Веселая поганка - Людмила Милевская

Тамарка, явно ничего не понимая, тупо смотрела на меня, молчала и хлопала глазами.

«Вот что с ней случилось? — удручаясь, подумала я. — А ведь раньше понимала меня с полуслова, все ловила на лету.»

— Мама, — наконец нашла слова Тамарка. — Ты же недавно звонила мне, кричала что гибнешь, что не можешь выйти из какой-то квартиры. А-ааа! — вдруг вспомнила она. — Ты же про гомиков каких-то кричала! Он что, гомик?

— Боже упаси! — отшатнулась я. — Хотя…

В голове мелькнула картина прошедшей ночи: я в его объятиях, и его полное равнодушие ко мне…

Но не рассказывать же об этом Тамарке? Зачем доставлять ей лишнюю радость? К тому же нельзя так сразу осуждать мужчину за благородство и прекрасное воспитание. Мой американец не из тех, которые к незнакомым женщинам пристают… поспешно. Времена же опасные какие. Век не тот, и в мире свирепствует СПИД.

— Что — хотя? — насторожилась Тамарка. — Почему ты сказала «хотя»?

— Просто уверена, что он шпион. Агент ЦРУ, — желая ее шокировать, выпалила я.

— Ах, вот что, — облегченно вздохнула она. — И почему ты так думаешь?

— Боже, какая ты любопытная. Лучше пораскинь умом как мне помочь, — посоветовала я.

— А что с тобой? — безразлично поинтересовалась Тамарка.

— Умудрилась вляпаться в некрасивую историю. Кстати, твой Гургенов мог бы здесь пригодиться. Я слышала, что он в большом авторитете. Баба Рая про таких говорит: «Тот еще мафиоза.»

Тамарка сразу на дыбы:

— Только не вздумай, Мама, вмешивать господина Гергенова в свои дела. Он никакой не мафиоза, а напротив: очень солидный человек.

— Хоть буду знать, кто расположился напротив мафиоз, — без внутреннего удовлетворения отметила я и тут же психанула: — Черт, что ж мне пропадать теперь?

— Почему — пропадать? Женьке своему расскажи. Слава богу, муж твой работает в такой фирме, что хоть «братва», хоть гомики — все ему не проблема. Я сама неоднократно к нему за помощью обращалась.

— Женька в командировке, — неохотно сообщила я. — И вообще, здесь очень темное дело. Эх, жаль, Тома, ты не хочешь, чтобы я с Гургеновым поговорила. В прошлый раз мы с ним подружились.

— И он так поспешно отсюда ушел, что проект мой повис в воздухе. Нет, Мама, к Гургенову я тебя не допущу. О каком проекте после этого сможет идти речь? И что он обо мне подумает, пообщавшись с тобой?

— Подумает, что ты умная, образованная женщина, не чуждая юмора, как и я. Здесь он ошибется, конечно, но я тебя закладывать не стану.

Тамарка потемнела лицом, а я, выражая восторг и упоение, закатила глаза и с чувством воскликнула:

— В прошлый раз мы так мило с ним побеседовали, пока ты разбиралась со своими факсограммами. Этот Гургенов! Он был полон интереса, я изложила ему ряд взглядов на жизнь.

— Ряд взглядов? — побледнела Тамарка.

— Да, много, много взглядов, и все мои. Я ему изложила, он остался доволен. Думаю, он не откажет мне, если обращусь к нему с просьбой. Дело мое дрянь! Уверена, ситуация обратится позволяет, тем более, что Женьки нет. Пока он вернется, меня уж и скинут: или с крыши или с моста.

Тамарка решительно запротестовала:

— Нет, Мама, нет! Не вздумай обращаться к Гургенову, и что там такого с тобой страшного могло случиться, чтобы не справилась я сама?

— Ой, не знаю, Тома, не знаю, — сокрушенно качая головой, призналась я. — Все могло случиться. Даже не представляю кто бегает за мной и с какой целью. Вот только послушай…

И я собралась уже подробно рассказать о своих злоключениях, но в кабинет беспардонно вломился референт — слизняк и мальчишка — и с пафосом величайших вершений сообщил, что к нам приехал господин Гургенов. То есть, к ним, а точнее к Тамарке. Удостоил и одарил своим вниманием.

Я едва успела мысленно этого Гургенова обругать, как он и сам пожаловал со всей своей свитой — в Тамаркином кабинете, размерами смахивающем на футбольное поле, сразу стало тесно. А тут еще и Тамаркина свита набежала — собралась целая толпа. Все любезность и доброжелательность источали. Только я и Гургенов вели себя естественно, к нему я сразу и обратилась, расталкивая остальных.

