"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

– Ещё бумаги были?

– Были, на растопку пустили. Мы бы и сочли, да неграмотные все.

Фёдор выходить из избёнки собрался, да мысль в голову пришла.

– Атаман куда деньги, ценности прятал?

Пленный тать глаза отвёл.

– Да не было клада, всю добычу проедали.

– Так я и поверил! На сук его!

Для татей казнь простая – повешение либо топор палача и плаха. Ежели преступник из бунтовщиков народ смущал, так четвертование, дабы перед смертью муки принял.

Гридь тут же верёвку через сук перекинул, конец к задней луке седла привязал, лошадь тронул. Когда верёвка натянулась, заголосил:

– Всё скажу, помилосердствуйте!

Игнат процедил сквозь зубы:

– А ватажка ваша к людям милосердна была?

– Всё покажу, без утайки! – вопил тать.

– Говори.

Фёдор знак дружиннику сделал, чтобы ослабил верёвку.

– В зольнике под печью мешочек.

– А ещё?

– Богом клянусь – нет больше!

– Анисим, тяни, – приказал Фёдор.

Тать заболтался на верёвке, засучил ногами, захрипел, язык вывалил. Жалости к нему у гридей не было.

– Зиновий, слышал, что тать сказал? Проверь!

Дружинник в избу вошёл, вскоре вышел, в руке небольшой холщовый мешочек, весь в золе измазан. Зиновий мешок к Фёдору поднёс, горловину развязал. Тусклым отливало серебро и золото в монетах, кольцах, браслетах. Зиновий присвистнул.

– Ого! Видно, давно промышляют! Награбили-то сколько!

– Браты! – обратился к дружинникам Фёдор.

Никогда он так гридей не называл, а сейчас специально сказал, чтобы поняли, не как десятник он к ним обращается, как равный. Дружинники обращению удивились, продолжения ждут.

– Что с златом-серебром делать будем?

Вариантов было несколько, но Фёдор хотел услышать мнение гридей. В бою захваченные трофеи делились. Доля рядовому дружиннику, две доли десятнику, пять долей сотнику. Но сейчас случай особый – не татары или Литва была, а тати.

– Как что? Делить! – сказал Игнат.

Ногу ему перевязали чистой тряпицей, но и она пропиталась сукровицей. К лечцу его показать надо обязательно. Остальные дружно поддержали. Ну, так дак так. Фёдор на доски крыльца всё содержимое мешка вытряс. Разложили на двенадцать равных кучек, приблизительно по весу. Дружинники трофеи делили не впервой, поэтому порядок знали. Зиновий подошёл к крыльцу, Фёдор отвернулся. Зиновий в одну кучку пальцем ткнул.

– Кому?

– Игнату.

– А эту?

– Назару.

Так и разделили всё, Фёдору, как десятнику две кучки. Он в мошну злато-серебро опустил. Вроде бы трофей заслуженный, а как-то Фёдору неприятно, золото-то награбленное. К вечеру до Семёнова добрались. В первую очередь Фёдор узнал на постоялом дворе, где лечца найти можно.

– Савелий, прислужник мой, проводит, – отозвался хозяин.

Пока гриди располагались, Фёдор и Игнат конно за Савелием ехали. Фёдор бы и пешком пошёл, ноги размять, да Игнату идти больно, решили ехать. Лечец в рану сушёного мха тёртого насыпал, два шва умело наложил, повязку. Фёдор расплатился, на постоялый двор вернулись, а дружинники уже за длинным столом сидят. Еду заказали – расстегаи с рыбой, жареных кур, да каши, а ещё жбан пива. Фёдор на пиво покосился, но не попенял. Дело сделано, потерь нет, можно немного попировать. Тем более пиво свежим оказалось, вкусным, с ледника. В каждой местности пиво по своему рецепту варили. А ещё местная вода сказывалась. Поели-попили на славу, и спать. А с утра в дорогу, каждый день по тридцать вёрст в седле. До Москвы за десять дней добрались, но Фёдор на пятую точку пару дней садиться не мог, отбил. Зато сотнику Кожину о выполнении задания доложил.

– Чем докажешь?

Вот на этот случай Фёдор сумку прихватил с единственным засаленным рукописным листком. Трифон сумку с листком забрал.

– Можете отдыхать.

А на следующий день Фёдора к себе призвал:

– В Иноземном приказе подтверждают, их сумка и лист бумаги, хотя говорят, там листков много было.

– Тати ими печь растапливали.

– Вот балбесы-то, прости Господи! Никто не ушёл от наказания?

