Если вы не бессмертны - Вероника Тутенко

Что ж, когда неформальный стиль по достоинству оценивает человек раза в три старше, это приятно втройне. Инга невольно прониклась уважением и симпатией к Аниной бабушке и честно ответила:

— Я из газеты…

Та оценила откровенность Инги и перешла на «ты»:

— Ну, входи, дочечка!

Пока бабушка Ани снова не сменила милость на гнев, Инга проскользнула в коридор, откуда последовала за голубым халатом с ромашками на кухню. В противоположность кухне Аникшиных здесь были и салфетки, скорее всего, бабушкой Ани и связанные, и герань на подоконнике, и плющ, почти добравшийся по веревочке от одной стены к другой… Говорят, плющ в доме — к ссорам.

— Так зачем тебе эта Марина? — между «эта» и «Марина» Анина бабушка сделала небольшую паузу, наполненную отчаянной неприязнью к внучкиной подружке. Инга почувствовала, что Анечкина бабушка обрела в ее лице союзника, и расскажет об «этой Марине» все, что знает и, может быть, даже, что не знает… Конечно, если это не навредит внучке.

— Мне в общем-то нужна даже и не Марина, но она была в гостинице, когда, может слышали… — сбивчиво начала объяснить Инга и остановилась чуть ли не на полуслове… Наверное, что-то в этом роде испытал Архимед, когда на голову ему свалилось яблоко. Марина, пресс-конференция, гостиница «Октябрь» выстроились в логическую цепочку. Горякина! Эту фамилию не далее, чем вчера, ей называл администратор «Октября».

— Марина была в гостинице с Аникшиным, экстрасенсом, в день его смерти, — собравшись с мыслями, закончила Инга.

— С тем самым Аникшиным?

Анина бабушка обрадовалась. Потом спохватилась.

— Да чего ждать-то от этих Горякиных? Родители алкоголики. Отец вон спился. На том свете уже. Мать спивается. Вот и Марина такая же выросла. Школу еще не окончила, а уже вся затасканная. Вы ее видели? — почему-то снова обратилась к Инге на «вы» Анина бабушка. Инга кивнула. — Наркоманка, распущенная… Вот и за сектантом этим моталась повсюду. И мою Анечку… — на лице старушки четче обозначились морщины. — С толку сбила. А она ведь раньше у нас отличница была!

Инга понимающе покачала головой. Конечно, пятерки не главное в жизни. Но вряд ли найдется бабушка, которая была бы рада, что ее внучка водит дружбу с наркоманами и сомнительными «сектантами».

— Это Марина познакомила Аню с Аникшиным?

— Она, она, — сокрушенно покачала головой бабушка Ани. — Как вас зовут?

— Инга. А вас?

— Антонина Петровна… — с достоинством представилась бабушка Ани. — Вот Инга, что я тебе скажу… Негодяя этого я бы сама своими руками удавила, да сдох, гад.

Антонина Петровна даже напрягла и подняла ладони, демонстрируя Инге, как задушила бы Аникшина.

Пушистая белая кошка, полная осознания собственной красоты, важно прошествовала на кухню и бесцеремонно запрыгнула на колени Инги.

— Что, Шейла, пришла проверить, кто к нам пришел? — посветлела Антонина Петровна.

Инга погладила кошку.

— Просто не знаю, что делать с Анечкой, — снова помрачнела Антонина Петровна, моментально забыв о кошке. — Такая умница была. Бывало, слова плохого не скажет. И вот… За что нам такое? Олечка говорит, есть такая секта самоубийц, — всплакнула бабушка Ани. — Оля — это моя дочь… Так мы боимся, что этот антихрист нашу Анечку в эту секту заманил.

Антонина Петровна опустила жемчужную голову.

— А ваша дочь узнавала, что это за секта?

— Говорит, по телевизору слышала, что есть такая в Москве и еще где-то. Может и у нас есть, но спрашивали везде — никто не знает.

Да, наверняка, Ольга тоже может рассказать немало интересного. Если захочет, конечно…

— А дочь и зять, наверное, на работе?..

— Олечка уже четыре года в Греции — сиделкой работает. Приедет на месяц и опять уедет. Она у меня медсестра. А отец Ани с нами давно не живет. Тоже где — то в Москве, на заработках.

Инга вздохнула. Значит, не такая уж и благополучная семья, как рассказывала попутчица.

— А Аня где сейчас? В школе?

— Какой, в школе! — махнула рукой Антонина Петровна. — В школу она вот уже месяц не ходит. Вот и учительница Анечкина Любовь Васильевна приходила, предупреждала, что Анечку до экзаменов не допустят. Я и не знаю, где она пропадает. Неделями дома не бывает. То с друзьями где-то, а все больше с этой Мариной и сектантом этим, то где-то на рок- концертах…

Пожилая женщина еще больше выросла в глазах Инги. Не каждая бабушка непринужденно употребляет такие слова.

