Таракашка (СИ) - "Липа-малина"

— У тебя, дохляк, не сомневаюсь, — Ромка затянулся и потёр отбитую недавно шею, на которой ещё в субботу проступил синяк, — А у тебя, Таракашка? Тонка?

— Ромка тебя на понт берёт, на, — Бяша непривычно оживился, чуя недобрый исход задумки Пятифана и стараясь отгородить Варю от необдуманного решения.

Рыженькая опустилась на табурет. Потирая ладони под широкими рукавами свитера, она усердно думала. Неотвратимость встречи с чёрным гаражом была очевидна — ещё раз она останется одна и тогда точно… Не жить. И одновременно билось сомнение: а точно ли не жить? Может, тёмное Нечто пытается выйти на контакт по каким-то другим причинам? Чушь. Тогда бы от него не воняло могильными плитами.

— Что ты предлагаешь? — Варя подняла на Ромку твердый взгляд. И тогда Бяша забил тревогу по-настоящему. Болотистым комом свернулись воспоминания Бяши о гараже и том ужасе, который ему пришлось пережить внутри.

— Таракаска, не вздумай, на!

— А ну захлопнись, — Пятифан был близок к тому, чтобы с размаху треснуть кулаком по столешнице. Бурятёнок умолк. Терзаемый страхом перед своим названным «начальством», он не мог противиться дальше, — Стрелять — это запасной вариант. А подорвать нужно на мине.

Когда-то Ромка уже обмолвился об этом самом взрывчатом устройстве. Мол, в лесу ещё со времён второй мировой войны есть мина, которую до сих пор не обезвредили. Все местные знают, что она находится где-то в центре леса у старого обвалившегося моста, и не суются туда по вполне объективным причинам. Мину пометили белой лентой, чтобы какой-нибудь бедолага не взлетел на воздух раньше, чем успел бы сказать: «Упс».

— Ты хочешь, чтобы я заманила чёрный гараж на неё? — резво сообразила рыженькая, сосредоточенно обдумывая непомерно рискованный план.

— Сечёшь! — Рома зарделся от собственной гениальности.

Помимо беспрекословного авторитета самого жестокого, но справедливого, Пятифан прослыл главным затевальщиком в кругу школьного отродья всего посёлка. Бяша поник. Печально наблюдал за тем, как Варя соглашается на авантюру, которая может стоить жизни, а внутри от чего-то болело. Скребло ногтями по школьной доске, резало так, будто теперь он — деревяшка, а слова главаря — складной ножик.

— А вы?

— А мы будем рядом и выскочим в подходящий момент, — Ромка кулаком толкнул Бяшу в плечо и тот кивнул.

— Заситим любой ценой, на.

Бурятёнок сам себе не поверил.

Укладываться втроём в одной комнате пришлось с некоторыми усложнениями. Кресло раскладывалось, а вот диван — нет, поэтому мальчишкам пришлось умащиваться вальтом. По словам Бяшки им было не привыкать — летом в палатке тоже в тесноте ночевали. Варя стащила любимое пуховое одеяло из своей комнаты и белой тучей шагнула в гостиную. Хулиганы же сами отказались от пледов.

Умостившись по своим местам, троица ещё долго болтала ни о чём. Варя рассказала о школах, в которых она училась раньше, о городах, которые ей удалось посетить за свои двенадцать лет. Мальчики упивались каждым словом, мечтая о совсем иной жизни. Такой далёкой, такой невозможной, но такой… Другой.

— А надолго ты здесь? — Пятифан закинул руки под голову, сцепив их в замок, и рассматривал квадраты лунного света на потолке, которые пробились сквозь оконную раму.

— Не знаю, — рыженькая пожала плечами, хотя этого жеста в темноте никто не мог увидеть, — Папа говорил пару месяцев.

Ответом послужило молчание со стороны обоих парней. Каждый задумался о своём, а Шиляева сама не заметила, как начала погружаться в сон. Такой крепкий и сладкий, совсем не тот, каким должен быть перед тяжёлым и опасным завтрашним днём.

А мальчики так и лежали в молчании. Прошло минут пятнадцать и, убедившись, что Варя уснула, Ромка шепнул Бяше:

— Я знаю, что ты не спишь.

Бурятёнок перевернулся набок, не отвечая.

— Пошли покурим.

— Только сто курили, на.

— Пошли говорю, — Пятифан пнул Бяшку и тому пришлось подняться.

