Боярышня Евдокия (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Твоё дело смотреть, да слушать, что трещотки болтают, — заметив волнение подопечной, принялась наставлять боярыня.

— Буду нема, как рыба, — клятвенно пообещала Дуня, но Евпраксия Елизаровна усмехнулась и удивила:

— А вот этого не надо.

— Э-э, но… как же… а если я… ну-у-у… — Дуня ещё больше разнервничалась.

— Коли по делу, то выскажись, как ты умеешь. Но ежели начнёшь говорить, то делай так, чтобы все тебя услышали и не было потом кривотолков. Поняла?

Дуня торопливо согласно кивнула, потом отрицательно замотала головой, но под пристальным взглядом Кошкиной всё-таки выдавила из себя утвердительный кивок.

— Вот и хорошо.

Боярыня быстро вручила заранее заготовленные письма и отправила девчонок покорять Новгород. Князь ей прямо велел, чтобы ввела Доронину в верхи и приглядывала за нею, не мешая. В ответ на беспокойство ответил просто, что сына он воспитывает так же.

В большом дормезе, а проще говоря походному домику, по городу было бы затруднительно проехать, поэтому княгиня велела ключнику предоставить боярышням небольшой возок. Скрепя сердце Дуня забралась внутрь и ни слова не обронила, пока ехала. Мотя тоже помалкивала, видя задумчивость подруги. Ехали недолго. После просторного дормеза возок казался прошлым веком, но зато нигде не застряли. Город не видели, а на слух и запах не отличишь от Москвы.

В последний раз качнуло, когда заехали во двор Овиных. Григорий открыл дверцу, пытливо посмотрел на Евдокию, но та отмахнулась, показывая, что чувствует себя терпимо. Боярышни дружно сощурили глаза из-за ослепившего их солнышка. Сойдя на мощёную дорожку, немного постояли, давая хозяевам возможность подготовиться, чтобы принять их, девочки важно прошли к крыльцу.

Встречала их жена брата Кошкиной Авдотья Захарьевна. Она приветливо улыбнулась и наполовину спустилась с крыльца, оказывая уважение внучке боярина Доронина.

— Знаю тебя, милая! — защебетала она. — Евпраксиюшка часто упоминала о тебе в письмах. Это ж ты помогла её сыну обрести себя, когда он лишился ноги, — круглолицая пышечка, успевала говорить, расцеловывать Дуню и оценить смиренно стоящую Мотю. — Как же я рада! И Захарушка обрадуется.

Дуня улыбалась, не успевая вставить ни слова. Позади послышался шум и во двор влетел на коне молодой воин.

— Захарушка! — воскликнула боярыня. — Как ты вовремя! А у нас именитая гостья!

Дуня на миг растерялась. Она думала, что Авдотья назвала Захарушкой своего мужа, а это оказался сын. Получается, Захар Захарьевич. Он лихо соскочил с коня, подбежал, поцеловал мать и с любопытством посмотрел на московских боярышень. Обе они показались ему совсем девочками, но уже сейчас видно было, что хороши собою. Обе одеты богато, и не поймешь сразу, о ком вчера говорил отец как о возможной перспективной невесте.

Девицы поклонились, и он со всем почтением ответил тем же. Синеглазка быстро окинула его взглядом и вернула своё внимание матери, а боярышня с косой цвета беленого льна покраснела и опустила незабудковые глаза. А ему вдруг так захотелось посмотреть в её очи, что он даже присел и наклонился, спрашивая:

— Что ж ты не смотришь на меня, красавица? Нежто не пригож я для такой птички-невеличке?

Боярыня поперхнулась, а Дуня обалдело приоткрыла рот, чтобы остудить пыл добра-молодца. Но тут Мотька гордо вздёрнула подбородок и дерзко уставилась на сына боярыни. Проказливая улыбка сползла с его лица, и он безотрывно смотрел на неё, не в силах что-то произнести.

Дуня нахмурилась и вопросительно посмотрела на Авдотью Захарьевну, но боярыня приложила пухлые ладошки ко рту и бестолково хлопала глазами, дивясь происходящему. Сыночка её как мешком пристукнули! Стоит, глазами лупает, губами шлёпает. Дурень дурнем, но от этого не менее любимый!..

