Обрученная с розой - Симона Вилар

Но, едва опускался вечер и служанки оставляли ее одну в огромном темном покое, Анну охватывало подлинное отчаяние, и она зарывалась лицом в подушку, опасаясь, как бы кто не дознался об этих приступах меланхолии. Никто не подозревал, во что обходились ей веселье и живость. Филип твердо дал ей понять, что их жизненные пути никогда не сойдутся, и она должна доказать ему, что способна выжить в одиночестве. Что ж, он требовал от нее, чтобы она вспомнила, что она побег на гордом дереве Невилей, и она так и поступила.

Когда же отец заговорил с нею о браке с Эдуардом Ланкастером, она поначалу даже обрадовалась. Став супругой принца Уэльского, она наконец забудет Филипа Майсгрейва… Пустой самообман! Одному Богу известно, сколько понадобилось сил, чтобы скрыть свою любовь от чужих глаз… Никто ничего не заподозрил, .вот только отец…

Еще когда она взахлеб рассказывала ему о своих приключениях в дороге, он странно на нее поглядывал и дотошно расспрашивал о Филипе. И, разумеется, ей пришлось лгать.

Кавалькада вступила во двор замка, в котором уже суетились пажи, а конюшие принимали лошадей. Но Анна не торопилась спешиться. С высоты седла она оглядывала двор. О, если бы только он оказался здесь! Но Филипа Майсгрейва не было нигде.

– Энн, ты разве не слышишь меня? – окликнул ее Эдуард, придержав девушке стремя. – Да что с тобой? Поторопись, все уже ушли.

Анна взглянула на него едва ли не с неприязнью, однако появился Уорвик, и Эдуарду пришлось посторониться.

– Странные вещи происходят, – задумчиво поглаживая крутую шею иноходца, заметил граф. – Еще утром король сторонился меня, избегая разговора о наемном войске. Теперь же он сам коснулся этой темы, причем очень сосредоточенно и серьезно, и я решил, что, возможно, уже в этом году мы переправимся через Ла-Манш и разгромим Йорков.

Король даже пригласил меня отужинать с ним, сказав, что за трапезой мы и обсудим все детали. Больше того, он расспрашивал меня о твоей свадьбе и даже обещал присутствовать на ней. Гордись, дитя мое!

Анна внезапно словно наяву увидела, как ветвисторогий олень подмял короля Франции. Не окажись ее там, и судьба целого королевства могла круто измениться. Она поглядела на отца. Когда-нибудь она расскажет ему об этом. Но не сейчас. Они поднялись по каменным ступеням на крыльцо, и Анна остановилась. Где же Фил? Его не было на охоте, его нет в Венсене. Он не оправился от ран, и ему могло стать хуже во время охоты.

– В чем дело, Энни?

Все еще блуждая взглядом по толпе, она спросила:

– Отец, а где сэр Майсгрейв? Мне показалось, чти я видела его с тобой.

– Зачем он понадобился тебе?

Уорвик не глядел на дочь, но лицо его стало пасмурным.

– Ты же знаешь, что охота могла оказаться для него чрезмерным усилием.

– Не беспокойся. Он уже достаточно окреп, чтобы держаться на коне. Филип Майсгрейв сегодня утром отбыл.

Сердце замерло. Анне показалось, что какой-то миг она вовсе не жила. Голоса, гомон птиц, цоканье подков по плитам двора – все куда-то исчезло. Она стояла, облокотясь о парапет и глядя прямо перед собой.

– Уехал… – Она судорожно глотнула. – Странно. Он бы никогда не позволил себе уехать, не простившись со мною.

Огромным усилием воли она взяла себя в руки и взглянула в глаза отцу. Неведомо, что прочел на лице дочери Уорвик, но взгляд его смягчился.

– Так лучше, дитя. Он и сам это знал. Будь тверда и постарайся забыть обо всем. Через три дня ты станешь принцессой Уэльской…

– Нет!

– Что значит – нет?

Уорвик сделал стремительный шаг и сжал ее руку.

– Очнись! – негромко, но с сокрушительной силой произнес он, приблизив к ней лицо. – Ты из рода Невилей, никогда не забывай этого!

– Нет!

– Ради самого неба, опомнись!

Анна вырвала у него руку и, прежде чем граф успел вымолвить слово, опрометью кинулась вниз по ступеням. Она не думала ни о чем. То, что владело ею, было сильнее ее, и она хотела лишь одного: увидеть Филипа, обнять его, забыть обо всем на свете у него на груди!..

«Он не мог отъехать далеко! Он еще слаб, и я догоню его. Неужели Фил не понимает, что без него я никогда не узнаю счастья?»

Расталкивая слуг, она вырвала у грума повод иноходца и взвилась в седло. От неожиданности конь поднялся на дыбы, но Анна хлыстом и шпорами привела его к повиновению и направила к воротам. Лишь мельком она взглянула на отца. Граф торопливо спускался по лестнице, отдавая какие-то распоряжения гвардейцам. В следующий миг она была уже во втором дворе и, преодолев мост, понеслась прочь.

Девушка лихорадочно прикидывала, по какой дороге направился Филип и куда. Скорее всего его путь ведет в Кале. Англичанину легче всего оттуда попасть на родину.

Она не сразу напала на его след и металась от заставы к заставе. Ей и в голову не приходило, что еще недавно так же разыскивал ее и Филип, когда она тайно покинула его в Бордо. Близ Сен-Дени она узнала, что рыцарь свернул на Клермонскую дорогу. Пришпорив коня, девушка галопом пустилась следом.

Вокруг мягко зеленели холмы Иль-де-Франса с белеющими поодаль колокольнями церквушек и покатыми соломенными крышами сельских домов. Прохожие с удивлением глядели на несущуюся во весь опор одинокую всадницу на дивном белом коне. Ни свиты, ни охраны, а между тем вид у нее, как у знатной дамы, несмотря на то, что от скачки плащ ее сбился в сторону, а волосы растрепались.

Анна скакала, захлебываясь ветром, нещадно нахлестывая коня. Но душа ее летела быстрее, так что утомленный охотой конь не поспевал за нею. За час она преодолела больше десяти лье. Ноги иноходца стали дрожать, он взмылился, я пена хлопьями летела с него.

Девушка приходила в отчаяние – Филип был неуловим, хотя дважды прохожие утверждали, что видели такого всадника. Как она жалела теперь, что не решилась говорить с ним, когда Филип был в Париже! И лишь перед схваткой с шотландцем она не смогла справиться с собой.

О, есть ли такая мука в аду, чтобы достойно покарать ее за гордыню! Он лежал изрубленный, обескровленный, а она ни разу не пришла к нему, хотя и находилась под одной с ним Крышей… Чудовищно! Она не имела права так поступать, хотя бы из благодарности за то, что он сделал для нее. Чего же она хотела тогда? Почему так ликовала, узнав о своей скорой свадьбе? Она до крови закусила губу. Да, снова эта неистребимая гордыня!

Она стремилась наказать Филипа, наказать его за свою слабость, но в результате причинила боль лишь себе. Как жить без него? Даже отец, с его честолюбивыми стремлениями, видящий в дочери лишь поруку успешной сделки с Ланкастерами, не мог сделать ее столь счастливой, пусть даже и возведя ее на трон. Ах, она не создана для власти, величие не опьяняет ее, и она уже предчувствует одиночество, которое неотвратимо ожидает ее, когда она станет женой Ланкастера. Ел настоящее место – рядом с Майсгрейвом, ведь только с ним она может оставаться самой собой.