Не прощаемся. «Лейтенантская проза» СВО - Андрей Владимирович Лисьев

— Может быть так, что для Бога человечество едино, и он не хочет вмешиваться в дрязги людские? Мол, сами разбирайтесь, — провоцирует «Проза» батюшку.

Отец Пересвет не соглашается.

— Война есть попустительство Божье. Человечество погрязло во грехе. Грех, как грязь, покрывает корой человека. А война есть скорбь. Скорбь пробивает кору греха. Человечество должно проснуться от греха.

«Проза» увозит батюшку на рынок в Берислав. Ему интересно наблюдать, с каким видом местные жители встречают священника. С настороженным любопытством. Но некоторые здороваются, а один мужчина преграждает путь с возгласом:

— А я верую, батюшка!

Отец Пересвет благословляет его.

«Проза» фотографирует объявление на заколоченном табачном киоске: «Табака НЕТУ! Киоск ПУСТОЙ! Воровать НЕЧЕГО!» Напротив на стене пятиэтажки лозунг, сложенный из плитки: «Мы придем к победе коммунистического…» Нижнее слово отвалилось, но подпись осталась — «В. И. Ленин».

— Поехали винограда нарвем, — зовет отец Пересвет, — я знаю, где.

Сворачивают с дороги к винограднику, кусты тянутся рядами в обе стороны. Тут же появляется мотоцикл с грузовым прицепом, из которого во все стороны торчат ветки.

— Так вот кто мой виноград рвёт, — виноградарь беззлобно улыбается, измученное небритое лицо, русые волосы, нос крючком, он не знает, куда деть руки в синих хозяйственных перчатках.

Они разговаривают с отцом Пересветом. Виноград у фермера пищевой, винного совсем мало. Кто-то украл аккумулятор из «пугалки», и теперь виноград клюют птицы. Некуда девать виноград.

— Как они достали свой Европой. Не нужны мы там. Ни кажуць же они Испании, шо мы теперь в Украине виноград покупать будем. Ни кажуць!

Родители виноградаря родом из Ровно. Простые люди. Нет им дела до войны.

— В двадцать первом веке договариваться надо, а не воевать. Почему мы не договорились?

Отец Пересвет пеняет на американцев, виноградарь соглашается:

— Везде, где американцы приходят, везде война…

«Проза» утешает его:

— Скоро фронт уйдет, заживете.

— Да когда он уйдет?

* * *

В штабе «Проза» спрашивает у «Дрозда»:

— Куда подевался Раизов со своей ротой?

— Им ночью Александровку брать, — говорит начштаба.

Отец Пересвет уводит «Дрозда» и «Кречета» показать, где он на болоте напротив штаба видел корову. «Проза» с ними не идет, но украдкой делает фотографию: отец Пересвет стоит на каменном парапете в позе полководца и взмахом руки указывает полковникам, где на болоте копать окопы.

Офицеры уходят по делам, остается лишь «Дрозд», он переписывается с женой и в беседе «Прозы» и отца Пересвета не участвует, просто стоит рядом.

— Никого в полку не смущает обилие мусульман среди десантников? — спрашивает «Проза» отца Пересвета. — Ведь имамов в войсках нет.

Батюшка снова вспоминает Васильевку:

— Мусульмане меня сильно уважают. Понимают, что Бог един, мы служим ему по-разному. Уважают. Мага… вот. Мага с разведкой ходил, он не православный, но совсем как православный. Меня очень уважает.

— Интересно, что на войне напрочь отсутствует и национальный вопрос, и религиозный. Все — как братья, — замечает «Проза».

Но отец Пересвет его реплику игнорирует:

— Для человека важна встреча с Богом, на войне такое часто происходит. Вдруг нисходит благодать, и человек понимает, что встретил Бога. Это искра, из которой, у кого быстрее, у кого медленнее, должно разгореться пламя.

— Вот с этого места подробнее, — просит «Проза». — Как распознать присутствие Бога?

