Вечная командировка - Анатолий Гладилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Целый день я на заседании судового комитета. Все — от уборщицы до старпома — отчитываются перед «совестью корабля» о своей работе. Председатель судкома — Викторов.
Судком дает оценку работы за месяц:
Лучший по профессии.
Передовик производства.
Хороший работник.
Соревнующийся.
Без оценки.
И от решения судкома зависит дальнейшее продвижение моряка, премия, рекомендация на загранплаванье.
Если бы в каждом цехе каждая бригада раз в месяц обсуждала бы друг друга, каждый рабочий и инженер чувствовал бы контроль сотен глаз.
Каждый член экипажа раскрылся передо мной на этом обсуждении, пожалуй, больше, чем в индивидуальной случайной беседе.
Я и не подозревал об огромной работоспособности старшего помощника. Он успевает быть всюду, видеть все и делать все.
Второй помощник, с которым мы много говорили о классической музыке и который подробно объяснял мне принципиальное отличие кораблей, называемых моряками весьма просто: поляк, финн, ганс, либерти, писатель, — в общем показавшийся мне образованным морским волчонком, — на поверку ленив. Оставлял несколько раз вахту во время стоянки в Авачинской бухте.
Корабль пришвартован, все добрые люди спят, что может случиться, если полчаса посижу в каюте? Начальство ушло, вахтенный матрос задремал.
А потом начинается чертовщина. Вахтенные вроде были на месте, а кто-то проник на судно…
* * *Боцман — как и все боцманы мира древний матрос, занятый только шпаклевкой, покраской, кусками, концами, — предлагает открыть для лентяев вторую Колыму.
* * *Капитан сказал:
— Если на нас снизойдет просветление — увидим Японию.
Туман немного поднялся. И мы увидели мыс Аниву — форпост Сахалина, и остров Ребун, и мыс Кандзаки (щупальца Японии), и маяк «Камень опасности», стоящий как памятник погибшим морякам в середине пролива Лаперуза.
Но еще раньше мы увидели американский самолет, прошедший на бреющем над нами. Все «инспектируют».
* * *Туман такой, что даже моря не видно. Ночь. Мы тащим за собой в вышине свет (фонари на мачтах). Туман подступал еще ближе, и тогда, словно пугаясь одиночества, ревел, надрывался «Алдан».
Я сижу в каюте Вячеслава Борисовича Григорьева, двадцатичетырехлетнего штурмана. 18 апреля он женился и вечером того же дня ушел в плаванье. Все дни в календаре зачеркнуты черным, кроме 18. И август обведен радужным красным карандашом. Предполагаемый отпуск.
Фотография девушки и медвежонок. А рядом какие-то счетчики и прочие приборы. Да еще телефон.
Света, его жена, студентка, снимает комнату у религиозной старухи, где много лампад и не включается радио.
Григорьев, из солидарности, тоже попробовал не включать радио. Выдержал только десять дней.
И мы пьем чай и говорим «про жисть».
И все было бы хорошо, если бы через каждые две минуты тоскливо не ревел «Алдан». Впечатление такое, будто вахтенный будит себя гудками. Ну чего он тянет из меня душу?
— Молоденький вахтенный, делает все по инструкции, — объясняет штурман. — Так и будет гудеть, пока не выйдет капитан и не спросит: «Тебе еще не надоело?» А вообще гудеть — надежнее. Может выскочить под нос маленькая деревянная шхуна японцев. Ее локатор не берет.
* * *Я выхожу от Григорьева в два часа ночи. В Москве люди еще живут вчерашним днем. Маленьким девочкам пора ужинать и большим идти в театр.
Туман несколько рассеялся. Светлая полоска светящихся игл вдоль корпуса корабля — Японское море уже на север. Окурки отскакивают от волны. Сонный корабль. Не спит только вахта. Спят «передовики производства», спят даже «лучшие по профессии». В третьем трюме мы везем то, что надо довезти до Находки. А могли не довезти. И Света долго бы еще жила у религиозной старухи, где много лампад и не включается радио. И никогда бы не увидела двадцатичетырехлетнего штурмана Вячеслава Борисовича Григорьева. И ей сообщили бы только, что «Алдан» затонул при невыясненных обстоятельствах.
* * *Капитан ворчит:
— В пароходстве все знают, что в тумане мы идем с большой скоростью. Но молчат. Выполняем план. А если случится — все повалится на капитана.
И в то же время:
— Разве сравнишь? Сейчас как прогулка. Вся рубка заставлена приборами. А как мы начинали? Компас и кусок веревки (скорость измерять).
И опять же достается «современному поколению».
— Им все легко дается. Привыкли. А мы потом и кровью прошибали.
