Боярышня Евдокия (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Всю дорогу Дуня расхваливала брички, коляски, кареты и дормез, который послужил домом во время поездки. Боярыня была заворожена словами девочки и когда возок остановился, то выходила из него с сожалением.

— Дунечка, ты непременно должна погостить у меня! И Матрёне мы все будем очень рады, — спохватилась она.

— Мы сопровождающие Евпраксии Елизаровны и нам никак нельзя оставить её, — строго произнесла боярышня, но Авдотью Захарьевну эта серьёзность умилила:

— Ах, какие вы славные! — не удержалась она. — Такие юные и уже с поручением.

Как только Дуня ступила на мощёный двор, то ей показалось, что она вернулась на кремлевский двор во время сборов. Со всех сторон доносились отголоски жарких споров, сновали люди со свитками в руках, спешили церковные служки и лишь изредка мелькали слуги.

— Захарушка! — неожиданно воскликнула боярыня, и Дуня увидела догнавшего возок сына Авдотьи Захарьевны. Он довольно скалился и поглядывал на зардевшуюся Мотьку.

— Пригляжу за тобой, матушка, — ответил ей Захар, но при этом глаз не спускал с боярышни.

— Э-э, хорошо, сынок, — чуть растеряно ответила боярыня и двинулась вперёд.

Перед Авдотьей Захарьевной расступались, кто-то приветственно кланялся ей, а она приосанилась и плыла, как «каравелла по волнам». Дуне по вкусу пришлось это сравнение, и она ощутила себя такой же каравеллой.

На них с Мотей пялились, оценивали, обсуждали. Дуня уже приметила, что новгородская женская одежда отличалась от московской и новизна сама по себе привлекала внимание. А они с Мотькой одеты дорого, но без пестроты.

— Какие красавицы! — выдохнул кто-то восхищенно.

— Наши девки не хуже, — тут же обиженно возразил кто-то.

Дуня мысленно усмехнулась. Народ тут, как и в Москве, легко включался в разговор на ровном месте. Как говорится, дай только повод языками почесать!

— Так то девки, а это… небесные создания! — благоговейно произнес ценитель красоты и Мотька не выдержала, прыснула со смеху и украдкой посмотрела на идущего следом боярича. Тот недовольно зыркал глазами, но помалкивал. Боярыня Авдотья снисходительно отнеслась к сторонним восклицаниям и переглядываниям сына с гостьей.

— Скажешь тоже! То княжонки! Видал, лики светлые и чистые у них.

— Я и говорю — небесные создания! — не успокаивался ценитель, и Дуня с Мотей повернулись в сторону говоривших, улыбнулись. А им в ответ просияли лицами стар и млад.

Боярыня Авдотья Захарьевна была довольна произведённым эффектом и тем, что сынок подле неё. Да и в её юных гостьях было что-то такое, что Дуня назвала бы стилем и лёгким шармом, но боярыня затруднялась найти подходящие слова своим ощущениям.

Авдотья уверено повела девочек к широкой лестнице, чтобы вывести их в зал со стороны, где обычно переговаривались женщины постарше. Они возьмут боярышень под своё покровительство и с удовольствием послушают московские новости.

Дуня с Мотей следовали за Авдотьей Захарьевной, аккуратно поддерживая её на ступеньках. Наряд боярыни был щедро украшен золотым шитьем с каменьями и тяжёлым, а подол так и норовил попасть под сапожок. Но ничего, справились, поднялись.

Глава 7.

Боярыня привела их в просторную палату с окнами, расположенными по всей длине стены, и Дуня не поверила своим глазам, увидев зелёные и коричневые ромбики стекол. Для неё бутылочное стекло казалось недостойным внимания, а тут им явно гордились!

Ей захотелось стукнуть себя по лбу! Из-за знания того, каким должно быть стекло, она побоялась пробовать себя в этом деле. А сейчас смотрела на окна с толстыми и мутноватыми квадратами стекол, через которые с трудом пробивался солнечный свет и понимала, что это всё равно красиво. И, главное, перспективно.

Идеально прозрачное стекло, тонкое, ровное, крепкое и безопасное при разбивании получат только в двадцатом веке, но как-то же обходились люди без всех этих качеств, и стекло всё равно было востребовано.

