Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

Приблизившись к станице, восставшие открыли редкий ружейный огонь со всех окраин, делая демонстративные перебежки из улицы в улицу для того, чтобы не дать возможности противнику учесть силы наступающих. Красные, занявшие оборонительное положение, открыли ружейный и пулеметный огонь по всем исходящим улицам. Огонь с каждой минутой усиливался, щелкали винтовки, тарахтели пулеметы, пули со свистом щелкали по крышам, камням, со звоном летели стекла окон, испуганные жители забирались в погреба и подвалы. Полурота красных, при двух пулеметах, удерживала северо-западную рощу для того, чтобы не дать возможности восставшим обойти станицу левым берегом Дона, но была сбита; отступая, оставили 2 пулемета. Комендант красного гарнизона, оказавшийся в опасном положении, командовал: «Товарищи, за мной!» – и все красные бросались в бегство через Дон; атакующие казаки из западной рощи и станицы расстреливали убегающих солдат перекрестным огнем. Нерешительность казаков базковской группы, не выступивших в условленное время, дала возможность красным укрыться в густой роще в займище.

Три главные станицы Верхне-Донского округа были очищены, необходимо было стремительным движением вперед уничтожить бегущие остатки красных и захватить военный склад в станице Каргиновской.

Конная группа красных казаков, которая выбивала красных из Вешенской, будучи всю ночь в холодной степи, оказалась не в состоянии преследовать красных, измученным лошадям и людям требовался хотя бы короткий отдых.

Того же 27 февраля была объявлена мобилизация, и нарочные помчались с приказом по хуторам. Я же, учитывая цену связи и объединения, телефонограммой № 1 подчинил себе военные отряды станиц Казанской и Мигулинской и приказал формировать боевые отряды на местах властью командиров действующих частей; держать прочную связь с соседними частями и не забывать про взаимную выручку в бою. Правобережные хутора станицы Вешенской, до которых еще не докатился красный террор, на призыв восставших отвечали нерешительно.

Положение осложнялось; появившиеся темные силы – наемные рабы красных, повели усиленную агитацию, нашептывая казакам, что борьба с Красной Армией бесполезна. Я, не дожидаясь результатов объявленной мобилизации, приказал хорунжему Х.В. Ермакову15 немедленно сорганизовать правобережный боевой отряд и ждать дальнейших указаний. Поддерживая боевой порыв авангардов, мне необходимо было выяснить окончательное решение тех казаков, которые объявили «нейтралитет»; я совместно с членами окружного и станичного советов Д. и Б.16 собрал публичное собрание, на котором объяснил те последствия, которые ожидают нас за нерешительность и трусость, и потребовал положительного ответа, причем произнес краткую речь такого приблизительно содержания:

«Братья казаки, умолкните и терпеливо выслушайте слова, которые я вам скажу во имя спасения многих. Разве позволительно трусить степному вольному народу перед красной ордой? Если мы не будем договариваться и не выступим дружной семьей немедленно на поединок с красными палачами, то страшная участь постигнет не только тех, кто поднял оружие против насилия, но и тех, кто будет отговариваться своею непричастностью. Я вас не уговариваю, а приказываю, а приказываю потому, чтобы нам, родные братья, не быть перебитыми там, в песчаной степи, где кости наших братьев и доселе грызут голодные псы. В другое время, при других условиях вы могли бы обвинить кого-либо другого за то, что нас толкнули на кровавое поле, а сейчас кто заставил нас поднять оружие? Вы сами восстали, а поэтому вы до конца должны быть такими, каковы вы сейчас, в начале восстания. Вы сами встретились лицом к лицу с северными разбойниками! Вы видели и слышали невинную кровь, стоны мучеников, поныне валяющихся по оврагам в холодной степи без погребения. Ваша гордая и свободная душа, не признающая насилия, сбросила власть террора во имя свободы и отмщения за вопиющую кровь наших братьев, которые невинно замучены злодеями. Дорогой венец сплетем для мертвых, оставшиеся в живых обрящем жизнь, а жизнь наша только впереди. Братья, без колебания вперед! С нами Бог и правда!»

