Конец Света - Дмитрий Мансуров

– Я назову катализатор "Пляжеделом", - предложил профессор, возвращаясь к прежней теме. - Или, по твоему, "Делопляж?" звучит точнее?

Я глубоко вздохнул и посоветовал:

– Точнее будет "Трубодел".

– Катализатор не делает трубы, - запротестовал профессор.

– Делает, - уперся я. - Раз охранники сказали: "дело - труба", значит делает.

Профессор укоризненно покачал головой.

– Не относись к жизни с таким пессимизмом, - приказал он. - Во время экспериментов всякое бывает. Но если ты такой умный, придумай собственное название. Имеешь на то полное право.

– Да, пожалуйста, - ответил я. - Я назову его "Спутником пенсионера".

– М? - не понял юмора профессор.

– А вот представьте, - я воспрянул духом, - сядет, к примеру, пенсионер на скамеечку, побрызжет катализатором по сторонам, и вокруг него тоже песок посыплется. Всё веселее будет.

– Издеваешься, да? - вздохнул профессор, вспоминая о количестве прожитых лет. - Учти: это сейчас ты молодой, но когда-нибудь тоже станешь пенсионером. И вот тогда тебе станет не до шуток.

– Знаю, - кивнул я, - вот заранее и позабочусь о приятном пенсионерском досуге. Буду в старости распылять старые скамейки, а то их никогда на новые не заменят.

Я указал на скамейку неподалеку. Выточенная из цельного куска двухвекового дерева, она стояла здесь сто с лишним лет, и благодаря неподъемному весу ее никто не пытался украсть. Вместо этого местечковые вандальчики средней паршивости нацарапали на дереве немало ругательств еще в первые годы существования скамейки. Но, несмотря на обилие нецензурных слов, ее не убирали: скамейка превратилась в памятник культуры прошлого. Или бескультурья, что точнее. Сейчас такое на скамейках не пишут, боятся ужасающих последствий.

Сверкнула молния, и через три секунды громыхнуло.

– Мы точно не успеем дойти до стоянки сухими, - заметил профессор.

– Предлагаю переждать грозу в универмаге, - предложил я. - Заодно на товары посмотрим, а за это время не то, что гроза - сутки пролетят.

– Я там уже был, - профессор горестно вздохнул. И я отлично понял, почему. - Моя зарплата в нем кажется неприлично крохотной. Обидно становится за прожитую жизнь.

– Так мы же работаем за идею и удовольствие, - напомнил я. - Мы клятву давали служить на благо Отечеству. А торговцы не давали, вот и дерут с нас три шкуры. И потом, мы же не покупать идем, а посмотреть. Главное - представить, что магазин - это музей товаров, и тогда никакие отрицательные эмоции не появятся.

– Уже пробовал так ходить?

– Конечно! - ответил я. - Много раз. И особенно удачно это получается в дни перед зарплатой.

Снова грянул гром. Но какой-то странный, не грозовой, хотя и не менее раскатистый. Лица идущих навстречу дружно вытянулись от удивления, и мое сердце сжалось от плохого предчувствия. Не знаю, что вызвало страх сразу у всех, но это явно не авария - когда машины врезаются друг в дружку, слышатся совсем другие звуки, после которых начинается либо дикая ругань водителей, либо истошные крики свидетелей аварии.

Втайне надеясь, что горожане поголовно испугались приближения черной тучи, я повернулся и ахнул: сорокаэтажный панельный дом, возведенный лет двадцать назад, практически перестал существовать. Углы здания остались, как и куски внутренних строений, но большая часть панелей исчезла. И только красный песок падал на землю, и пыль клубилась плотным облаком.

– Глазам своим не верю… - прокомментировал профессор. - Этого не может быть!

Дом рассыпался, словно тающий ледник. Куски бетона падали один за другим на заасфальтированные тротуары, и до нас доносились крики паникующих жильцов и прохожих. Угол высотой в сто с лишним метров "отделился" от дома, потерял устойчивость, накренился и рухнул на крыши пятиэтажек, дороги и тротуары.

Земля ощутимо содрогнулась. В округе яростно взревели десятки сирен - сработали сигнализации, и почти сразу же к общей какофонии добавились звуки столкновения машин.

– Ничего не понимаю, - пробормотал я.

Но на самом деле - и я могу это точно сказать - именно мы с профессором являлись единственными осведомленными относительно происходящих событиях людьми и знали о причине, по которой здание превращалось в песок. Но я никак не мог взять в толк: каким образом катализатор, превративший в песок часть института и ушедший в глубины планеты, вернулся на ее поверхность? Не резиновый мячик, в конце концов, носиться вверх-вниз.

