И придет ночь - Кристина Скай

Действительно, левая задняя ножка накренилась.

Смахнув в сторону веточку жасмина, Силвер провела рукой по задней стороне стола, но ничего не нащупала, кроме полированного дуба. И только тогда она сообразила: накренился не стол, а пол.

Должно быть, из-за ее пинка разболталась какая-то ветхая половица. Задыхаясь от волнения, Силвер отодвинула стол к стене и потянула вверх шаткую половицу норфолкского производства, расположенную прямо под ним.

Внизу оказался тайник глубиной примерно в шесть дюймов.

По телу у нее забегали мурашки. Неужели она наконец-то отыскала ответ на тысячу вопросов, не дававших ей покоя со дня смерти отца?

Первым делом она нашла сумку из клеенки. Затем – шкатулку из черного дерева, отделанную слоновой костью. Шкатулка была засунута в самую глубь дыры и покрылась толстым слоем пыли. Дрожащими пальцами Силвер открыла клеенчатую сумку.

Записи о семенах и даты их высадки, сделанные аккуратным почерком отца, вывалились на пол. Для нее они ценились на вес золота. Да эти записи, наверное, он вел лет десять! «Но рецепта «Мильфлера» среди них, похоже, нет», – подумала она, и ее гладкий лоб прорезала морщинка.

Потом взгляд Силвер упал на шкатулку. Чудесное эбеновое дерево покрылось пылью, а латунные стерженьки на крышке поросли плесенью. Затаив дыхание, она открыла замочек. Внутри, на крошечной бархатной подушечке, лежала небольшая записная книжка. Кожаный переплет ее потрескался от ветхости, а страницы пожелтели.

Да это же личный дневник ее отца! Силвер хорошо помнила, как он сидел над этими страницами, наморщив лоб, и грыз перо.

У нее учащенно забилось сердце. Она открыла тяжелый тисненый переплет, нашла первую страницу и принялась читать...

«Полночь.

Луна на ущербе.

Я пишу это, сидя за столом, и слушаю вздохи ветра, который проносится над лавандовыми кустами. Окна рабочего кабинета открыты, и до меня доносится пряный, бархатный аромат ночи. Когда Сара была жива, она тоже любила здесь сидеть. Она была способна по едва уловимому запаху определить, какие цветы уже распустились. Такой она была, моя Сара.

Попробую-ка и я сыграть в эту игру. Так... я чувствую резкий, сладкий запах лаванды и чистое, нежное благоухание фиалок. Распустились жасмин и жимолость, да еще с ручья доносится едва уловимый, сумрачный запах дубового лишайника.

Что-то у меня не очень хорошо получается. А Сара могла определить даже вид семян, из которых выросли эти растения, и то, как давно они цветут. Ей ничего не стоило отличить сорт stoechas от augustifolia или от dentana, она моментально говорила, какого сорта лаванда: из Хитчемали она, из провинций ли, или с холмов далекой Греции.

Боже мой, как же я по ней скучаю, особенно теперь, когда весь мир переполняют летние запахи! Цветы апельсинового дерева, жасмин и розмарин напоминают мне о той, которую я потерял.

Я точно знаю, что ее убили. Я ясно понял это только теперь, когда уже слишком поздно. Они убили мою любимую Сару, потому что я не захотел пойти им на уступки. Я был по уши влюбленным придурком и свято верил в собственную непобедимость. Ведь я мог бы, мог спасти ее!

Но я не сумел этого сделать.

А теперь, Господи, теперь они снова вернулись. На прошлой неделе я получил еще одно письмо...»

На этом запись обрывалась, точнее, заканчивалась огромной чернильной кляксой. Даты не было.

Силвер уставилась на лист бумаги. Буквы расплывались у нее перед глазами. Значит, ее отец все-таки подвергался опасности. Так вот почему он был так молчалив последние месяцы жизни: он был перепуган не на шутку, но старался скрыть это от них с Брэмом.

А потом он в последний раз отправился за границу собирать редкие сорта лаванды. Когда он вернулся, он выглядел гораздо спокойнее – почти таким же, каким был до того, как умерла мать.

Но душе его не было покоя, как казалось на первый взгляд.

Через несколько недель после того, как он вернулся, его тело обнаружили в ледохранилище. В его окоченевших пальцах была зажата записка: в ней он просил прощения у своих детей. Судья решил, что это самоубийство чистой воды.

Но Силвер он в этом так и не смог убедить. Как же она скучала по отцу, известному своими чудачествами! Он знал и любил каждый цветочек, каждую веточку, росшую на этих холмах.

Теперь Силвер открылась жестокая правда: оба ее родителя были убиты преступниками, которым для каких-то грязных делишек потребовалось содействие Сен-Клера.

Эта мысль болью отозвалась в сердце Силвер.

Она смахнула набежавшую слезинку. Может быть, прочитав эти записки, они с Брэмом смогут воссоздать рецепт «Мильфлера», узнают, кто убил их родителей, и...

Вдруг со стороны дальней стены кабинета послышался скрип. Она поспешно засунула шкатулку обратно в тайник, закрыла дыру половицей и придвинула стол на его прежнее место.

Затем произошло нечто, заставившее Силвер взвизгнуть. Пробив стеклянную стену теплицы, в комнату влетел какой-то предмет. Предмет этот оказался кирпичом, к которому был привязан обрывок бумаги.

Записка была ужасающе короткой: «Следующим будет мальчишка».

Блэквуд направил своего коня к темному гребню холмов, окаймлявшему вересковую пустошь. На самом высоком холме он остановился и расстегнул кожаную сумку, перекинутую через седло.

При свете луны разбойник развернул послание в военно-морской департамент, то самое, которое он нашел в карете лорда Ренвика.

Наморщив лоб, разглядывал он строгие цифры долгот и широт, указывающие местоположение разных торговых и пассажирских судов, совершающих плавание через пролив Ла-Манш, к южному берегу Франции и к далекой Испании. Казалось бы, это послание не содержало никаких особенно важных сведений. Самый обыкновенный список навигационных маршрутов – так по крайней мере представлялось неискушенному взгляду.

Но что-то в этих цифрах заинтересовало разбойника. Он хорошо знал эту часть моря. На своем веку ему тоже пришлось отведать соленой морской водички на вкус и хорошенько подрожать, когда накатывал девятый вал. С тех пор минуло уже пять лет, но память была свежа. Большая часть цифр служили координатами судов, швартовавшихся вдоль побережий Испании и Португалии, а также находившихся южнее, у Гибралтарского пролива.

Но это, несомненно, были не просто координаты судов. В душе у Блэквуда шевельнулись какие-то полузабытые воспоминания, неясные предчувствия, но он, как ни старался, так и не смог догадаться, в чем тут дело.

С мрачным видом он запихнул бумаги обратно в сумку и погладил блестящую шею Дьявола одетой в перчатку рукой.

Боль в его груди почти затихла. Ему удалось остановить кровь с помощью платка, и он отослал Джонаса, дав ему поручение поставить карету лорда Ренвика на главной улице Кингсдон-Кросса. Когда карету найдут, то непременно вышлют кого-нибудь на поиски путников. А пока лорд и обе дамы могут развлекать себя, как сочтут нужным.