Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

Население, не сочувствующее красной власти, а главное, из-за страха перед «чекой», попряталось; площади, улицы опустели; закрылись наглухо окна; в вечернее время редко где увидишь мерцание огонька; всюду мертвая тишина.

15 января 1919 года штаб 28-го полка, чувствуя конец своего «правления», приступил к расхищению четырех с половиною миллионов денежных знаков, изъятых из окружного казначейства, но в то же время охотно выполнял просьбы отдельных лиц и учреждений, которым надлежало получить причитающиеся «от казны» суммы для погашения долговых документов, которые остались не оплаченными эвакуировавшейся «белой» властью; но, что важно, так это – изъятие денег и распределение их между казаками с целью сохранить казачье достояние от поползновений красных. Значит, мир с красными – мир «внешний», да и то заключенный вынужденно.

К 17 января всюду воцарилась тишина. Недавно оживленный Округ вдруг замер. Все взрослое население и толпы веселых детей, которые только сейчас кувыркались в сугробах снега, исчезли. Первым вестником приближавшихся красных были конные красноармейцы, карьером влетевшие на площадь станицы, которых встретил станичный «пролетариат» низким, до земли, поклоном и ревом приветствий.

Через некоторое время, перед закатом солнца, на участке песчаных пирамид, расположенных между хутором Дубровским и станицей, была видна ползущая, змееобразная серая масса, которая медленно приближалась к окраинам станицы. Попрятавшееся население наблюдало за проходящими солдатами из-за полузакрытых дверей, через щели окон, из-под заборов, плетней. Пришедшая часть Красной Армии называлась «15-й Инзинской п. дивизией»10, которая была расквартирована в станице Вешенской.

Во время квартирования в станице красные солдаты держали себя нагло, немало причиняли «неприятностей» и притеснений; лучшие комнаты занимались солдатскими подсумками, котелками, консервными банками и пр. барахлом, а хозяев, независимо от количества членов семьи, сгоняли в одну комнату-стряпуху и приказывали «не пищать» и «не беспокоить красных солдат, защитников всемирного пролетариата».

Всем известно, что в доме каждого казака – иконы и лампада прежде всего. И вот ленинские солдатики, наевшись до отвала казачьего хлеба и развалившись на полу, брали винтовки и начинали заниматься стрельбой по иконам и лампадам… Лопались стекла окон, со звоном падали иконы, пороховой дым и хохот красных солдат наполняли прежде чистую и тихую горницу казака. На протест хозяев отвечали: «Ты что разговариваешь, мать твою… кадет этакий, али хочешь проведать Могилев? Возьми своего раненого Бога и иди вон!» Бессильный казак молча собирал осколки икон, лампаду и уходил думать думушку свою горькую.

Некоторые любопытные бродили по улицам, останавливались под красными знаменами штабов, перечитывали надписи: «15 Инзннская дивизия Р.С.Ф.С.Р.», «Мир хижинам, война дворцам», «В борьбе обретешь ты право свое» и пр.

Вскоре 15-я дивизия была отправлена на фронт; а в станицу прибыла новая власть – террора и неописуемых бесчинств.

КРАСНЫЙ ТЕРРОР

После ухода частей Красной Армии на фронт станицы Верхне-Донского Округа столкнулись с новой «социалистической властью»: трибунал, чека, команда слежек и иодслушивателей, охраняемые карательными отрядами особого назначения11. Комиссары, имея неограниченную полицейскую власть, первым долгом приступили к ликвидации штаба 28-го полка. Как штаб, так и полк был распущен, оружие отобрано. «Товарищи» Фомин и Мельников и их помощники остались за бортом; их высокими заслугами советская власть теперь не интересовалась, и они усердно обивали пороги красных учреждений, вымаливая покровительство «за усердную службу». Население же обезоруживалось, включительно до ножа; закрывались храмы, училища, «социализировалось» имущество граждан и церковная утварь. Жители бросились кто куда мог, – кто на юг, кто в погреб, кто в лес, в болото… Озверевшие комиссары тешились грабежом, убийством, выполняя секретную инструкцию высшего революционного совета, которая была отобрана у политического комиссара Эрлиха, пойманного восставшими казаками 5 марта, при взятии станицы Букановской. Вот ее текст:

«Инструкция. Секретно. 12 декабря 1918 года.

От Высшего революционного совета Р.С.Ф.С.Р. политическому комиссару Эрлиху для исполнения. Лица, перечисленные в пунктах, подлежат обязательному истреблению: все генералы; духовенство; укрывающиеся помещики; штаб и обер-офицеры; мировые судьи; судебные следователи; жандармы; полицейская стража, вахмистра и урядники царской службы; окружные, станичные и хуторские атаманы; все контрреволюционеры и – все казачество…»12

Наряду с бесчинствующими комиссарами зашевелились и подонки местного населения, нащупав «благоприятную почву» для легкой наживы. Комиссары в течение целых дней «развлекались» буйным пиром, собирая всевозможные доносы от местных шарлатанов, от слежек и подслушивателей. Мирные жители зачековывались в избах, ожидая страшных сумерек.

Лишь только наступала ночь, как на площадь выползала красная шайка, сопровождаемая местными вожатыми. Красные чекисты силою врывались потом в помещения любого хозяина и учиняли там дикую расправу, набрасываясь на «одушевленную» и «неодушевленную» жертву. Взламывали домашние хранилища и выгребали все, что попадалось под руку, как то: мебель, одежду, белье, посуду и пр.

Кроме того, срывали иконы, крича: «Товарищи кадеты, смотрите, мы вашего Бога повергли к ногам красного солдата!» На протест хозяина громилы выталкивали несчастного на улицу и, нанося удары прикладами, бросали его в сырой подвал, где уже десятки обреченных казаков тихо стонали от физической и моральной боли. Награбленное же имущество нагружали на обывательские подводы и отправляли на ближайшую станцию для «снабжения московского пролетариата».

Ночью представители советской власти являлись в подвал узников, вызывали по списку заочно осужденных, приказывали забирать вещи «для отправки на Воронеж». Узники, зная этот страшный лже-Воронеж, бросались друг другу в объятия, передавая поклоны родному семейству. Жуткая трагедия невинно гибнущих совершенно не трогала дьявольские души палачей. Узников, вызванных по списку, окружал конвой, который ударами прикладов ускоренным маршем гнал в глухую степь и там, в полночи, между безлюдных песчаных пирамид, совершалась инквизиция над казаками. Рубили головы, вырывали языки, снова пришпиливали голову к туловищу (как это сделали полковнику Дунаеву), злодеи наносили десятки штыковых ран даже в безжизненное казачье тело и оставляли потом на расхищение псам и диким зверям.