Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем - Лиза Таддео
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он в химчистке. Рядом. Я могу его доставить.
Художница вздохнула. Ее успокаивали, у нее шли на поводу, но ей хотелось кого-нибудь убить. Обычная проблема несчастливых женщин. Им не просто нужно решить проблему. Им нужно, чтобы все умерли, в том числе и они сами.
– Я схожу с тобой, – предложил М.Б. – Мне полезно прогуляться.
Повернувшись к художнице, он сказал:
– Передашь Трибу? К съемке мы вернемся.
Они скрылись, как бандиты. Он надел бейсболку и темные очки. Они шли очень близко друг к другу, их плечи соприкасались, как у шестиклассников.
На рынке Abington он купил две кокосовые воды – особый бренд, меньше четырех унций каждая – и протянул ей открытую. Когда они переходили Перри, он вытянул руку перед ее грудью, чтобы защитить от несущейся машины. Четыре раза его узнавали. Аура известности просачивалась сквозь нейтральную, хотя и дорогую одежду, очки Ray-Ban, бейсболку Yankee. Химчистка находилась в уютном уголке Бликер, с таксами и красивыми маркизами. Они прошли магазины Diptique, Magnolia и Lulu Guinness. Он указал на Marc Jacobs:
– Когда-то я мечтал здесь работать и даже подавал заявление. Я слышал, что менеджер нанимает красивых парней. Я даже бродил по таким местам, где нанимали красивых парней.
– Так ты не получил работу? – спросила Джейн.
– Почему? Получил.
Джейн сказала, что непостоянство Голливуда очень тяжело ей дается. Как он с этим справляется?
– Там все несправедливо, – ответил он. – А потом наступает момент, когда несправедливость остается, но это идет тебе на пользу.
– То есть все оказывается справедливым?
– Именно, – кивнул он.
Чем ближе была химчистка, тем сильнее становилась тошнота Джейн. Горькая слюна скопилась за коренными зубами. Она не могла нормально жить с этим вкусом. Джейн вспомнила его фотографии на Капри, в ресторане Aurora. С ним была актриса, которая показалась ей слишком простенькой для него, а теперь ей хотелось плакать, вспоминая ее.
– У меня есть картина Фишла. Сегодня я видела на твоей странице снимок Петры на ее фоне.
Он остановился и перешел под красивую маркизу, подальше от пешеходов. Джейн шагнула за ним.
– Я подумала… Если бы я была близка с ней и могла бы себе такое позволить, я бы подарила картину ее матери…
– У тебя есть эта …?
– Да.
Конечно, он стал расспрашивать, откуда. Откуда у обычной реквизиторши такая дорогая вещь. Как Фишл мог оказаться в Нижнем Ист-Сайде. На прошлой неделе Джейн сидела на полу, ела кукурузу из банки и смотрела на нее. Она думала: «Мне нужна какая-то отдача. Нечто такое, что могло бы меня от чего-то удержать». В поисках ответа она смотрела на картину Фишла. Произведение было таким ценным, что явно было лучше, чем она сама. И наверняка знала больше.
– И ты хочешь ее продать?
– Я пока об этом не думала. Что с ней делать? Это подарок.
– Тебе ее подарили недавно?
– Нет, год назад… Два… Полтора…
– И она…
– У меня дома. В моей квартире. На Орчард-стрит.
Он кивнул. Какая же у него шея. Даже если ему отрезать голову, у его шеи будут собственные языки и глаза.
– Можешь как-нибудь зайти посмотреть на нее. Ко мне.
Он ответил, что вечером свободен, и записал ее адрес и телефон. На улице взвыла «скорая помощь». Для Джейн не секрет: все умирают, но особенно часто, когда ты слишком близок к тому, чего тебе никто не обещал. Особенно в такие моменты.
Пять вечера. Конец лета. Манхэттен. Скоро будет закат. Розовый, как в Сан-Диего, синий и лебедино-кремовый, как в Париже. Священный, если ты счастлива.
Джейн приняла душ почти перед его приходом. Натянула белые кружевные трусики и бюстгальтер – этот комплект она купила в Journelle несколько месяцев назад. Даже этикетки еще не срезала – Джейн потянула пластиковую ленточку зубами. Она открыла бутылку Riesling. Умеют же люди пить водку. У нее в запасе была особая бутылка Belvedere – еще один подарок. Лежала в морозилке со старым горошком и шпинатом. Джейн налила вино в бокал со льдом, и кубики льда звякнули. Из окна она видела мужчин, работавших на стройке напротив. Их темные штаны заляпаны краской. Но они не работали. Они просто стояли и смотрели на нее – на ней джинсы и бюстгальтер. Джейн подумала, что неплохо, когда на тебя так смотрят. Она бы не возражала, если за это еще и заплатили. Хотя бы четвертак, как за стакан лимонада. Она бы гуляла по улицам целыми днями, нахмурившись, и все они могли бы вернуть ей улыбку.
М.Б. прислал сообщение: он немного задерживается и придет на десять минут позже. У нее есть большой сотейник?
Джейн вписала его имя в список контактов. У нее был не просто сотейник, а целый набор кастрюль и сковородок из десяти предметов, новеньких и блестящих. Она всегда была бережливой. И оказалось, что она берегла кастрюли и сковородки именно для такого вечера. Она аккуратно поставила кастрюлю и сотейник на плиту. Крышки звякнули. Плита неожиданно приобрела чудесный вид. Господи, она бредит. Джейн задрожала. Она пошла посмотреть на Фишла. Она понимала, что имела в виду умершая модель: ей хотелось быть этой женщиной. Женщина на картине была изображена со спины и выглядела очень спокойно и мирно – впрочем, с такого ракурса это несложно.
Джейн написала в ответ: «Да». На экране казалось, что она ответила: «Да, черт побери!»
Она включила свой маленький старый iPod, соединенный с небольшим плейером, и выбрала любимую бразильскую ленту – она часто включала эту музыку, мечтая именно о таком моменте. С того дня, как она начала работать в кино, еще до того, как его утвердили на эту роль, она об этом мечтала. Невероятно!
Двигаясь под бразильские ритмы, Джейн чувствовала себя безумно сексуальной. Никогда прежде она такого не ощущала. Она достала прошутто San-Daniele – купила упаковку по дороге домой на свои последние двадцать долларов. И еще багет. На сыр денег не осталось, поэтому она купила намазку.
Джейн всегда думала о времени – в мыслях она забиралась на пять-десять лет в будущее. Ей нужна была сумма не заоблачная, но комфортная – стоимость подержанного «Bentley». И тогда она сможет нанять кого-то, кто разберет вещи отца и коробки в хранилище,