Наконец-то я поговорил с капитаном. Я слушал его, и мне казалось, что мне рассказывают мою жизнь, мне рассказывают то, что меня ждет в будущем.
И у него и у меня — вся жизнь «при служебных обязанностях».
ОТ АВТОРАКраминов не рассказал биографию капитана. Мы считаем, что это необходимо сделать.
К а п и т а н(«Как звать?» — «Мишка». — «Сколько лет?» — «Семь». — «Мать, есть у нас такой?» — «Отец, отпусти его Христа ради». — «Ладно, беги, но смотри»).
Двенадцатый ребенок
у портового грузчика,
расстрелянного японцами в 20-м году.
В пятнадцать лет — разнорабочий. Чистил гальюны на судах, что стояли на причале. В плаванье не брали.
Флот угнали японцы.
Флот у частников.
Морякам во Владивостоке нечего делать.
Но в 27-м году (работал у частника, ходил на краболовах)
по путевке комсомола
в Херсонский мореходный техникум.
(С подготовительного курса. Шесть человек в кубрике. Хлеб по карточкам. Дружные ребята. Как лучшего ученика через два года рекомендовали в кругосветное плаванье на учебном судне.)
Не пришлось доучиться. Женился. Умерла мать. Сестры. Жена в положении. Надо зарабатывать деньги.
Рейсовый пароход Сахалин — Камчатка.
Полярная экспедиция на лесовозе «Урицкий».
(Караван с ледорезки «Литке» прорвался в Чаунскую губу. «Урицкий» застрял во льду. Машины вышли из строя. Печки из бочек. Плохое снаряжение, консервы. Цинга. Две телеграммы от наркома — покинуть корабль. Но 32 комсомольца и старый капитан «Урицкого» выжили. Ежедневные физические упражнения, охота, упорная учеба (почти вся команда училась заочно), воля к жизни. Пришли нарты с Певека. По 50 граммов свежего мяса на человека. Весной «Литке» вытащил из ледяного плена.)
«Давно мы дома не были».
И снова плаванье. Снова Север. Великий Северный путь. Грузо-пассажирское судно «Анадырь». За три месяца от Владивостока до Мурманска. Да еще в Бельгию и Ленинград.
Курсы штурманов дальнего плаванья. И четвертым помощником обратно во Владивосток с ледорезом «Литке» и Шмидтом во главе экспедиции.
И снова курсы штурманов.
А потом
получал суда в Японии,
стоял на ремонте в Шанхае,
старпомом ходил на Камчатку.
Война застала в Сан-Франциско.
Портленд, Ванкувер, Алеутские острова, Берингово море. Первым Курильским проливом во Владивосток на старом лесовозе.
Капитаном лесовоза (6 узлов в час, компас, веревка на корме и зенитный пулемет) в Сан-Франциско, Австралию, на Новую Землю. (Японцы останавливали, инспектировали надменно и придирчиво. После 43-го года переменили тон. Стали желать «Счастливого пути!»)
«Счастливый путь». Сколько товарищей осталось на дне этого пути?
«Давно мы дома не были».
Шесть узлов, компас, веревка и зенитный пулемет. Шли без огней. Начеку. Боялись немцев, японцев.
Война кончилась.
Новые корабли. Новые рейсы.
Бензин в Анадырь, металл в Китай, зерно в Антверпен, машины в Польшу, уголь в Ленинград.
В обход Тайваня (два раза красные прожекторы чанкайшистских эсминцев слепили глаза), Индийским океаном (шторм, мертвая зыбь, груз начал «гулять» в твиндеках — девять часов бросали в твиндеки лес, мешки, доски, — остановили), Северным морем, Кильским каналом. Балтика — «рекомендованным путем» от буя к бую (опасность нарваться на мину).
И снова Суэцкий канал, Аден, Сингапур, Гонконг, — ура, штормовая погода, пронеси господи мимо Тайваня, — Владивосток.
Вызов в Москву. На поезде. Два месяца проверяли, где родился, почему родился. Самолетом в Бельгию. Принимать «писателя» (грузовик — «Успенский»).
Частный пансион. Хозяин маленький, кругленький. Он и инженер, он и пивную содержит, и столовую, и мясную лавку. По вечерам гостей просит в кинга играть. Спокойно живет хозяин.
(Американцы пытались сорвать закупку. Приборов не дали. Не испугались. Довели «писателя» до Риги. А там его и снарядили, и снабдили, и команду подобрали.)
«Давно мы дома не были».
Сколько?
Сын окончил мореходку и сам плавает.
Дочь преподает английский, вышла замуж. (Так и не успел увидеть зятя. Летчиком был зять. Разбился.) Второй сын студент. Женился. Приедешь домой — «внучки, жучки».