Прерванная история русов. Соединяем разделенные эпохи - Лидия Грот

Финский лингвист и фольклорист Элиас Лённрот (1802–1884) незадолго до смерти

Заслуги названных учёных, а также их коллег перед мировой наукой бесспорны, но образование они получали в шведских учебных заведениях и историю учили «по Рудбеку». От него и почерпнули они свои представления о финнах как первых насельниках в Восточной Европе. А под влиянием их работ, в свою очередь, сложилась та картина сплошного финно-угорского мира, существовавшего в древности от Саян до Балтики и давшего, в частности, северу Восточной Европы первое в языковом отношении верифицируемое население.

Вяйнямёйнен – главный герой карело-финского эпоса. Художник Г.А. Стронк

Уже в конце XIX – начале XX в. у этой теории появились оппоненты, которые стали заявлять о том, что созданная в лоне финно-угроведения этническая карта севера и центра Восточной Европы является неверной и в действительности она была более сложной по своему составу. А.И. Соболевский (1856–1929), бывший крупнейшим специалистом в области истории русского языка и восточнославянской диалектологии, занимавшийся в том числе и исследованием топонимики и исторической географии, стал приходить к выводу о том, что носители финно-угорских языков не были автохтонами ни в центре, ни на севере Восточной Европы, а первыми насельниками были носители индоевропейских языков.

Однако проблема с толкованием северной топонимики Восточной Европы осталась и сегодня выступает совершенно очевидно, поскольку на Севере обнаружено много топонимов, происхождение которых никак не объясняется из финно-угорских языков, как ни ломать их топоосновы. Крупнейший российский исследователь саамского языка Г.М. Керт пришёл к выводу, что значительный процент топонимии восточноевропейского Севера не этимологизируется из саамского языка (или, более того, из финноугорских языков вообще), и высказывал предположение, что часть из них – наследие населения каменного века, которое жило в нашей стране до саамов. Интересная мысль, которая напоминает нам о том, что Восточная Европа не была незаселённой пустыней до миграций сюда носителей уральских языков. Люди там жили, и вопрос только в том, следует ли их относить к этнически не верифицируемому палеоевропейскому населению, или всё-таки их верификация возможна через индоевропейские языки, через их очень древние пласты.

В пользу гипотезы об индоевропейском субстрате на восточноевропейском Севере ещё в начале XX в. высказывались очень серьёзные учёные, но позднее эти исследования заглохли. И сейчас представление о том, что население северо-востока Европы в древности принадлежало исключительно к финно-угорской языковой семье, остается доминирующим в науке.

Аналогию предполагаемому мной процессу можно увидеть в этнической истории Южной Сибири и Центральной Азии, развивавшейся в лоне афанасьевской (середина III–II тысячелетия до н. э.) и андроновской (XVI–XIV вв. до н. э.) культур, где древнеиранские и древнетохарские традиции играли определяющую роль.

Георгий Мартынович Керт (1923–2009) – советский и российский лингвист, специалист по прибалтийско-финским и саамским языкам

В пояснение сказанному следует напомнить, что миграции индоариев и ираноязычных племен, происходившие с юга Восточной Европы на протяжении чуть ли не тысячелетия, выплеснули на гигантские пространства Иранского нагорья, Средней Азии, Южной Сибири, Индийского субконтинента значительные группы индоевропейцев. Понятно, что, мигрируя со своей восточноевропейской прародины, носители индоарийских и ираноязычных племён уносили с собой и многие элементы сложившейся в период единой общности духовной культуры, законсервировавшиеся впоследствии у её индийских и иранских наследников, но также оказавшие большое влияние на развитие духовной культуры тех народов, с которыми они приходили в соприкосновение в ходе миграций. В частности, исследователями традиционной культуры народов Сибири и Дальнего Востока было установлено, что в Южную Сибирь, Западную Монголию и даже в Китай индоевропейцы принесли такую важную основу духовной культуры, как солнцепоклонство, которое стало там как бы их визитной карточкой.

