Часть Европы (с иллюстрациями) - Борис Акунин

Давайте попробуем разобраться в двух «вечных» вопросах, из-за которых было сломано много научных копий, а в болезненно идеологизированные моменты истории и человеческих судеб.

Так приглашали славяне варягов или нет? И кто это такие — «варяги» нашей летописи?

В эту бесконечную дискуссию, длящуюся скоро уж триста лет, примешано слишком много эмоционального и конъюнктурно-политического.

Одним нашим соотечественникам казалось лестным вести генеалогию от викингов; другим мнилось зазорным происходить от иностранцев; третьим — они-то, собственно, и были настоящими историками — просто хотелось установить истину (скажу сразу, что это не удалось и точка в споре не поставлена).

Всякий раз, когда государственная доктрина ориентировалась на борьбу с «низкопоклонством перед Западом», версия норманнского происхождения русского государства подвергалась суровой критике как антипатриотическая и оскорбительная для самосознания великой нации или даже преступная. Но во времена либеральные, западнические «норманизм» с удовольствием поднимали на щит, ибо эта теория подтверждала тезис об изначально европейской сущности России.

Первый бой государственно мыслящих «антинорманистов» с безыдейными «норманистами» произошел еще в царствие кроткия Елисавет.

Санкт-Петербургская академия наук и художеств решила провести «публичную ассамблею», назначенную на 6 сентября 1749 года — день тезоименитства государыни. Два ученнейших профессора — Герхард Миллер и Михайла Ломоносов должны были приготовить каждый по докладу: первый на латыни, второй на русском. Ломоносов отнесся к парадному мероприятию прагматично — сочинил «Слово похвальное императрице Елизавете Петровне», которое, как и подобает панегирику, было «цветно и приятно, тропами, фигурами, витиеватыми речьми как драгоценными камнями украшено», за что и получил лавры вкупе с высочайшим благоволением. Но историограф Миллер, ученый сухарь, воспринял задание слишком буквально. Он подготовил научный трактат «De origine gentis russicae» («Происхождение народа и имени российского»), где, изучив разные источники, пришел к выводу, что русская держава была создана пришельцами из Скандинавии.

Идея была высказана исключительно не ко времени. Российская держава никак не могла идти от скандинавского корня, потому что отношения со Швецией в тот момент были отвратительные. Многоопытное академическое начальство на всякий случай отменило тезоименитственную «ассамблею», а Миллерову «диссертацию» отправило на экспертизу.

Уже отпечатанный тираж научного труда был уничтожен. Более всех негодовал на автора-немца Ломоносов, написавший в своем отзыве, что сии выводы «российским слушателям досадны и весьма несносны». После этого Михайла Васильевич затеял сам писать «правильную» историю России с похвальной целью обосновать «величество и древность» славянского народа.

Бестактному Миллеру урезали жалованье и понизили из профессоров в адъюнкты.

Двести лет спустя сторонник «норманизма» так легко не отделался бы. В эпоху борьбы с «низкопоклонством перед Западом» возник настоящий культ Ломоносова как истинно русского патриота, самоотверженно сражавшегося с иностранным засильем в отечественной науке. Именем Ломоносова назвали Московский университет, где великому ученому стоит целых два памятника — сидячий и стоячий.

Главный советский специалист по древнерусской истории, лауреат Сталинской премии Борис Рыбаков писал в научном труде «Рождение Руси»: «Мы обязаны отнестись с большой подозрительностью и недоверием к тем источникам, которые будут преподносить нам Север как место зарождения русской государственности, и должны будем выяснить причины такой явной тенденциозности». Современники отлично понимали, какие именно органы будут выяснять причины этой тенденциозности, и в те годы никому не хотелось быть «норманистом».

Однако с деидеологизацией исторической науки все запрещенные теории воскресли.

Политически близорукий Миллер (Э. Козлов)

и пишущий отзыв на его «диссертацию» Ломоносов (Л. Митропольский)

Версии этнической принадлежности «варягов-руси» подразделяются на три группы.

Сторонники первой утверждают, что никаких «находников» не было, а если и были, то не инородные, а свои, славянские. Словом «варяги» летописец называет не норманнов, а варгов, славянское племя, обитавшее на берегах Балтики и родственное новгородцам.

Некоторые историки этого направления уверены, что «русь» — это русии или ругии, славянское население острова Рюген.

Примыкает к этой точке зрения теория историка-славянофила Иловайского, который хоть и признавал скандинавское происхождение «варягов», но считал, что они существенной роли в создании русского государства не сыграли. Оно образовалось без внешних влияний, трансформировавшись из древнеславянского княжества.

«…Есть ли малейшая вероятность, — пишет Иловайский, повторяя на свой лад карамзинский тезис о «беспримерности», — чтобы народ, да и не один народ, а несколько, и даже не одного племени, сговорились разом и призвали для господства над собой целый другой народ, то есть добровольно наложили на себя чуждое иго? Таких примеров нет в истории, да они и немыслимы».

На это можно возразить, что примеры-то как раз имеются. Английское предание VIII века рассказывает о том, как бритты, измученные набегами скоттов и пиктов, отправили за море посольство, чтобы призвать на правление саксов. Известны в Западной Европе и случаи, когда викингских вождей приглашали поселиться на какой-нибудь территории в обмен на охрану от внешних врагов (так, например, возникло герцогство Нормандия, «страна норманнов»). Наш Рюрик, судя по всему, тоже сначала поселился не в самом Новгороде, а в Старой Ладоге, возможно, выделенной ему по договору. Более того, у новгородцев и в гораздо более поздние, хорошо задокументированные времена имелся обычай приглашать князей со стороны, в том числе и неславянских.

Адепты второго направления считают «варягов-русь» племенем инородным, но не скандинавским, а каким именно — тут мнения расходятся. Историк XVIII века Василий Татищев полагал, что это были финны. Николай Костомаров — что литовцы. Иоганн фон Эверс считал, что речь в летописи идет о хазарах. Михайла Ломоносов настаивал на том, что «русь» это балтийские пруссы.

Однако главенствующей — во всяком случае, наиболее распространенной — всё же считается «норманнская» теория, ближе всего придерживающаяся буквального смысла «Повести временных лет».

Вот ее основные аргументы:

— Слово «варяги» употреблялось современниками довольно широко, оно известно не только по русским источникам. Происходит оно от скандинавского vaering (которое, впрочем, неизвестно что означает). Византийцы называли «варенгами» наемников-норманнов. В арабских хрониках тоже встречаются упоминания о «варангах», скандинавских воинах.

— Имена первых русских князей, бояр, послов и старших дружинников почти сплошь скандинавские: Олег (Helgi), Игорь (Ingvar), Аскольд (Hoskuldr), Свенельд (Sveinaldr), Рогволд (Ragnvald) и т. п., так что Татищев в своей «Истории Российской» по этому поводу даже расстраивается: «Сих князей пришествием, видимо, народ славянский настолько уничижен был, что мало где в знатности славян осталось, но всюду имена варяжские упоминаются». Правда, начиная с третьего поколения Рюриковичей, со времен князя Святослава, норманны, видимо, окончательно обрусели и стали брать по преимуществу славянские имена.

— Важным аргументом считается также трактат базилевса Константина Багрянородного «Об управлении империей» (сер. Х века), где перечислены названия днепровских порогов на славянском и «русском» языке, причем последние явно скандинавского звучания.

Варяжский шлем из захоронения

Оставим все же некоторую вероятность того, что «варяги-русь» могли быть не скандинавским, а каким-то иным этническим элементом. Сути это не меняет. Так или иначе «варяжская инъекция» сыграла роль адреналина, побудившего восточно-славянские племена к созданию государства — и это можно считать историческим фактом.

По правде говоря, вопрос о том, приглашали варягов или они пришли без приглашения, тоже не является ключевым.

Как уже сказано, ничего исторически беспримерного в этом событии не было бы. Однако, если «призвание» и имело место, вряд ли это произошло столь торжественно и значительно, как описано в летописи. Вероятнее всего, Новгородчина попала под варяжское управление не сразу, а постепенно.

В предыдущей главе было рассказано, что норманнские дружины охотно служили славянским городам в качестве охранников и к середине IX века, вероятно, составляли значительную часть населения этих естественно возникших торгово-административных центров. Городок Старая Ладога (Aldeigjuborg), в котором, по-видимому, сначала обосновался Рюрик, по мнению археологов вообще был основан выходцами из Скандинавии, славяне поселились там позже норманнов. Не исключено, что новгородские посланцы ни за какие моря не плавали, а просто наведались к соседям в Ладогу.