А ведь у Кошкина-Ноги не один розмысл работает и у всех них живой ум. Вон как с железом разобрались и продвинулись, получив массу каких-то сплавов, которые даже не знают, как назвать!

Дуня шумно выдохнула, привлекая внимание подруги, но на её вопросительный взгляд лишь едва заметно мотнула головой, показывая, что всё потом. Сама же твёрдо решила по возвращении попросить помощи у Петра Яковлевича в варке стекла. В конце концов основу рецепта на уровне фаната передач «Как это сделано» она знает, а это даже больше, чем знания современных стекловаров.

Воодушевленная планами на будущее, Дуня уже с иным настроем оглядывала местный бомонд. Перед ней предстало довольно пестрое общество, разбившееся по группам.

И первое, что она отметила — женские группы старались держаться отдельно от мужчин. Не сказать, что не пересекались, но это больше походило на временное сталкивание и быстрое возвращение в свою гавань.

Дуню эта ситуация позабавила. Не так уж раскрепощены новгородские дамы, как желают показать. И ей было жаль, что даже в голове Авдотьи Захарьевны в этом направлении был кавардак. На словах она ощущала себя светской львицей и упивалась этой ролью, а на деле оставалась боярыней, отчего-то стесняющейся русских традиций.

Но это Дуня отвлеклась, а новгородские красавицы заметили появление новеньких, их внимание к окнам и державшегося подле них молодого боярича Захара Овина. Во взглядах девушек отразилась обида, сменившаяся на демонстративное задирание носов.

Дуню позабавила эта реакция, уголки её губ приподнялись в лёгкой улыбке.

— Это мои московские гостьи, — объявила боярыня Авдотья Захарьевна небольшой группе женщин, обсуждавшей что-то до их появления.

Они тепло поздоровались с Авдотьей, приветливо улыбнулись юным гостьям, вежливо поинтересовались о том, как они добрались и с чем боярыня Кошкина пожаловала в Новгород.

Вести о прибывшем в город торговом караване мало заинтересовали женщин, разве что вызвало удивление личное внимание боярыни Кошкиной к каравану. Дуня заметила, что к разговору прислушиваются мужчины и среди них было много иноземцев. Ей хотелось развить тему о привезённых товарах, но расспросы подруг Авдотьи Захарьевны быстро сошли на нет и оставаться среди них стало неловко. На боярича тоже не было надежды, он отошёл в сторону, присоединившись к группе парней.

Боярыня Овина почувствовала потерю интереса своих подруг к юным гостьям и растерянно огляделась, не зная, как дальше действовать.

— Авдотья Захарьевна, — обратилась к ней Евдокия, — давай посмотрим, во что там играют, — предложила она, поведя подбородком в сторону иноземцев, сгрудившихся вокруг небольшого столика.

Боярыня развернулась, но увидев направление интереса девочки, недовольно поджала губы, считая, что негоже ей вступать в беседу со взрослыми мужами, тем более иноземцами.

Один из них заметил интерес к их группе и вежливо поклонился. Этим он привлёк внимание остальных и теперь уже все повернулись и выразили своё почтение.

Авдотья вынуждена была кивнуть, но она упустила момент, когда доверенные ей боярышни тоже склонили головы, а потом подались вперёд.

Останавливать их было поздно. На них смотрели абсолютно все, и боярыня плавно поплыла к этой группе, делая вид, что это её решение.

Мужчины расступились, позволяя боярыне с боярышнями подойти к столику с шахматами. Авдотья Захарьевна смутилась оказанному вниманию и сделала вид, что изучает расстановку фигур. Кто-то из иноземцев снисходительно улыбнулся её сосредоточенному виду, кто-то был раздосадован остановкой игры, но были те, кто заинтересовался новыми лицами и хотел бы узнать новости из Московии.

Вот только мужчины сомневались, что юные боярышни могли сказать что-то полезное. Хотя умеющий спрашивать и слушать всегда вынесет пользу из разговора…

Евдокия окинула всех доброжелательно-нейтральным взглядом, оценила качество одежды, определила интернациональный состав группы, и следуя науке бабушки Анастасии, помогла начать разговор: