Шоколадная ворона - Саша Канес

Журналист заерзал на дерматиновом сиденье.

– А вы могли бы вспомнить какие-нибудь имена?

– Отец не одобрил бы этого. Он был крайне щепетилен во всех вопросах, которые могли быть восприняты как измена клятве Гиппократа. Да и я к тому же был тогда почти ребенком. И он мало что рассказывал, и из того, что случайно слышал, я тоже почти ничего не запомнил... Да и к чему вам давно забытое имя страдавшего маниакально-депрессивным психозом второго секретаря Саратовского обкома партии или фамилия разрушившего свой мозг алкоголем писателя, писавшего романы про железобетон? То ли дело лихая деятельность в постсоветский период!

– Такая работа не опасна? Ведь ваши высокопоставленные пациенты могут пожелать убрать свидетелей своей, так сказать, неполноценности!

– Мне в мои годы уже ничего не опасно. К тому же работа психиатра всегда считалась наиболее экстремальной из всех врачебных специальностей.

– И как же вы, Адам Генрихович, вошли в постсоветский период?

– Тяжело вошел. Психиатрическая наука пребывала в руинах и нищете. Во всем известной больнице, где я тогда работал, не хватало лекарств. Вовсе не было средств на содержание среднего медперсонала, ухаживающего за хроническими больными. Многие мои пациенты уехали в те годы в Израиль, США и Германию. Многие из тех, что остались в России после распада СССР, перестали обращаться за столь необходимой им психиатрической помощью, многие устремились в политические и общественные организации. До сих пор почти не бывает дня, чтобы я не узнавал что-нибудь о них из телевидения и газет.

– И в каких же разделах вы чаще всего находите информацию о своих пациентах?

Адам Генрихович тяжко вздохнул:

– Когда как. Иногда в светской хронике, иногда в криминальной. В политических новостях чаще, чем в спортивных.

– Ну это естественно, – отозвался Вадим Петрович.

– Жаль... Нельзя было так резко прерывать лечение... А тогда я и сам был до крайности огорчен и подавлен. Не знал даже, как отвечать на письма моих зарубежных коллег. Думал, не пора ли и мне паковать чемоданы. Но в моем возрасте трудно менять Родину.

– Но ее никогда не поздно продать! – хихикнул журналист.

– Да кто ж ее купит, молодой человек? Нашу-то Родину!..

Внезапно психиатр приподнялся и взглянул на меня. Я прикрыла глаза и сделала вид, что крепко сплю.

– Мы с вами, Вадим Петрович, девушку разбудим.

Мой второй попутчик тоже встал и, не мигая, с полминуты смотрел мне в лицо.

– Шикарная мулатка, между прочим!

– Эфиопка! – поправил его психиатр.

На некоторое время наступила тишина. Судя по характерному шебуршению, мужчины застелили свои полки. Потом они по очереди вышли из купе и по очереди в него вернулись, погасили свет и легли. Несколько минут было тихо. Потом журналист шепотом сообщил, что едет брать интервью у нового главы области, и полюбопытствовал, что там собирается делать Адам Генрихович. Психиатр вполголоса повторил то же, что в самом начале рассказывал мне.

– Какой маразм! – отреагировал на сказанное Дубис.

– Это еще что! В девяносто втором году я в таком маразме участвовал, что вы и представить не можете! Вы слышали, может быть, про такой «Спокбанк»?

– А как же! – засипел журналист. – На Красных Воротах! Скандал-то какой был! Я даже по этому поводу в «круглом столе» участвовал. Председателя совета учредителей под охраной из спецучреждения привозили. Он утверждал, что деньги не там ищут. Он якобы все деньги клиентов перевел инопланетянам на альфа Центавра. Забыл только фамилию...

– Зато я помню! – снова вздохнул психиатр. – Захотенов Денис Денисович. Шизофрения. Голоса. Слава богу, хоть не пил. А у господина Кондотопова, председателя правления банка, каждый месяц приступы белой горячки были. Ко мне обратились, когда он начал прохожих увольнять.

– Это как?

– А вот так. Обманет, бывало, охрану, на улицу выбежит – и давай на кого ни попадя набрасываться. Я его случайно возле входа в банк увидел, когда направлялся туда познакомиться. Три часа дня. Центр города. Полно народу. Смотрю, бежит по улице худощавый человек лет тридцати пяти – сорока в дорогом костюме. Взгляд рассредоточенный, веки воспалены, кожа лица резко гиперемирована, изо рта бесконтрольно выделяется слюна. И... увольняет прохожих. На моих глазах он подскочил к очень пожилой, бедно одетой женщине. Та куда-то с полной авоськой в руках, а он ей объявляет грубо и категорично: «Старуха! Ты уволена!» Естественно, бабка ничего не понимает, голосит, что она пенсионерка и только что купила в гастрономе яички. Он уже, понятное дело, на нее не смотрит и «увольняет» какого-то пятидесятилетнего «гегемона». Тот сам в дупелину, да еще сосет пиво из бутылки. Банкир орет на всю улицу, чтобы тот «завтра не приходил», отбирает у него полупустую бутылку и себе в слюнявую пасть сует.

