Друг детства - Евгения Перова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не надо! – Потом, покраснев, прошептала ему на ухо: – Ты мне нравишься…
И это «ты», произнесенное ее низким с хрипотцой голосом, перевесило всё: колебания, сомнения, благие намерения и благородные помыслы.
– Хорошо. Ты меня победила.
– Ура! Наша взяла!
Андрей поцеловал ее в кончик носа и сказал:
– Ну ладно, так и быть: пока дает нам радость Бог, давай запутаем клубок! Ну, а распутаем потом, когда я сделаюсь котом. Такой вот стишок.
– Хороший стишок! Это вы сочинили?
– Нет, что ты! Это такой есть замечательный человек, психолог, Владимир Леви, я с ним знаком немножко, вот это он…
– Я читала Леви!
Они говорили о какой-то ерунде, улыбались, но думали об одном и том же – оба просили неведомо кого, может быть, того же Бога, в существование которого не очень верили: пожалуйста, пожалуйста, дайте нам немножко времени для любви!
Немножко времени для счастья!
С Машей не получилось…
С Сашкой не получилось…
Пусть у нас получится…
Пожалуйста…
И в то же самое мгновенье, когда они мысленно произносили свои мольбы, произошел маленький Конец Света. Время остановилось, и пространство исчезло. Они сидели, крепко обнявшись, все на той же скамейке, которая медленно кружилась в кромешной тьме, освещенная неведомо откуда исходящим лучом, как от театрального софита. Тьма словно рассматривала их со всех сторон, изучала, измеряла и взвешивала. А потом бестелесный, равнодушный и холодный голос произнес:
– Пять лет. Вам отпущено пять лет. Время пошло.
Ольга с Андреем очнулись все в том же скверике: верещали в кустах воробьи, пыльная собака спала под соседней лавочкой, и деловитый шмель, невесть как залетевший сюда, еще жужжал над ярко-оранжевым цветком, растущим на некоем подобии клумбы. Ни Андрей, ни Ольга так и не решились рассказать друг другу об этом странном переживании, но внутри у обоих теперь бесперебойно работал таймер, отсчитывая секунды, минуты, часы и дни – пять лет, это так мало! Это так много…
Сашка сидел, согнувшись, на полу и чертыхался: проклятый вентиль никак не желал поворачиваться, того и гляди, сорвется…
– Сто раз говорил, вызови ты слесаря! Я ж не специалист!
– А то слесарь специалист! Думаешь, он лучше тебя сделает? Вечно пьяный.
Мать позвала его поменять кран, а он никак не мог перекрыть воду.
– Да, я забыла тебе рассказать: Ляля замуж вышла.
Сашка с размаху шарахнулся головой о край тумбочки под раковиной и зашипел от боли:
– А, черт! Что ты сказала?!
– Ляля вышла замуж. На прошлой неделе. Больно? Бедный! На-ка, приложи…
Мать подала ему пакет замороженной фасоли в полотенце, и он сидел, как дурак, с фасолью на башке и ничего не понимал. Мать разглядывала его с интересом:
– А что ты так удивился? Не думал же ты, что она будет всю жизнь сидеть в девках?
– Вот уж этого я как раз и не думал! Такая, как Лялька…
– Что значит – такая?! Что ты имеешь в виду?!
– Мам, да ничего я не имею в виду, просто так сказал! И что, тебя пригласили на свадьбу?
– Ну да. Мы с отцом свидетелями были.
– Вы с отцом?! А он-то тут при чем?!
– Ну как – друг ее мужа…
– А кто у нас муж? Подожди… Так это что… Это – тот самый дачник?! Приятель отца?! Да ему же сто лет в обед!
– Что ты несешь, он только чуть старше отца!
– Вот я и говорю – сто лет…
Значит, подумал Сашка, все-таки между ними что-то было тем летом! Не зря он тогда с ума сходил от ревности. Ах ты, старый хрен! И не смог сдержать самодовольной усмешки:
– Что ж она, никого помоложе не нашла?
Взглянул на мать и невольно отшатнулся – такой яростью вдруг полыхнули ее глаза:
– Ах ты… дрянцо ты эдакое! Так бы и ударила! Прямо рука чешется!
– Да что я-то?! Мам, ты чего?!
– Ничего. Иди уже, хватит. Все равно от тебя толку никакого.
Он сделал вид, что обиделся – ну и пожалуйста! Но домой не пошел, а долго сидел в соседнем дворе на качелях, пока его оттуда не выжили двое маленьких ребятишек, которым приспичило именно на качели, хотя рядом вертелась пустая карусель и на горке не было ни души.
Замуж вышла! Ну почему, почему это так его задевает! И с Томурзиком сейчас все хорошо, и сын вот родился, и что ему Лялька?! Почему он не может думать о ней просто как о бывшей однокласснице? Или как о подруге детства, практически родственнице?! А еще лучше – вообще не думать. Почему сразу темнеет в глазах, стоит только представить ее с кем-то другим? Когда же это закончится!