— Как хорошо, что я вас повстречала, — воскликнула я, старательно не замечая отчаянных Тамаркиных знаков. — У меня возникли неразрешимые проблемы, скажу более, кто— то пытался меня убить…

Дальше говорить я не смогла, как этого ни желала. Тамарка грубо зажала мой рот рукой и, пользуясь мышечным превосходством, поволокла к двери. В приемной на меня навалились и ее приспешники. Я пыталась кричать, но очень быстро поняла, что молчать безопасней. Скрученная референтом и двумя секретаршами сидела я в кресле и беззвучно роняла горькие слезы на грудь.

— Успокойтесь, Софья Адамовна, — нежно уговаривала меня секретарша, пытаясь влить в нос какую-то гадость.

Я всеми доступными способами намекала на то, что есть у меня и рот, но об этом никто не хотел даже слушать. Рот мне залепили скотчем.

Я, конечно, лягалась, но в кресле это получалось неэффективно.

Вдруг дверь Тамаркиного кабинета открылась, и Гургенов, с состраданием глядя на меня, спросил:

— Может вызовем скорую помощь?

— Не нужно, — поспешила успокоить его чертова Тамарка. — Скоро приступ пройдет, и она почувствует бессилие.

«И не надейтесь,» — гордо подумала я, понимая, каких Тамарка Гургенову про меня небылиц наплела.

Скорей всего наплела, что у меня мания преследования, а она, конечно же, как благородная подруга опекает меня — идиотку — бросая важные дела, занимается моими психозами.

Да-аа, дружба дело тонкое. Тут ухо востро держи!

И, что обидней всего, Гургенов поверил. Вон с каким сочувствием смотрит на меня.

Только я так подумала, как Гургенов возьми и скажи:

— Да-аа, теперь вижу: шизофрения ужасная вещь. Теперь припоминаю, Тамара Семеновна, и в прошлый раз ваша подруга мне немного странной показалась. Жаль бедняжку, очень милая женщина.

— Да, — согласилась подлая Тамарка, — она с детства была мила. В детском садике ее все воспитательницы любили.

«И это все, что она может для меня сделать после десятилетий дружбы?» — горестно подумала я.

Подумала и замычала, выражая им свое презрение, Гургенов же, растолковав все по-своему, меня милостиво приободрил:

— Ничего, Софья Адамовна, я вам помогу. Есть некоторые возможности.

И скрылся в кабинете.

«О своих возможностях мог бы уже и помолчать хотя бы из скромности,» — в бешенстве подумала я.

Тамарка же не сразу побежала Гургенова охмурять, а слегка задержалась и шепнула мне на ухо:

— Мама, родная, не сердись, лишь договор с господином Гургеновым подпишем и сразу же только твои проблемы решать буду.

Черта с два — все вышло не так!

Справедливости ради замечу: Тамарка героически пыталась слово свое сдержать, но ничего у нее не получилось, и виновата в том судьба.

Подписав договор с Гургеновым и выпроводив его в рискованно короткие сроки, Тамарка примчалась в чуланчик, в который меня по ее приказу запихнули, и начала оправдываться.

— Мама, — с опаской отлупливая от моего рта скотч, лебезила она, — Мама, милая, ты должна меня понять. Ты сама виновата, такое ляпнула — кто-то пытался меня убить! Ужас! Господин Гургенов подумал бы, что в нашей компании происходит черт-те что.

— В вашей компании именно это и происходит, — закричала я, почувствовав приближение свободы.

Тамарка, отлепив скотч, не позвала приспешников на помощь, а собственноручно разматывала мои верхние конечности. Как только они освободились, я залепила Тамарке звонкую оплеуху.

— Мама, — с необъяснимым укором хватаясь за ухо, воскликнула она. — Мама!

— Не лишай меня хоть такого удовольствия, — воззвала к ее совести я и тут же принялась распутывать свои, затекшие от неподвижности, нижние конечности.

Тамарка стояла рядом с видом побитой собаки.

Я не стала ее тиранить, а, распутав ноги, глянула на часы, вскочила и с воплем «за мной!» кинулась вон из компании. Тамарка что-то кричала мне вслед, но я ее уже не слушала. Моя душа болела за Саньку.

«Вот-вот он вернется с бабой Раей домой, — содрогаясь от страха, думала я, — а мне так и не удалось обезвредить толпу врагов. Черт меня дернул гомикам признаваться, что я мадам Мархалева. Тщеславие до добра не доводит. Теперь эти гомики без труда узнают мой адрес, а если поймут что и Коля с миловидной особой хотят его знать, то и их просветят. О „братане“ просто вспоминать не хочется, так много связано с ним неприятного.»

Домой я неслась уже с одной лишь целью: Саньку с бабой Раей перехватить и пристроить их у кого-нибудь пожить до полного выяснения таинственных обстоятельств моих неприятностей.

К чести Тамарки, она неслась за мной, приговаривая:

— Мама, остановись, Мама, остановись.

Выбежав из компании, я пошла навстречу ее пожеланиям и остановилась, потому что устала сама. Остановилась, перевела дух и помчалась дальше. Тамарке удалось забежать вперед, она открыла дверцу своего автомобиля, затолкала меня в него и, усевшись за руль, спросила: