Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева - Эдуард Федорович Макаревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но надежды не оправдались. Вторым «Колоколом» или марксистской «Искрой» он не стал. Идеи, проповедуемые на его страницах, не воспринимали ни русские эмигранты, ни бывшие офицеры, ни советские граждане. А после похищения советскими агентами в Париже белых генералов Кутепова и Миллера, которые руководили Русским общевоинским союзом, Мельгунов, как борец с большевизмом, уже не оправился до конца дней своих.
Большинство соратников оставило его. Кто хочет иметь дело с деятелем, превратившимся в крайнего неврастеника. Его не спасала уже выдыхающаяся энергетика. К тому времени относятся слова известного политэмигранта Григория Алексинского о Мельгунове: «Какой же он историк, он истерик».
Он жил как одинокий волк, расходясь с большинством русской эмиграции. И по поводу победы Советского Союза над гитлеровской Германией, воодушевившей заграничных русских, Мельгунов, в оценке ее оставшийся в одиночестве, сказал, как отрезал: «Общественная честь должна быть дороже возможного одиночества». Общественная честь – это все та же ненависть к большевистской России.
Только в одном корил себя Мельгунов. Разоблачая «Трест» после его крушения, он не мог простить себе увлеченность Александром Александровичем Якушевым, бывшим царским сановником, оказавшимся агентом ОГПУ, блестяще сыгравшим роль главы псевдомонархической организации в этой чекистской операции.
3. Интеллектуальные герои подпольных сходок
Петроградская организация «Национального центра»: профессор Завадский и другие
В России наступивший 1919 год был вторым годом Гражданской войны. Сибирь жила под контролем адмирала Колчака, объявившего себя «верховным правителем России». С северо-запада готовились наступать на большевистский Петроград дивизии генерала Юденича. Его поддерживали финны, намереваясь тоже поучаствовать во взятии города. На севере колчаковские армии должны были сомкнуться с интервенционистскими частями англичан, высаживающихся в Архангельске. А на юге конные корпуса армии генерала Деникина, прорвав большевистский фронт, рвались к Харькову, Курску, Орлу, Туле – впереди была Москва.
И Колчак, и Юденич, и Деникин надеялись, что в какой-то момент им начнут помогать верные люди в тылу у красных. Ожидания генералов не были напрасными. Двадцать девятого мая Ленин шлет телеграмму в Петроград уполномоченному Реввоенсовета Сталину[44]:
«Вся обстановка белогвардейского наступления на Петроград заставляет предполагать наличность в нашем тылу, а может быть и на самом фронте, организованного предательства. Только этим можно объяснить нападение со сравнительно незначительными силами, стремительное продвижение вперед, а также неоднократные взрывы мостов на идущих в Петроград магистралях. Похоже на то, что враг имеет полную уверенность в отсутствии у нас сколько-нибудь организованной военной силы для сопротивления и, кроме того, рассчитывает на помощь с тыла (пожар артиллерийского склада в Ново-Сокольниках, взрывы мостов, сегодняшние известия о бунте на Оредеже). Просьба обратить усиленное внимание на эти обстоятельства, принять экстренные меры для раскрытия заговоров».
В эти же дни в одной из питерских квартир, что на Выборгской стороне, шло заседание петроградского отделения «Национального центра», организации всероссийской и конспиративной, достаточно сильной, располагающей средствами от Колчака и иностранных союзников. Глава отделения инженер Вильгельм Иванович Штейнингер, он же владелец фирмы «Фос и Штейнингер», он же член партии кадетов, говорил о планируемом восстании в Петрограде накануне взятия его частями Юденича – захват телефонной станции, телеграфа, питерских вокзалов, взрывы зданий, где обосновалась большевистская власть, арест и расстрел коммунистических вождей города.
Участниками заседания, что слушали речь Штейнингера и принимали ее как план действий, были: профессор Быков из Технологического института, профессор Завадский из Института путей сообщения (читал курс о проектировании мостов, а теперь, согласно плану, должен был советовать, как эти мосты лучше взорвать), здесь же профессор из Политехнического института, двое инженеров, один с Балтийского, другой с Путиловского заводов, известная деятельница кадетской партии, генерал из царских, но теперь служивший новой власти, и двое полковников. На последних ложилась организация офицерских отрядов – ударной силы восстания.
Но осуществить задуманное не получилось. Связников, посланных с сообщением в штаб генерала Юденича, заметили и арестовали на окраине Петрограда. После этого петроградская ВЧК добралась и до самой организации. На допросе Штейнингер заявил: «Национальный центр ставил себе следующие задачи: фактическое свержение власти большевиков и признание неизбежности личной диктатуры в переходный период во всероссийском масштабе с последующим созывом Учредительного собрания. Личную диктатуру признаем в духе Колчака. Экономическая платформа – восстановление частной собственности с уничтожением помещичьего землевладения за выкуп».
Именно на таких формулировках настаивала профессорская группа питерского отделения «Национального центра». Профессора и написали эту политическую декларацию, особо не переживая, как ее воспримут военные, штаб Юденича, его советники из союзнических миссий, сидящие в эстонском Ревеле.
При штабе Юденича уже было «политическое совещание», которое тоже ваяло программу политического переустройства России и где громче всех шумел профессор Кузьмин-Каратаев. Все его монологи заканчивались одним: «Вешать и расстреливать!»
– Оно-то так, конечно, когда войска войдут в Петроград, но не по-профессорски как-то, – говорил Юденич. – Хорошо кричать под защитой моих штыков. А вот эти, что сейчас сидят в Петрограде, действительно дельную политику предлагают. Может действительно, господа, профессорский ум в подполье работает лучше?
Профессор Завадский – ведущее перо в написании декларации. Хотя и не гуманитарий, и не юрист. Он был путейский профессор. И сочиняя политическую декларацию, где ведущий пункт – свержение власти большевиков, он одновременно по заданию большевиков разрабатывал проект строительства железной дороги к северо-западу от Петрограда.
Но творческое вдохновение в созидании проекта новой дороги так и не смогло перебороть злость оттого, что отобрали автомобиль, приобретенный на заработанное, что неизвестна судьба капитала в Русско-Азиатском банке, что превратились в пустые бумажки акции промышленных компаний, в которые вкладывался не один год, что теперь он не пайщик прибыльных предприятий. Да и где они теперь, эти прибыльные предприятия? Революция отняла все, квартира, правда, пока осталась за ним. Надолго ли? И вообще, рухнула та жизнь, где он был величиной, и не только на кафедре, в аудитории, в инженерных бюро, но и в питерском свете, который предполагал связи в деловых и чиновничьих кругах, регулярные встречи и застолья с нужными людьми, выходы в театр, посещение скачек, ужины в «Аквариуме» и обеды у Кюба.
Счет к советской власти рос. И этим счетом становилась и декларация политического переустройства, черновой вариант которой он писал на холодную голову. Поэтому в тексте ее и «свержение власти большевиков», и «восстановление института частной собственности», и «переходный период», и диктатура в переходный период, и «учредительное собрание», и прогрессивная мысль – «уничтожение помещичьего землевладения».
Он не называет фамилию диктатора, лишь отмечает – «в духе Колчака». И здесь его поддерживают не