Мальчики накинули куртки, двинули на улицу и встали на крыльце. Дальше двора — непроглядная темень, только пара одиноких фонарей, которых не хватало на освещение хотя бы основной проезжей части. Глубокая тишина поглощала переулок, молчал даже ветер, который часто бродил ночами в этих окрестностях. Ромка сунул сигарету в зубы и через секунд вспыхнул маленький красный огонёк. Бяшка отказался. Ему было не переплюнуть Пятифана в умении буквально пожирать папироски пачками, после третьей или пятой за раз становилось дурно.

— Как хочешь, — хулиган глянул на небо. Ни звёздочки, ни облачка. Чёрная прорубь, — Ты меня извини, братан.

— За сто, на?

— Я просто прощупывал, — Рома говорил медленно, тщательно обдумывая каждую фразу. А думать — не его конёк, поэтому слова давались тяжко, — Прощупывал, нравится тебе Варька или нет.

Бурятёнок съёжился, ощущая покалывание в щеках. Словно миллионы маленьких иголочек впивались в желтоватую кожу.

— Если бы не нравилась, я бы подсуетился, — уверенно отсёк Пятифан.

Сердце влюбленного мальчишки ёкнуло.

— А как зе Полинка, на?

— Полинка… — просмаковал Рома, делая очередную затяжку, и как-то грустно усмехнулся, — Это не то. Полинка — это… Трофей. Понимаешь?

Бяша не понимал.

— Ну, вот смотри. Полинку я присвоил. Она моя, как вот эта жига, — Пятифан крутанул в пальцах зажигалку, — А Варя — пусть не со мной — главное, чтобы ей хорошо было. Теперь понял?

Бурятёнок кивнул. Никогда ещё мальчишки не говорили о подобном. Раньше — стрелы за школой, да где бы денег на Жигулёвское подрезать. А теперь о девчонке. Тем более, никогда раньше Ромка не сравнивал красавицу-умницу Полину с полезной, но пустой зажигалкой. Он, наоборот, хвастался ею, как самой желанной… Победой. Теперь Бяша действительно понял, о чём речь.

— Короче, Бяшка, — так повелось с самого их знакомства: Рома говорил много и долго, а друг лишь слушал и внимал его философии, — Я мешаться не буду. Но, если Варька заскучает, я свой шанс не упущу. По рукам?

Это было честно. И бурятёнок принял признание Пятифана, пожав протянутую мозолистую ладонь. Он покачивался с носка на пятку и обратно, сунув руки в карманы куртки:

— Настолько заметно, на?

Ромка непонимающе глянул на товарища, но потом слабо вытянул один уголок губ в ухмылке, скалясь по-звериному хитро.

— Мне — да, — он хохотнул, присел на корточки и потушил бычок о снег, откинув его в сторону, — Ты с Таракашкой, как со щенком, носишься.

Дверь позади ребят скрипнула, от чего они оба едва не подпрыгнули на месте. На пороге оказалась сонная Шиляева, замотанная в одеяло по самый кончик перебитого носа. Потирая один глаз кулаком, она промямлила:

— Вы чего? Куда ушли?

— Уже идём, — Ромка поднялся и по-приятельски похлопал замешкавшегося бурятёнка по плечу.

*

За ночь выспался только Ромка. Никто не предупредил Варю, что Пятифан храпит громче бульдозера. Утро было таким спокойным и солнечным, оно совсем не подходило для той опасности, в лапы которой дети вышагивали в сторону леса. Тем лучше, атмосфера на улице не подталкивала к мрачным размышлениям о смысле задуманного. Наоборот, всё воспринималось, как лёгкое приключение на голодный желудок.

Волнение лишь слабыми толчками отдавалось где-то в животе у Шиляевой и дружный хохот товарищей заставлял его спрятаться ещё глубже, к самому позвоночнику. У девочки было твёрдое ощущение, что сегодня ничего они не найдут. Вернутся вечером домой, уставшие и довольные вылазкой, снова позвонит папа и скажет: «Второй день прогула — это уже ни в какие ворота». А Варе будет так всё равно на уроки и замечания учителей, что родительские упрёки не смогут ухудшить ей настроение.

Вот как представлялся солнечный, свежий день на окраине посёлка.

Обогнув пару домов, мальчики свернули на новую улицу, на которой раньше Варя не была. Ромка объяснил, что такой путь короче и оттуда как раз идёт тропинка к самой сердцевине леса.

Когда троица вышла на новую тропу, кто-то позади неожиданно окликнул их мягким мелодичным голосом. Точнее, не всех…