. Мальчик хотел еще что-то сказать, но в этот момент внизу перед домом появился какой-то мужчина.

- Эй, Аннушка! Дорогая! Выходи, пойдем гулять на ярмарку! Я куплю тебе подарок! Выходи! - закричал он.

Ручонки Идуки, расчесывавшие волосы сестры, замерли.

- Это пожарник! Один раз он даже разбил окно, когда его не пустили в дом.

- Мамочка никогда никого не пускает. Безмятежное лицо Эммы омрачилось. Тихо и серьезно она спросила:

- И часто приходят такие вот непрошеные гости? Мальчик и девочка одновременно кивнули.

- Часто. Только мамочка никого не пускает.

- Чаще всего они, по ночам стучатся. Так страшно! Эмма тяжело вздохнула. Пожарник на улице не унимался.

- Ну, что же ты, Аннушка? Нечего меня стыдиться. Я человек вдовый, свободный!

Внизу прозвучал дрожащий женский голос:

- Разрази вас господь! Чтоб вам пусто было, нечестивец вы этакий!

- Ото бабушка,- прошептала Идука, дрожа от страха.

Пожарник, пошатываясь, пошел прочь. Обернувшись, он выкрикнул на прощание:

- Прогоняете? Выходит, пожарник для вас не человек. А молодых парией пускаете? И высокое начальство тоже?

- Будь ты проклят, охальник! - Голос бабушки звучал на этот раз твердо.

- Вот вырасту, всем этим подлецам кости переломаю,- с ожесточением сказал Дёзёке.- Если бы ты знала, Эммушка, сколько горя они приносят мамочке!

Идука снова принялась расчесывать волосы старшей сестры.

- Дёзёке никто не спрашивает, а меня вот все время донимают разные дяди: где старший лейтенант Клобушицки?

- Не болтай чепуху,- сказал мальчик, но его слова прозвучали скорее ласково, чем назидательно. Взгляд его скрестился со взглядом Эммы. Увидев слезы на ее глазах, он понял, что они думают об одном и том же.

- Эммушка! - прошептал он.- Ты знаешь, кто был твоим отцом?

Девушка печально кивнула и закрыла лицо руками, наверное, чтобы скрыть слезы.

Мальчик почувствовал, что он самый взрослый из всех троих.

- Не надо плакать,- попытался он успокоить Эммушку.- Вон дядя Геза! Теперь он председатель, а ведь тоже вырос без отца. Но даже и сейчас не знает, кто его отец. А почему? Потому что его мать не хочет говорить ему этого.

Порыв ветра принес издали веселый шум ярмарки, звуки рожка.