– Ни один, все четырнадцать, сам счёл.

– За усердие хвалю. Боярин Беклемишев о тебе справлялся. Ты ему сродственник?

– Знакомец добрый.

Можно было и родственником назваться, служба легче бы пошла. Но рано или поздно обман вскроется, некрасиво получится. Дня три десяток не трогали, устали и кони, и люди, отдохнуть начальство дало.

А потом снова поездки на сопровождение. Служа у Патрикеева, Фёдор не предполагал, что Иноземный приказ столь деятельную работу ведёт. И не только с дальними странами, а ещё и с княжествами, не входившими в Великое Московское. Где союз браком скрепляли, где договором, а где и силой принуждали. Самое напряжённое, по мнению Фёдора, сопровождение было к беклярбеку Ибаку. Посольство туда ходило уже не в первый раз, но сам Фёдор дальше правого берега Волги не ходил. Полагал – конно пойдут, и ошибся. Весь десяток на большую лодью посадили. На корме маленькая надстройка, укрытие от ветра и дождя. А дружина на носу судна, под холщовым навесом расположилась. От солнца и дождя прикроет, но когда поплыли, брызги сюда долетали. Фёдор, как и его десяток, впервые по реке далеко сплавляются. Из всех гридей только старый Игнат до Казани плавал.

Дружинникам интересно поначалу было, к бортам приникли. А уже к вечеру приелось. Тем более как сумерки настали, кормчий лодью к берегу направил. Место стоянки использовалось давно, судя по старому кострищу. Команда костёр развела, кулеш начала готовить. Фёдор, как десятник, по периметру поляну обошёл, ещё круг сделал, пошире. Потом караулы назначил. Это ничего, что своя земля, порядок везде и всегда нужен. После ужина спали на судне. От воды прохладой тянет, сыростью, да комары донимают. Непривычно на палубе, судно покачивает. Утром хлеб с салом и сыто медовое. Некогда утром кулеш либо кашу варить. Сразу от берега отчалили. Ветер попутный, да вниз по течению, судно хорошо шло. Показались к полудню знакомые берега. Ба! Да где-то здесь застава, на которой он службу нёс. Стал всматриваться в берег. Избушка показалась, в которой дружинники время коротали. Фёдор к кормчему кинулся:

– Подойди к берегу, хоть на самую малость. Брат на засечной черте службу несёт, поболее года не видел, за ради Христа!

Хмыкнул кормчий, выразительно на будочку на корме посмотрел. Кормчий судном руководит, а над кормчим посланник. Но скомандовал рулевому вправо держать, к берегу. Повезло Фёдору несказанно, брат его Иван службу нёс, Фёдора на борту узрел, к урезу воды кинулся. Как лодья носом в берег ткнулась, Фёдор спрыгнул, не стал ждать, пока сходни сбросят. Обнялись с братом крепко, потом Фёдор отстранился, брата осмотрел. Возмужал, загорел, мышцы налились.

– Ты как, брате?

– Твоими молитвами, Федя.

Фёдор из мошны деньги выудил – серебро, золото. Ивану сунул.

– Не знаю, когда назад пойдём, ты на рожон-то не лезь, наперво головой думай.

– На заставе всё спокойно, недругов не видать. А ты-то как?

Ответить Фёдор не успел. К борту подошёл недовольный посланник:

– Времени нет стоять! Живо на судно!

Обнялись, Фёдор руками за борт ухватился, дружинники на судно втянули. Гребцы несколько взмахов вёслами сделали, отводя судно от берега, парус подняли. Фёдор и Иван смотрели друг на друга, не отрываясь. Всё же родная кровь, когда ещё свидеться придётся? Снова плыли до сумерек, к берегу пристали. А потом каждый день одинаков. Утром лёгкий перекус, плавание под парусом. Даже команде делать нечего, а у дружинников всей службы ночью в карауле по очереди стоять. Рязанские земли прошли, дальше по правому берегу мордва, союзники казанских татар, язычники. А через несколько дней на высоком берегу Нижний Новгород показался. В Нижнем пополнили запасы провизии, дальше уже городов русских не будет, только несколько сёл и уже земли ханства Казанского. На ночь Фёдор караулы усиливал, по два человека дозор несли. Казань прошли. Ниже по течению полуразрушенный Булгар, бывшая столица Великой Булгарии, павшая под натиском Тамерлана, Железного Хромца. Ещё дальше Бельджамен, как кормчий сказал. От него к Дону переволок идёт, самое короткое место, всего сорок вёрст, и можно по Дону в Азовское море выйти.