Раздались голоса: «Правильно! К оружию! Смерть палачам!»

В это время на взмыленной лошади, слегка раненной в ногу, в толпу собравшегося народа с криком «Посторонись! Дай дорогу!» въехал подхорунжий Атланов, Еланской станицы, который рассказал о тех ужасах, которые совершают комиссары, бежавшие из Вешенской, и умолял немедленно дать помощь, чтобы освободить станицу, которая готова присоединиться к восставшим. Казаки, выслушав рассказ Атланова, разошлись по домам, чтобы спешно готовиться к выступлению на фронт.

Наступила ночь. Все утихло, только в военном отделе тускло светил огонек; то и дело звонил телефон, налаживалась связь, вызывались начальники действующих частей, которым передавались телефонограммы и пр. Я же, со своим помощником есаулом Алферовым, не отходя от аппарата, отдавал распоряжения казанцам, мигулинцам, которые вели бой с наступающими красными частями со стороны слободы Калач, Богучар и ст. Чертково.

Утром 28 февраля в Вешенскую прибыли казаки ближайших хуторов, из которых было сформировано: один конный полк и дивизион пехоты, входящий в состав конного полка под командою прапорщика Н. Дарина. В это же время хорунжий Ермаков закончил формирование правобережного отряда. Такой же порядок формирования происходил в ст. Казанской и Мигулинской.

Утром 29 февраля 1-я Решетовская конная сотня в составе 170 человек под командою подхорунжего Ломакина выступила на ст. Еланскую и к двум часам дня разбила инженерную роту и заняла ст. Еланскую. Военный отдел, сформировавшийся в Еланской, приступил к спешному формированию восставших частей для обороны северной границы округа. Разбитые же шайки красных бежали в станицу Букановскую, Слащевскую и Федосеевскую, где мобилизовали население и, соединившись с подошедшими частями красных, заняли оборонительное положение от Бузулука по р. Раствердяевке до ст. Слащевской включительно.

В ночь под первое марта отряд хорунжего Ермакова выступил на станицу Каргиновскую с расчетом на рассвете занять последнюю, дабы не дать противнику времени уничтожить находящийся там склад боевых припасов. Около 12 часов ночи, не доходя до хутора Токина, лежащего в 8 верстах от Вешенской, отрядом хорунжего Ермакова были замечены колонны красных, которые двигались на Вешенскую. Отряд в составе 400 бойцов, заняв северо-восточные высоты хуторов Токина и Чукарина, без выстрела ожидал появления красных. Первая разведка, высланная вперед, проходя по хутору Токин, встретила конный разъезд красных, который рассеяла огнем. Карательный отряд, состоящий из одного батальона пехоты, эскадрона конницы и одной батареи, под командой комиссара Лихачева, с целью запугать восставших, открыл артиллерийский огонь по хутору, но, не чувствуя сопротивления, таковой прекратил. Не допуская мысли о действительно организованном восстании и рассчитывая, что шайки, перепугавшись артиллерийского огня, разбежались, комиссар Лихачев решил покончить с «мятежниками» одним взводом конницы и для этого сам во главе взвода двинулся на Вешенскую, оставивши отряд в хуторе Чукарина около церкви. Но едва успел подняться на высоту за хутор Токин, где была расположена цепь восставших, как услышал позади себя крик: «Стой!»; Лихачев не растерялся, а даже повернул лошадь назад и крикнул: «Разойдись, стреляю» – и бросился к группе казаков, где находился командир отряда, хорунжий Ермаков. Раздалась тихая команда: «Взвод, пли!» Грянул залп, и красные усмирители повалились на землю. Товарищ Лихачев, раненный в левое плечо и шею, испуганно ковырялся в грязи, а остальные красноармейцы были перебиты или захвачены в плен. Только два красноармейца, воспользовавшись ночною мглою, сумели проскочить через цепи восставших и присоединиться к своему отряду17.