— Сердце ощущает. Во время бомбежки молишься — и чувствуешь присутствие Бога. Сердце само узнает Творца. Это пережить надо.

Отец Пересвет замолкает на мгновение, отмахивается от мухи.

— Сердцем, — продолжает он, — уповать на Бога всем сердцем, и тогда все получается. Еще обеты работают. Как способ спасения. Страшно когда, пообещай что-нибудь Богу, и Он спасет тебя.

— А молиться во время артобстрела кому?

— Как ни странно, обращение к умершим родственникам помогает. Помимо основных молитв. Богородице, Отцу Небесному.

— Я тоже к Богу обращался. Дважды, — встревает в разговор «Дрозд». — Первый раз на Вокзальной в Буче, когда по колонне прилетело. Думал — все! Но рефлексы проснулись, навыки… Не зря же меня учили. Открываю люк, ПТУР по люку — чирк! Рикошет. Выскочил. Этих — туда, тех — развернуть сюда. Залечь! Чуть стихло — двигаться!

«Дрозд» активно жестикулирует, заново переживает тот бой. Тогда его ранило, при эвакуации уронили с брони под гусеницы, едва не раздавили. Но все обошлось, сейчас он вспоминает не о ранении.

— Я тогда говорю Ему: за что? Я этого просил? Целую колонну ребят угробить? — в глазах «Дрозда» блестят слезы. — А когда вывел всех, когда посчитали, оказалось, что из 500 человек всего 18 «двухсотых», хотя разве можно так говорить — «всего»? Снова к Богу обратился. Прости, говорю, кто я такой, чтобы судить замыслы Твои? Прости, что херню нес, и спасибо.

«Дрозд» полминуты молчит, потом продолжает:

— Потом, когда выбрались… Лежим, сидим где кто. Ждем эвакуации… раненые. Встает боец, все ноги посечены осколками, но он встает, смотрит на меня и говорит: «Спасибо вам, товарищ полковник, что вывели нас». На самом деле — это они молодцы. Все же люди были дисциплинированные, приказы выполняли четко. На скорости. Те, кто двигался, — выжили.

— А те, кто погибли? — спрашивает «Проза».

— Я бы не был столь категоричен. Но погибли те, кто в технике остался. Точнее, не так. Те, кто поверил в технику и не стал выпрыгивать. И те, кто выпрыгнул и замешкался, остался рядом с техникой ждать указаний. В обоих случаях я бы назвал причиной гибели — отказ от жизни. От борьбы за жизнь. Это не те, по кому первым прилетело, нет, конечно. Я о тех, кто медлил под обстрелом. Когда уже жгли технику.

— Можно скользкий вопрос про Бучу? — осторожно спрашивает «Проза».

— Валяйте! — великодушно разрешает «Дрозд».

— Вы ж наверняка видели видео, снятое украинцами на улицах Бучи? С трупами гражданских вдоль дороги. Что скажете?

На лице «Дрозда» мелькает тень:

— Хрень все это. Там столько мирных погибло, от артобстрелов, наших и украинских, что эту улицу можно было выстелить телами. Хохлы взяли несколько трупов для картинки. И все. Зачем им это понадобилось? Не пойму!

— Зеленский и вся его команда — киношники, — поясняет «Проза». — Они ведут войну, руководят страной так, словно сериал снимают. Одна серия — «Призрак Киева», другая — «Буча», третья — «Крейсер “Москва”», четвертая — «Окровавленные трусы омбудсмена Денисовой», и так далее. У них нет как таковой военной стратегии, это — логика сериала, каждой новой «красивой» картинкой убеждать украинцев в близкой победе!

— Бесы они, — делает вывод отец Пересвет. — Не пекутся о людях.

— Я хотел написать, как не оскотиниться на войне, но сейчас я не вижу этой проблемы, — подбрасывает «Проза» отцу Пересвету еще одну тему для дискуссии.

— У натовцев пропаганда работает на озлобление человека, на то, чтобы разбудить в человеке зверя, — говорит батюшка. —