Пешки (СИ) - Татьяна Чернявская

Алеандр, прислонившись спиной к перегородившему дверь столу растерянно всхлипывала, глядя на катающийся по полу ком рванья и тел. Чародей так плотно переплёлся со своим естественным врагом, что невольно казалось, будто один из них уже проглотил другого. Руки просто чесались от желания, как‑то помочь, что‑то сделать, но в голове крутилась лишь гениальная идея оторвать от стены рукомойник и попросту швырнуть в обоих, надеясь, что заговорённая вода лучше разберётся, кто из них нежить.

Араон Важич понял, что проиграл, когда от напряжения и усталости подрагивать стала даже здоровая рука, которой он за крепления ошейника, неожиданно оказавшегося дырявой кастрюлей, оттягивал от своей шеи вурдалачью пасть. Плечо горело огнём от разрывов едва успевших сцепиться мышц. В отбитом нутре снова поселилась боль, или просто обычная стала настолько сильной, что сломила действие обезбаливающего и заклятий. Мужчина стал задыхаться от давления, кровь отчаянно била в виски. Только бы продержаться ещё чуть — чуть, только бы сбросить с себя, а сверху можно будет попробовать высвободить зажатый между ними серп, можно будет попробовать вдохнуть. Резко тяжесть вурдолака настолько усилиась, что затрещали раздавленные кости. В лицо брызнуло буроватой гнойной массой. Короткий вопль. Всё стихло.

— О, ты живой! — из‑за обмякшей и изрядно отяжелевшей туши свесилась лахматая головка травницы с до безумия довольным выражением замызганного лица.

Араон с лёгким запозданием понял, что умер всё‑таки не он. Непонятно от чего разозлившись на сей факт, мужчина грубо согнал сидящую верхом на вурдолаке девушку на пол и с трудом вытянул из‑под него собственное тело, разминая сводимые судорогой мышцы. Алеандр почти профессионально принялась раскручивать цепь на задних лапах окончательно сдохшей твари, при этом на её лице, как приклеенная, держалась глуповатая широкая улыбка. Глянув на эту мордаху, мужчина лишь раздражённо поморщился и отвернулся. Сразу же на глаза попалась морда вурдолака. Из правой глазницы твари торчал почти целиком вогнанный столовый нож.

— А, — радостно взмахнула рукой травница, заметив его взгляд, — я долго думала, куда шибануть его. Вот и решила, что в глаз серебром полюбому болевая точка будет.

— Э… — не нашёл, что противопоставить такой железной логике чародей.

Он такого метода не знал и даже не мог себе представить. Просто мало кому удавалось подобраться к вурдалаку настолько близко, чтобы засовывать ему в глазницы столовые приборы.

— А проворачивать я не собиралась! — поспешила честно признаться девушка. — Просто рука соскользнула. А что это, кстати?

Араон смерил лучащуюся искренним счастьем девушку тяжёлым убийственным взглядом (его‑то после первой нечисти с полчаса мутило), с третьей попытки выдернул из пола злосчастный жезл и хмуро бросил:

— Вурдолак.

Подскочив на месте, девица с бешенным воплем непрекрытого и вполне обоснованного, хоть и порядком запоздалого, ужаса метнулась за печку, попискивая уже оттуда короткими нервными сигналами. Чародей подобрал оружие, повторяя крепление цепи на уже стёртой ладони. И тут дверь снесло…

Когда в ноздри ударил холодный, резковатый запах мертвого дома, Яританна окончательно пришла в себя и радостно поприветствовала вернувшееся здравомыслие. Не слишком обращая внимание на подозрительный шум за стеной, а точнее совершенно его игнорируя, девушка со всем присущим её флегматизмом отвязала правый рукав и, морщась от боли натянула на окровавленную ногу, мечтая о полноценной шине, обезбаливающем и двух — трёх целителях сразу.

«А вот это уже интересно, — подумала духовник, осматривая потонувшую во мраке комнатку хозяйки, — а вот это уже многое объясняет».

Комнатка передставляла собой узкий тамбур без окон и намёков на удобства с печным выступом вместо одной из стен. Прямо к нему пугливо жалась погнутая панцырная кровать с продавленным гниловатым матрацем и сбившимся грязным постельным. Из‑за угла печи выглядывал край дешёвого, растрескавшегося сундука, давно позабывшего страшное слово лак. На стенках красовались такие же ажуры паутины и пыли. Пахло плесенью и той самой замечательной, непередаваемой затхлостью старого склепа, что не проветривался, по меньшей мере, четверть века. Духовник даже огляделась в поисках призрака сумасшедшей старушки, потому как ничто живое в таких условиях обретаться не могло. Обнаружился только провал в полу, поскольку за неимением крышки, назвать чёрную дыру посреди комнатушки подвалом язык не воворачивался.

«Прям, чёрный вход в подмирное пекло, — вполне себе искренне удивилась девушка, так как от шока ещё не отошла и боли в ноге почти не ощущала. — То ли у нас с головой не впорядке, то ли старушка была маразматична и исполнительна. Посоветовали ей провалиться под землю, она, когда вспомнила, тогда и провалилась. Как‑то не к месту получилось: даже мне не смешно…. Так, всё! Тан, не паникуем! Держим себя в руках, дышим ровно, не думаем о вурдалаках. Я сказала, не думаем!! А теперь включаем мозги. Что мы имеем? Исчезающую в необитаемой комнате старушенцию умильно — домашнего типа, вполне живую и осознанно материальную. Погреб, обычно не предусмотренный в домах такого типа застройки, странно — подозрительного происхождения и крайне напрягающего предназначения. Опять‑таки тёмные эманации очень густого и направленного состава, характерные для артефакта G класса запрещённых категорий из списка… Ой, упырь мне в дядьки…»

Духовник резко изменилась в лице, став из просто синеватой почти голубой до льдистой прозрачности, и, подхватив подол платья, рванула к проёму, как к входу в буфет после трёх лекций по теории плетения чар, сдавленно повторяя:

— Я дура. Я дура. Я форменная дура…

Казалось, пышущий неприкрытой злобой и эманирующий ощутимыми волнами тьмы проём в полу был с ней полностью согласен. Выглядел он, во всяком случае, укоризненно и пугающе даже для представителя древнейшей ветви чародейства. От одних только периодических вспышек излучения хотелось поседеть и вызвать жреца и инквизитора, а лучше сразу группку боевиков — инквизиторов. Только поблизости была лишь одна подмастерье второй ступени с теоретического отделения, отличающаяся более чем средним резервом.

Вероятно, этот день стоило бы выделить в календаре особой датой, ибо Яританна Чаронит рванула в проём с поразительной для себя самоотверженностью. Натёкшая из ноги кровь успела пропитать рукав и обстоятельно смочить сандалий, капитально намочив битые жизнью ремешки. На скользкой кожаной подошве щиколотка моментально подвернулась, и девушка с совершенно не героическим воплем низверглась внутрь подозрительного подвала, лихо рассекая воздух пятками и игнорируя хлипкие ступеньки деревянной лесенки. На второй или третьей она всё‑таки затормозила, с определённой грацией проломив задом не готовую к таким нагрузкам древесину. Остальные ступени с радостью прошлись по предложенной поверхности, окончательно отбив оную и выбив из светлой головы духовника ненужный флёр героизма. Так что на грязную глинобитку она приземлилась уже более просвещённой и, потирая ушибленную точку соприкосновения с полом, поднималась значительно тише и осмотрительнее.