– Подрались? – поинтересовался журналист. – Пришлось вызывать «Скорую», травматологов?

Я чувствовала, что силы мои на исходе и я сейчас захохочу в голос. Психиатр был прекрасным рассказчиком. Честно говоря, мне не верилось, что то, что он рассказывает, хоть на какой-то процент правда. Но менее смешно мне от этого не становилось.

– Так была драка или нет? – повторил свой вопрос Дубис.

– Да какое там! Подбежали охранники, скрутили «увольнителя» и уволокли безвольно обвисшее тело его как раз в то здание, куда я был приглашен. Так я познакомился с первым из своих пациентов из «Спокбанка». А вторым стал как раз тот самый вам знакомый и вами же забытый Денис Денисович. Про него мне изначально никто ничего не сказал. Он ни у кого особого беспокойства не вызывал, так как не пил. Учредители банка вообще говорили со мной только про Кондотопова. Он им был нужен в качестве номинальной фигуры, как лицо, имеющее высшее экономическое образование и даже ученую степень. Но на переговоры его возить все же приходилось, и было желательно, чтобы он хотя бы адекватно реагировал на окружающую действительность. Предполагалось, что все вопросы за него будет решать непьющий Захотенов, рекомендованный Всероссийской ассоциацией менеджеров. Но потом выяснилось, что не пил Захотенов только потому, что многие годы принимал тяжелые психотропные препараты, без которых немедленно впадал в состояние маниакального бреда. Кстати, ассоциацию менеджеров, якобы рекомендовавшую его на ответственную должность, он тоже сам придумал, бланки изготовил и все такое прочее... Один, короче, он в этой ассоциации состоял. Когда обеспокоенные происходящим учредители заглянули в ящики стола Дениса Денисовича, то, к своему ужасу, нашли там не документы, необходимые для нормального функционирования банка, а рукописный проект телепатического захвата власти в мировом масштабе, с картинками, и крайне невнятную переписку с инопланетянами. Но, как вам известно, было уже поздно. За деньгами оставалось только лететь на ту самую альфу Центавра...

– И что же с ними теперь происходит, Адам Генрихович?

– Про гибель банка, судя по всему, вы знаете лучше меня. Кондотопов ушел в преподавание и в науку.

– С белой горячкой – в науку?

Дубис, очевидно, продолжал записывать беседу на диктофон и дурацкие вопросы задавал исключительно в качестве профессионального приема. А подвыпивший психиатр, очевидно, принимал наивное любопытство своего собеседника за чистую монету и заливался соловьем.

– А что вы думаете! Такая она у нас, значит, экономическая наука. Сколь мне известно, тяжкий недуг не помешал ему добиться больших успехов в изучении теории российского макроэкономического развития, и пару лет назад был издан указ о присвоении профессору Кондотопову звания заслуженного деятеля науки. Можете проверить в Интернете.

– Непременно проверю. А какова судьба его коллеги – нашего с вами общего знакомого?

– К сожалению, этого пациента я из виду потерял еще до того, как вы с ним встретились на этом вашем «круглом столе». Мне перестали платить после того, как он, расхитив кассу банка, сам же вызвал ОМОН. Перед самым приездом милиционеров он пытался измельчить и проглотить печать погибающего финансового учреждения. Увы, часть бумаг о своем будущем мировом господстве он сжег, а остальные стали частью не истории болезни, а уголовного дела...

Я услышала, как внизу зашевелились. Снова булькнуло. У журналиста созрел тост:

– Давайте, Адам Генрихович, выпьем за упокой «Спокбанка».

– Да ну его... – пробормотал психиатр, но, судя по всему, с охотой выпил. – Кстати, и реклама от моей деятельности в банке, и весь этот психологический тренинговый маразм помогли мне встать на ноги в финансовом плане. Сейчас, как видите, у меня нет отбоя от клиентов, которые готовы за своих пациентов хорошо платить. Но я остался ученым и просто любопытным человеком. Поэтому с удовольствием берусь порой и за работу, не сулящую никаких денежных поступлений. Если вижу, что будет интересно, разумеется.