Хотя с такой внучкой…

— А вы не знаете, где проходят эти рок- концерты? — с надеждой спросила Инга, хотя… Если бы семидесятилетняя женщина знала еще, и где проходят рок- концерты, наверное, это было бы уже слишком…

— Разве ж она мне докладывает? Может, чайку поставить, — спохватилась Антонина Петровна.

— Нет, нет, не беспокойтесь, пожалуйста… А где живет эта Марина, вы знаете?

— Как же не знать-то? Здесь, недалеко, на соседней улице… Вот только дома вы ее не застанете. Только мать ее алкоголичку, да она тоже ничего толком не расскажет. Нажралась уже с утра где-то… — Антонина Петровна мрачно усмехнулась. — Анечка как ушла во вторник, так до сих пор и не приходила. Я вот вчера и сегодня к Гальке-то ходила, а она говорит: «Моя тоже куда-то пропала». А куда — ей и дела нет. Что ей родная дочь, лишь бы водка была!

— Да… — вздохнула Инга. Антонина Петровна, а почему вы решили, что Аникшин входил в секту самоубийц?

— Ох, деточка!.. — весь вид пожилой женщины говорил о том, что журналистка задела ее самое больное место. Инга даже испугалась, не схватит ли сердце у Аниной бабушки. И дочь-медсестра, как назло, умотала в Грецию сидеть у постелей других стариков.

— Чего ж мы только натерпелись! — у Антонины Петровны даже затряслась голова, как у марионетки, которую кто-то дергает за шарниры. — Мы чуть с ума не сошли…

«Мы» — значит, дочь приезжала из Греции.

— Анечка наша… Ночью подруга ее, Марина, привела… — в слово «подруга» Антонина Петровна, казалось, вложила всю ненависть, что скопилась в ее душе. — Пьяную… А ведь всего шестнадцать лет девочке. И кровь течет, не прекращается… Что же нужно было делать с девочкой, чтобы так!.. Чтоб он провалился! Оля набирать «скорую», а Анечка вырвала трубку у нее из рук. Схватила нож и кричит: «Убью себя, если скорую вызовете!» Мы испугались, проплакали всю ночь… И утром от нее ничего добиться не смогли. Пошли к Марине. А она так спокойно говорит: «Не волнуйтесь. Анечка стала…» и слово какое-то сказала… просвещенной, что ли…

— Посвященной! — догадалась Инга.

— Да, деточка! Ты знаешь, что это значит? Может, это сектанты какие так себя называют?

— Аникшин так себя называл. Наверное, хотел сказать, что знает что-то, чего не знают остальные…

— Да уж… — грозно нахмурившись, покачала головой Антонина Петровна и, вздохнув, продолжила. — А потом Олечка выследила, как они вдвоем к Аникшину этому ходят, когда его жена на работе.

— Н-да… — в свою очередь вздохнула Инга.

— Олечка моя, конечно, чуть глаза ему не повыдирала. Да только не помогло это. Кто бы сказал мне, не поверила бы… Анечка наша два раза потом еще вены себе резала. Господи, грех-то какой… А Аникшину этому хоть бы что… Анечка наша сама не своя, исхудала, побледнела…

Антонина Петровна резко замолчала, выдохнул воздух, как спущенный воздушный шарик…

Инга тоже молчала.

— Может, все-таки чайку, — снова предложила женщина и, не дожидаясь ответа Инги, чиркнула спичкой.

Об Анечке Антонина Петровна больше не говорила, рассказала о том, как девочкой в войну попала в Германию. Отца, мать и двух сестер убило бомбой, упавшей прямо на их дом. А маленькую Тоню отбросило волной. Повезло и в Германии. Ей было только двенадцать. Малолетних сирот отправляли прямо в печь. Но какие-то добрые люди, бездетные русские крестьяне сказали, что Тоня — их дочь.

— Я вот как-то ночью подсчитала, — вкрадчиво поделилась пожилая женщина. — Только в войну четырнадцать раз могла умереть. Видно, Бог уберег…

Антонина Петровна проводила Ингу до калитки.

— Спасибо вам большое! Извините, что побеспокоила. Где, вы сказали, живут Горякины?

— Вон, дом, зеленый, видишь. Такой, как этот. Только у нас летом под окном тюльпаны, — Анина бабушка с гордостью показала взглядом на облетающие белые и розовые астры, повернулась к ним всем корпусом. — А у этой Гальки-алкоголички разве вырастет что? Ну с Богом! — перекрестила Ингу Антонина Петровна.

15

У дома Галины не росли астры. Даже палисадника не было.

Инга постучала в дверь, потом в окно (звонка здесь тоже не оказалось), и услышала голос, такой, какой и ожидала услышать. Хрипловатый, раздражительный. Именно такой называют «пропитый».

— Кто?

— Простите, Марина дома?