Дуня резко мотнула головой, добиваясь звона серебряных подвесок и переводя внимание на себя, строго произнесла:

— Евпраксия Елизаровна написала письмо, — боярышня подала свернутый в рулон свиток. — Тебе, боярыня и, — подала второй свиток, — брату своему.

Авдотья Захарьевна приняла свитки, растерянно оглянулась. Встреча гостий прошла не по обычаю, торопливо, суетно. Не обиделись бы!

— Ой, что же я, — всполошилась она и пригласила боярышень в дом.

Дуня спиной чувствовала, как Мотя изо всех сил сдерживается, чтобы не оглянуться на оставшегося стоять молодого боярича. За подругу стало тревожно.

Мотьке до предварительного сватовства ещё год, а там пара лет до свадьбы и куда, спрашивается, она торопится? А ведь боярич пронял её! Вот и не верь в любовь с первого взгляда. Обоим ни с того ни с сего по мозгам дало.

И что с этим теперь делать? Дуня бросила взгляд на Мотьку, но та уже выглядела привычно, и Доронина подумала, что если не муссировать произошедшее, то, может, всё рассосётся само собой.

Боярыня вела своих гостий на женскую половину, на ходу веля дворовым подать сладости. Но как только она прочитала письмо, то задумалась и предложила:

— А поехали прямо сейчас к Ярославову дворищу! Посадники ещё не разъехались и суд вершат, а знатные жёнки с дочерями ведут вежливые речи с иноземными учёными людьми и посланниками.

Авдотья Захарьевна с гордостью сообщила о принятом у них времяпровождении: женщины общались с мужами без стеснения и вели с ними дела на законных основаниях. У московских жёнок таких прав не было.

Дуня сделала вид, что не заметила ноток превосходства в объяснении хозяйки дома о принятом здесь культурном времяпровождении, зато улыбнулась и поднялась, показывая, что готова ехать немедля. Авдотья Захарьевна растерялась, поняв, что своим предложением выпроводила гостий.

— Я даже не надеялась на такую удачу! — не дала ей отступить Дуня.

Боярыня с жалостью посмотрела на внесенное в горницу огромное блюдо со сладостями, но девочки уже взяли её под локотки, намереваясь вести обратно.

— В Ярославовом дворище у кого-то из бояр свой дом? — с вежливым любопытством спросила Евдокия, дожидаясь, когда подскочившая челядинка поможет сменить боярыне верхнее домашнее платье на шубку. (верхнее расшитое платье, отороченное мехом)

— Это общее место, — попыталась объяснить Авдотья, — там решают важные вопросы посадники, туда приходят старосты со всех концов и там же договариваются с иноземными послами.

— А жёнки?

— И жёнки из лучших людей* приходят в изукрашенные палаты. У вдов есть дела, которые требуется решить при участии посадников или тысяцкого. И владыка или его служки приходят туда. Все совместные дела решают там. А ещё договариваются о совместных походах, охоте, разведке и прочем.

(*лучшие люди — бояре, житьи люди, купцы. Есть ещё меньшие люди или чёрные — это свободные ремесленники, рыбаки, грузчики и другие)

— Хм, прямо как королевский двор, только без короля, — подытожила Дуня и сразу вспомнила, что в последнее время в Москве подобное происходит на стрельбище Волчары.

Там собираются воины из разных городов и сословий, обмениваются новостями, спорят о будущих походах, вспоминают прошлые, ну и, наверное, ещё сплетничают о жёнках. Альтернативой этому общению служили зимние турниры, после которых все разбредались по шатрам пить меды и пробовать закуски. Но женское общество в Москве в любом варианте оставалось отделено от мужского. Никому это не мешало общаться и флиртовать, но тут как с соблюдением поста: блюсти его можно по-разному, ежели по уму-то.

Авдотье Захарьевне понравилось Дунино сравнение с королевским двором, и она утвердительно кивнула. Ей хотелось сказать про древних римлян и византийцев, собиравшихся во дворце своих правителей, перечислить европейских королей, поддерживающих эту традицию, чтобы московские боярышни прочувствовали причастность республики к мировому сообществу, но тут она вспомнила:

— Ой, а возок-то у мужа! Как же мы?

— Так зачем же нам разделяться? Вместе поедем в княжеском возке.

— И верно, хоть посмотрю, как княгинин возок изнутри отделан.

— Ах, Авдотья Захарьевна, жаль, что прохладная погода не позволила нам приехать на совершенно новом… возке. Его ход мягок, а сам он лёгок и скор…