Изучение традиционной культуры народов Центральной Азии и Южной Сибири (тюрков и монголов прежде всего) привело исследователей к выводу о неоднородности их культуры даже в границах одного этноса и позволило говорить о существовании на территории Южной Сибири и Центральной Азии двух типов культур, которые можно определить как восточноазиатскую, где верховными божествами являются Земля и Небо, и южно-западноазиатскую (индоиранское единство), где отмечается триада божеств, включая солнечное божество.

Всё это помогло мне начать разрабатывать концепцию о дославянском индоевропейском периоде в древнерусской истории. В ней я пытаюсь исходить из того, что нынешние представления об этнической карте Восточной Европы в древности и о финно-угорском субстрате происходят из ненаучного источника, восходящего к Рудбеку, соответственно, должны быть перепроверены; что этническая карта Восточной Европы в древности могла быть полиэтничной таким же образом, как и южные пределы Евразии, т. е. индоевропейский субстрат, о котором писал, например, Соболевский, был, по моему мнению, той средой, где расселялись в Восточной Европе носители уральской семьи языков.

Керамические сосуды афанасьевской культуры (конец III тыс. до н. э.). Из коллекции Хакасского национального краеведческого музея

Эти различия у народов алтайской языковой семьи являются не случайным фактором, а определяются сложным этно– и культурогенезом, связанным с тем, что их формирование проходило на территории, где на протяжении тысячелетий наблюдались миграции, определившие и современную этнолингвистическую карту Евразии. Уже в конце IV – начале III тысячелетия до н. э. было отмечено появление тазминской культуры скотоводов-европеоидов, для которой были характерны сакральные изображения, связанные с культом Солнца. Следующей волной, пришедшей в Южную Сибирь с запада, были афанасьевцы в середине III–II тысячелетии до н. э. Третьей волной европеоидного населения были носители андроновской культуры (XVI–XIV вв. до н. э.), с которыми было связано появление двухколесных повозок и боевых колесниц с парной конской упряжкой. К середине II тысячелетия до н. э. относится и возникновение Великого нефритового пути, связавшего Прибайкалье с Волго-Камьем на западе и шаниньским Китаем на востоке.

Андроновская боевая колесница

Исследователями собран достаточный материал, подтверждающий гипотезу о том, что аборигенное, более древнее население Центральной и Восточной Азии на раннем этапе знало только культ Земли. Представления начинают меняться с появлением на этой территории народов, пришедших с запада и связанных с образованием Шан/Инь (XV–XI вв. до н. э.) и Чжоу (XI–III вв. до н. э.). Под влиянием пришельцев на гигантских пространствах Центральной Азии развиваются солярные культы и богатая солярная мифология.

Мумия тохарской женщины европеоидного типа

Но более того. Влияние индоевропейской (древнеиранской, тохарской) солярной религиозно-мифологической традиции было так велико, что сказалось не только на культурогенезе, но и на этногенезе народов Сибири и Центральной Азии. Так, в этих ареалах отмечено широкое распространение этнонимов с хори/ хор: буряты – хоринцы, которые считаются субстратом в этногенезе бурят, монг – хоры (монгоры) Цинхая, хор – па Амдо и Тибета, хоро (хоролоры) в составе якутов, род хорилар и племенное объединение хори – тумат, упоминаемые в монгольской исторической хронике «Сокровенное сказание».

Учёные предполагают, что все эти этнонимы восходят к древнеиранскому термину hvar (фарн) – солнце. (К древнеиран. khors, перс. hôr/horsed – солнце восходит и название древней арийской страны Хорезм – «земля Солнца».) В развитии этнической истории Центральной Азии, по мнению современных узбекских учёных, определяющую роль играл тюрко-иранский симбиоз: тюркосогдийским было государство Кангюй в междуречье Амударьи и Сырдарьи (с III–II вв. до н. э.); эфталиты (IV–V вв.) обладали как иранскими (язык), так и тюркскими (антропология, культура) чертами; тюрко-иранским симбиозом была отмечена вся последующая динамика развития от эпохи Саманидов (IX–X вв.) до государств Сельджукидов и Караханидов (XI–XII вв.), что и обусловило формирование тюркского этноса, получившего позднее название «узбеки».