Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко

Более-менее ознакомившись со здешней развлекательной литературой и кино, я подумал, что, пожалуй, в данном жанре кое-чего не хватает.

Я купил у букиниста учебник по составлению сценариев и через месяц с небольшим представил свое первое произведение владельцу полоцкой кинофирмы «Молния»…

Потом был неожиданный для меня самого успех, гонорар, приятно изумивший меня, заказ на новый сценарий… А в промежутке — знакомство с Марите.

Наше авто остановилось у ресторана «Медведь» — заведения мне хорошо знакомого, излюбленного места столичной богемы.

Народу было еще не много. Найдя столик на двоих, мы устроились за ним.

— Что прикажете, экселенц? — с польским акцентом спросил подошедший метрдотель. Я тут был всего раза три, но тутошний персонал отличается редкой памятью на клиентов.

— По выбору заведения, — коротко ответил я.

В ожидании заказа я созерцал рубиновые искры, бросаемые свечами, в бокале «Карпатского лала». Потом статная девица подкатила никелированный столик, на котором на фигурной хромированной решетке в пламени спиртовой горелки румянился косулий бок, и начала быстро и ловко сервировать столик. Я принялся за еду.

В ресторан ежеминутно прибывали посетители, одетые кто в подобие просторного кафтана и короткие сапожки, кто в нечто среднее между сюртуком и френчем. В отличие от моего мира, где преобладали однотонные костюмы, тут одевались ярко и пестро. Только платья на дамах были почти таких же фасонов, с такими же декольте. Мужчины без галстуков — эта деталь одежды здесь была не известна.

Зато многие щеголяли разнообразными шарфами — шелковыми и батистовыми, иногда свисавшими почти до пола, самых ярких расцветок и сочетаний: багряных, оранжевых, ядовито-зеленых…

В основном гости были заняты истреблением всевозможных блюд.

Заиграл оркестр. Музыка тут тоже отличалась заметным своеобразием.

Рваные, словно нарочито аритмичные, лишенные привычной гармонии мелодии напоминали скорее что-то восточное или арабское. Тут всего пять нот, и изобрели их в Турции.

Марите появилась у моего столика словно ниоткуда — еще минуту назад ее в зале не было.

— Ты, как всегда, вовремя, дорогая, — поприветствовал я ее.

Она, целомудренно чмокнув меня в щеку, устроилась рядом.

Я смотрел на Марите, и, как всегда, мне не хотелось отрывать от нее взгляд. Я любовался ею. Избитая фраза, смысл которой я понял только здесь и сейчас.

Темные пышные волосы, спадавшие на плечи и ниже, белоснежная атласная кожа, черты лица словно вышли из-под кисти великого художника, фигура, достойная богини… А под черными бровями — синие глаза. И не обычного, чуть блеклого оттенка, которые можно увидеть нередко, а яркие, ультрамариново-синие — той глубокой синевы, что в полумраке спальни кажется непроглядной ночной темнотой.

Нет, как бы то ни было, этот мир преподнес мне чудесный подарок — возможность любить такую женщину и быть ею любимым.

Пусть не первая красавица мира, и, может, даже не из первой сотни. Но из первой тысячи — точно. Марите Кодукайте-Королева, не имеющая, разумеется, представления, что имеет полное право на фамилию Кирпиченко, и даже на российское (а то и еще какое — кто там знает, что теперь у меня дома) гражданство.

За соседним столом, где сидели больше двадцати человек — все мои шапочные знакомые, — провозгласили тост за процветание отечественного кинематографа и дальнейший рост числа снимаемых турбокартин (так тут еще называли фильмы).

Вслед им я наполнил вином большие пузатые бокалы — из таких впору тянуть пиво в жаркий день.

— Давай выпьем за кино, благодаря которому я встретил тебя.

— Не увлекайся выпивкой, — украдкой дернула меня за рукав жена. В отличие от меня, осушившего бокал почти до дна, она отпила совсем немного. — Не уподобляйся этому… Омару Хайяму.

— Кому? — Откровенно сказать, это имя в ее устах меня удивило — особо глубокого знания поэзии за ней я как будто не замечал.

— Ну, это один восточный поэт. Ты разве про него не слышал? Он все вино воспевал и там пьянство всякое, развлечения с девицами на природе.

Я только улыбнулся, услышав столь поверхностное суждение о великом персидском поэте.

Меня окликнули. К нашему столику продвигался, неся впереди могучее брюхо, свидетельствующее о добром аппетите и несчетных бутылях выпитого пива, Иосиф Фельдбауэр — коммерческий директор моей кинокомпании.

— Слушайте, Василий, вы-то мне как раз и нужны, — произнес он, посылая Марии воздушный поцелуй. — Тут к нам обратились деятели с Бритиш-Синема. Собираются снимать совместно с нами фильм о завоевании Британских островов римлянами и почему-то хотят, чтобы именно вы написали сценарий.

— Да ну? — изумился я.

— Клянусь! Говорят, в историко-героическом жанре вам сегодня нет равных. Хотят вставить туда магию, друидов, ну и все такое. Собираются пригласить на главные роли Жерома де Бре и Анну Белоярскую.

— Белоярскую? И что же они там собираются снимать: «Юлий Цезарь в постели с царицей галлов»? — с нескрываемым ехидством в голосе осведомилась Марите.

У моей жены есть несколько пунктиков, самые значимые из которых — ревность, вечерние платья и Анна Белоярская. Само собой, наверное, всякая актриса в этом мире черной завистью завидует этой шикарной платиновой блондинке с ярко-зелеными глазами. Но у нее это приобрело прямо-таки форму мании.

Помню, как пару месяцев назад какой-то итальянский князек из городка, который и не на всякой карте найдешь, посмотрев очередной фильм с ее участием, пожаловал Белоярской титул маркизы. Марите два дня ходила злая как сто чертей, успев раз десять наорать на меня ни за что.

— Да. Именно так — не лучший сценарист в мире, но лучший специалист по сказкам для взрослых, — продолжил Фельдбауэр, старательно проигнорировав слова моей жены. (По его мнению, актер — необходимое зло в кинопроизводстве.) — Скажу откровенно, сперва я вас не оценил. Когда прогремел ваш «Мрак-варвар», был весьма удивлен. Да. Только вот, скажу вам, ваш Мрак какой-то не такой. Дикарь из гиперборейских лесов должен быть другим, это должен быть именно дикарь, грубая необузданная сила. А у вашего героя слишком много интеллекта и тонких чувств. Настоящий дикарь схватил бы свою невесту за волосы и просто оттащил за ближайшие кусты, а ваш…

— Вот уж не знал, что вы так близко знакомы с жизнью диких племен, — оборвал я Фельдбауэра.

Расхохотавшись, он удалился к другому столику.

— И все-таки кое в чем он прав: Мрак и в самом деле у тебя недостаточно дикий, — надув губки, сообщила мне Марите.

Я промолчал. Что бы, интересно, они сказали, если бы узнали, что я писал Мрака с моего знакомого, который и в самом деле убил одного из последних царей Атлантиды?