Он хорошо помнил, когда это началось. Была ранняя весна, Лялькин отец приехал прощаться перед отъездом в Израиль – вызов устроили родственники его новой жены. До этого он несколько лет уговаривал Тити€ну вернуться к нему, но, в конце концов, отступился. Увидев Лялькины несчастные глаза – она всегда очень тяжело переживала отцовские приезды, – Сашка увел ее наверх. Там было холодно, они забрались с ногами на кушетку и накрылись огромным дедовым тулупом, пахнущим овчиной, – это было их любимое место, их необитаемый остров.
Они сто раз сидели так под тулупом, прижавшись друг к другу, сто раз обнимались и хватали друг друга в шуточных потасовках, держались за руки, целовали друг друга в щеку при встречах и прощаньях, но сейчас вдруг между ними возникло что-то новое, ни на что прежнее не похожее. Лялькина голова лежала, как всегда, у него на плече, и Сашка зачем-то понюхал ее волосы, ткнувшись носом в макушку, а потом вдруг увидел, какие у нее красивые руки: изящные тонкие запястья и маленькие пальчики с аккуратными овальными ноготками. Он задумчиво примерил свою руку к ее ладошке:
– Какая маленькая!
– Правда? Бабушка говорит, это порода такая! Девятнадцатый век! У меня и ноги маленькие, смотри!
Лялька ловко стянула шерстяной носок, связанный бабушкой, и повертела в воздухе действительно маленькой розовой ступней. И хотя Сашка не раз видел Лялю босой, сейчас при виде ее смешно шевелящихся пальчиков ему стало как-то не по себе: тяжело дышать и неудобно сидеть. Он покашлял и поерзал на кушетке, а Лялька, очевидно, тоже что-то такое почувствовала, потому что страшно покраснела и быстро натянула носок. И вовремя – к ним поднялась Тити€на:
– Так и знала, что вы здесь! Иди, Ляля, попрощайся с отцом.
Лялька убежала вниз, а он все сидел, не в силах отвести взгляд от Инны, стоявшей у окна с сигаретой. Она всегда его… смущала, но сейчас он как-то совсем по-новому разглядывал ее стройные ноги и высокую грудь. Она тоже рассматривала его, довольно скептически:
– Вырос, щеночек! Совсем стал большой. Такой взрослый и красивый… песик.
Это было как-то обидно, и он слез с кушетки.
– Такой же будешь, как все вы… – сказала она Сашке вслед, и он скатился по ступенькам вниз, недоумевая: чем он так нехорош?
Больше они с Лялькой не сидели под тулупом, не обнимались, не держались за руки, а уж тем более не целовали друг друга в щечку – ее босая ножка словно нажала какую-то кнопку, запустив химический процесс, таинственный, сладостный и необратимый. И только спустя год, в малиннике…
И вот – она вышла замуж! Сашка чувствовал себя обиженным и брошенным, хотя прекрасно знал: сам отказался от Ляльки. Сам. И ночью ему опять приснился его привычный кошмар: бесконечная Центральная улица, засыпанная желтыми листьями, и удаляющаяся Лялькина фигурка, которую он никак не может догнать, как ни старается и сколько ни бежит, спотыкаясь, следом. Но сейчас Лялька не уходила от него, а ждала у автобусной остановки – в белом подвенечном платье и летящей по ветру фате она протягивала к нему руки и улыбалась.
Он задохнулся от счастья и побежал к ней, но тут, откуда ни возьмись, ему преградила дорогу целая толпа мрачных людей в черных одеяниях. У них у всех были одинаковые пустые лица с трагически поднятыми вверх черными бровями и скорбно поджатыми алыми ртами – клоуны, догадался Сашка во сне. Это же переодетые клоуны! Он расталкивал их, они равнодушно расступались, словно стадо коров, и никак не кончались. Наконец он выбрался из черного стада, но Лялька уже уходила – как всегда! – уходила вниз по Центральной, но не одна: ее обнимал за плечи кто-то светловолосый, в черном плаще и высоких сапогах со звенящими шпорами.
– Лялька! – закричал он. – Лялька! Куда ты?
Пара остановилась и обернулась, но Лялька смотрела, сияя от счастья, на своего спутника, а у того – Сашка похолодел – было его собственное лицо! Двойник подмигнул Сашке с наглой улыбкой и отвернулся. Они снова пошли вперед, а Сашка застыл на месте, крича:
– Лялька! Это не я! Я вот он, Лялька! Я здесь! Это самозванец, не верь ему! Он погубит тебя!
Двойник, не оборачиваясь, поднял вверх правую руку с непристойно вытянутым средним пальцем, и Сашка заплакал от горя и бессилия. Он так и проснулся, повторяя: «Это не я! Это не я! Это не я…» Долго лежал с колотящимся сердцем, потом встал и ушел на кухню – попил воды, покурил, глядя в окно. Ни один фонарь почему-то не горел, и, вглядываясь в эту непроглядную тьму, Сашка размышлял: интересно, а где они будут жить? В Москве? Нет, Лялька бабушку не оставит. Значит, «дачник» переедет к Бахрушиным?