Порыв ветра принес первые облака пыли, и я отвернулся, чтобы она не попала в глаза. Но в следующий миг я забыл о песке, потому что увидел не менее жуткую картину: вода в фонтане, стоявшем на площади перед универмагом, помутнела и в считанные секунды превратила фонтан в песочный куличик. Мраморные плиты вокруг фонтана покраснели, а в следующий миг поток мутной воды смыл песчаные стенки и разлился по бетонному тротуару. Скамейки вокруг фонтана смыло вместе с людьми, и все они превратились в песчаные фигурки - успевшие вскочить или замешкавшиеся. Вода прошла волной по парковке около универмага, и легковые машины, краснея от колес к крыше, рассыпались в бесформенные кучи.

Я перевел взгляд с фонтана на здание - оно полностью рассыпалось, оставшиеся развалины едва виднелись среди кучи песка, но теперь горожане смотрели не на них, а на фонтанную воду, разливающуюся по площади.

Переполошившиеся водители выскакивали из универмага с тележками, полными товаров, и, остолбенев, смотрели на кучки песка, оставшиеся от их автомобилей.

А когда один за другим покраснели и начали рассыпаться дома по всей улице, народ в большинстве своем окончательно запаниковал и бросился, куда глаза глядят. На месте осталось стоять крохотное меньшинство - я и профессор. Нет, мы тоже паниковали ничуть не меньше других, но когда увидели, какая территория вокруг нас "опесочивается", то поняли: бежать нет смысла. Ведь мы не знаем, насколько широко процесс превращения всего сущего в песок охватил город. Возможно, искать спасения бесполезно.

В какой-то момент я отчетливо увидел, где под землей пролегали водопроводные трубы. Земля над ними покраснела, и картограф с высоты птичьего полета с легкостью сумел бы перенести на карту точную схему коммуникаций. Но постепенно количество песка увеличивалось, и точные "линии" расплылись.

Ветер усиливался.

На глазах изумленных людей проспект превращался в россыпь барханов. Пыль поднимало порывами ветра высоко вверх, и небо окрашивалось в красный цвет.

Единственным устоявшим зданием остался универмаг. Частично устоявшим: задняя стена здания превратилась в бархан, но в основном универмаг стоял неприступной крепостью на фоне рассыпавшихся домов. К нему мы и побежали в поисках спасения от песчаного ветра и приближающегося ливня.

Добежав до бывшего фонтана, мы на всякий случай оббежали красное пятно, оставшееся от фонтанной воды - не ровен час, в земле есть пустота, и решивший сократить путь рискует провалиться к шахтерам в гости.

Увидев, что профессор отставал - хорошим спринтером он не был даже в молодости, а сейчас и подавно - я тоже сбавил ход. Не хотелось оставлять его одного среди паникующих: если он упадет или какой бегун собьет его с ног из-за малой скорости, толпа пробежит по упавшему и затопчет насмерть, как нечего делать. Паника превращает людей в зверей, и с этим ничего не поделать. Попытка остановить толпу равносильна желанию остановить прилив, хотя не спорю: даже толпе можно противостоять, коли жизнь не мила.

В итоге, мы вбежали в универмаг после того, как площадь накрыло плотным пылевым облаком, а порывистый ветер затряс витрины из прозрачного пластика. Но зато не попали в толкучку: горожане, подбежавшие ко входу большой толпой, пытались прорваться первыми и едва не поубивали друг друга от переизбытка эмоций и адреналина. Кое-как взбудораженная толпа прислушалась к голосу разума охранников. Тем пришлось вдолбить идеи временного человеколюбия при помощи яростных матерных криков. Охрана втаскивала в здание упавших у входа и сильными пинками и ударами рук разнимала дерущихся, пока те не разбили плексигласовые двери и не разорвали друг друга в клочья.

Злобно зыркая друг на друга, взбешенные драчуны под забористую ругань охраны расходились по разным концам и этажам универмага и присоединялись к покупателям, стоявшим у окон и смотревшим на рассыпающуюся улицу.

Благодаря медлительности профессора мы вбежали в универмаг изрядно запылившимися, зато целыми и практически здоровыми, если не считать того, что в глаза профессору попала пыль, и до входа он пробежал вслепую, держась за мое плечо.

– Приехали! - объявил я, когда прозрачные двери закрылись за нами, и ветер перестал дуть в спину. На полу у выхода пятисантиметровым слоем лежал красный песок, но это мелочь по сравнению с его количеством на улице. - Думаю, здесь мы в безопасности.