Необъявленная война: Записки афганского разведчика - Ким Николаевич Селихов

— Что с вами, рафик майор? — удивился связной. — На вас лица нет!

— Так… наверное, от жары… Доложите, что приказано передать на словах.

— Ничего, рафик майор! — четко ответил офицер связи.

— А может, вы забыли? — допытывается майор.

— Никак нет! Велено вручить пакет, получить расписку и в штаб!

— Значит, в штаб, говорите? — переспросил Нур.

— Так точно, рафик майор!

— Тогда я с вами, заводи мотор, гони что есть духу в штаб полка! — приказывает офицеру связи майор.

…Полковник Нарзула был крайне недоволен, когда Нур без приглашения переступил порог его кабинета…

— Как? Это вы? Почему здесь, а не в воздухе? — строго спросил он. — Да объясните наконец, черт вас возьми, майор, почему вы не выполняете мой приказ?

— Он ошибочный, рафик полковник! — глухо сказал Нур, стоя, как положено, навытяжку перед начальством.

— Что? Вы с ума сошли, майор Нур!

— Никак нет, рафик полковник! Я в полном здравии и в своем уме! Повторяю еще раз: ваш приказ — это большая ошибка! Я требую его отмены!

Медленно поднялся из-за стола полковник, поплотнее, на самые глаза натянул фуражку с высокой тульей. Сказал строго и официально:

— Немедленно поднять эскадрилью в воздух! Всей имеющейся в вашем распоряжении огневой мощью нанести удар по обозначенной цели!

— Вы шутите, рафик полковник!

— Мне не до шуток, майор Нур! Выполняйте приказание!

— Это же не условная, а живая, настоящая цель. Вы понимаете, полковник, живая цель! — забыв о всякой субординации, кричит, уже не своим голосом, Нур.

— Прекратить истерику! — обрывает его полковник. — Вы офицер, а не скандальная жена. И не стойте над моей душой… Садитесь, остыньте от вашего гнева, — приказывает Нарзула. Майор послушался, сел на краешек стула, голову опустил на грудь, на полковника не смотрит.

А тот взял со стола графин, плеснул немного воды в стакан и предложил ему:

— Пейте, майор, успокойте свои расшалившиеся нервы!

Нур не отозвался, к стакану рукой не притронулся, уставился в пол, только желваки играют на скулах. В открытое настежь окно слышно, как на летной полосе заработали турбины тяжелого самолета. За ним второй, третий… Это пятая эскадрилья собиралась в полет. Она должна была следовать за машинами майора Нура. Пора бы ей взлетать, но, странное дело, ни один самолет первой эскадрильи в воздух не поднялся, полоса закрыта для взлета и посадки. Полковник с силой захлопнул окно кабинета, сел опять за свой стол, молча уставился на сгорбленную фигуру майора.

— Я не хотел говорить вам до полета о важности полученного задания по чисто психологическим моментам, чтобы не травмировать вас как человека, — прервал затянувшееся молчание командир полка. — Но вы, каким-то непонятным для меня образом, узнали, что собой представляет объект вашей огневой атаки… Да, это не условная, а живая цель… кишлак Корга. Здесь при проведении земельной реформы были убиты два представителя из Кабула. Мною получен приказ разбомбить осиное гнездо, проучить бунтовщиков. Надеюсь, вам, офицеру и члену НДПА, теперь все ясно?

— Это не осиное гнездо. И не бунтовщики там живут, а бедные, добрые люди… Дети, женщины, старики, — тихо, с болью в голосе отвечает Нур. — Они не могут поднять руку на хороших людей… Там случилось что-то другое, их кто-то обидел. Это честные люди, на убийство они не пойдут. Ручаюсь головой!

— Да полно, майор! — морщится полковник. — Откуда вам их знать? Да еще за преступников головой ручаетесь.

— Корга — мой родной кишлак.

— Что?!

— Там мои родители, братья, сестры, мои земляки!

Рука Нарзулы машинально потянулась к пачке сигарет, потом он стал поспешно искать в карманах запропастившуюся куда-то зажигалку… Нашел, торопливо щелкнул, наконец прикурил. Швырнул ее на стол, затянулся раз, другой, глубоко, жадно, до кашля… Внушительная фуражка полковника с большим государственным гербом республики сбилась на затылок, обнажив седую прядь волос… Он снова натянул козырек на лоб, сбил пальцами пепел с сигареты, сказал растерянно, как бы извиняясь:

— Да, ситуация не из приятных. Как же это я… Приказ подписывал, а деталей вашей биографии не знал… Не удосужился заглянуть в личное дело… Бомбить родной кишлак заставляю… Жестоко, жестоко с моей стороны… Но, клянусь, это не моя инициатива, мне приказали!

— Кто вам приказал, полковник? — вставил со своей стороны Нур.

— Я не имею права говорить вам об этом. Да вы сидите, сидите, майор!

— Кто вам приказал, назовите его имя! Прошу вас, как командира и как человека!

Насупил лохматые черные брови майор, заскрипел от злости зубами, сжал с силой кулаки. Полковник медленно поднялся со своего стула, лицо спокойное, глаза честные, сказал как на духу:

— Я получил личный приказ от Хафизуллы Амина!

— Подар саз[16]! — только и мог выговорить в ответ Нур. — Подар саз! Убийца народа! Я не буду выполнять твой кровавый приказ!

Полковник испуганно посмотрел на дверь. Она была плотно закрыта. Сказал сухо и официально:

— Мне очень жаль, майор Нур, но я должен по долгу службы, как командир полка, арестовать вас.

— Это ваше право, полковник!

— А вы знаете, что вас ожидает впереди?

— Знаю… Трибунал… — отвечает Нур.

— А может, одумаетесь, поднимете эскадрилью в воздух? Я понимаю, трудно принимать такое решение… Но мы — солдаты…

— Солдаты революционной армии должны защищать, а не убивать собственный народ! И не теряйте времени, полковник! Вызывайте караул! Мое решение твердое и окончательное!

Полковник молча вышел из-за стола, прошелся по кабинету, остановился перед майором, сказал, глядя в глаза своему командиру эскадрильи:

— Другого ответа не ожидал! Я горжусь вами, майор Нур! Вы настоящий солдат и революционер…

Обнял и расцеловал, как отец при прощании с сыном перед дальней, неведомой дорогой.

* * *

Нелегко тюремщикам Пули-Чархи было справиться с майором Нуром. На допросе вел себя гордо, дерзил, главу государства Амина поносил самыми последними словами. Был он физически крепким, дрался профессионально, раскидывал, как котят, наседавших на него с дубинками тюремщиков… Ухитрялся давать сдачи даже тогда, когда заковали в кандалы руки и ноги. Пытали его долго и мучительно, пропуская через тело ток высокого напряжения. Бросили в одиночную камеру, думали — конец, подох неугомонный майор, глаза закатил, ни рукой, ни ногой не шевелит. А он ночью очнулся на холодном цементном полу, подполз к тяжелой двери и давай алюминиевой кружкой по ней барабанить. Надоел, видать, охранникам, избили снова до бесчувствия и к нам, в камеру особого режима, бросили. Пришел он в себя на третий день. Открыл глаза, увидел профессора, попытался ему улыбнуться, а вместо улыбки рот скривился набок, задергалась