Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин

— Нет, — зачем-то ответил я.

— И ни у кого его нет! Тут, может, давно триста рентген вокруг!

Роман погладил прическу, словно проверил наличие, а я отметил, что теперь думаю про радиацию в котловане. В принципе, в этой бредовой идее могли содержаться зерна здравого смысла. Медики что-то подозревали и давно разбежались из больницы. И часть ПВО, что размещалась вокруг Чагинска, не просто так исчезла, у них-то дозиметры имелись. И льнозавод — там должна быть хорошая химическая лаборатория, льнозавод закрылся неспроста…

— Нет, — сказал я. — Если бы здесь была радиация, Светлов бы сюда не сунулся. Наверняка они заранее проверили. Я понимаю, ты надеешься…

Мы приближались к «Растебяке», и я надеялся, что завтра в кассе будут автобусные билеты.

— Это многое объясняет. Пацаны могли наткнуться в лесу на заброшенный командный пункт. Или встретить группу прикрытия…

Роман говорил и говорил, а я, чтобы не подключаться, размышлял об адмирале Чичагине. Теперь я понимал его лучше. Блестящий герой Петербурга, один из потомков тех, кто пришел в Ладогу с Рюриком, владетель земель и душ, образованнейший человек, покровитель искусств, друг Рокотова и Державина, впал в немилость и оказался здесь, среди тесных пажитей и скудных весей. Впрочем, особых пажитей в ту пору здесь не было, лишь лес, болота и реки, овраги и долгие гривы. Народ был дик, но барину обрадовался, поскольку без барина жилось туго.

В оврагах жгли костры гилевщики, на гривах куковали веселые кукушки, купцы, спускавшиеся по Ингирю, жаловались на дневных сов, ухавших на каждом броде. Антиох Чичагин вооружил своих людей мушкетами, разогнал несколько шаек, некоторых повесил, других высек, быстро навел порядок…

— Витя, смотри!

Все-таки жаль, что я теперь не пишу книгу про адмирала, он все больше и больше нравился мне.

— Смотри!

Роман указал пальцем. Возле «Растебяки» борзым способом была припаркована «шестерка» Хазина.

— Отлично, — сказал я. — Сейчас и поговорим…

В «Растебяке» уже горели приятные вечерние лампы, пахло хлебом и жареным мясом. Посетителей средне, небольшая компания с огромным брусничным пирогом и штук пять отдельных мужиков.

Я сразу увидел Хазина, он сидел у витрины и, похоже, пил — на столе скучали пустая рюмка и полупустой графинчик рядом с ней. Еще перед Хазиным стояла глиняная миска, судя по обглоданной щучьей голове, из-под ухи. Мне тоже захотелось ухи, горячей, с черным перцем и щепотью рубленого зеленого лука.

Хазин. Где ты, бухгалтер-ловелас, с печалью подумал я, где ты, простой нормальный человек. Увидев нас, Хазин обрадовался, звонко хлопнул в ладоши и воскликнул:

— Лишенцы! Идите сюда, я вас сто лет жду!

На лице Романа возникло сомнение, но было поздно.

— Да я вас давно заметил! — крикнул Хазин. — Гребите, уроды!

Мы подошли и сели за стол, Хазин ухмыльнулся.

— А я вас с утра ищу, — сказал он. — А вы куда-то сгасились…

— Здравствуй, Хазин, — сказал я.

— Здорово, фантомасы! Так и знал, что сюда придете! Хотел вам кое-что сказать…

Хазин отвлекся на рюмку — подышал в нее и стал протирать подолом рубахи.

— Что сказать-то хотел? — спросил я.

Хазин схватил за горло графин и поболтал в нем остатки водки.

— Хотел сказать, что вы, мужики, жесточайшие руколожцы! Особенно, Шмуля, ты!

— Это бессмысленно, — прошептал Роман. — Он невменяем.

Я не ответил, помнил, что Хазин неровен в своих опьянениях и может трезветь, пьянеть и снова трезветь в кратком промежутке времени.

Хазин обидно рассмеялся и налил в рюмку водку.

— Ты не только руколожец, ты еще рукожопец!

— Пошел ты, — уже громко произнес Роман.

— Крепи хват, Ромик! — торжественно произнес Хазин и опрокинул рюмку. — За ваши стальные муди, друзья!

Роман поморщился, а Хазин постучал рюмкой о стол:

— Девушка, растебяки моим друзьям! Так вот, я хотел с вами серьезно побеседовать, приехал, а там эта велосипая ведьма… Витя, она тебе родственница?

— Нет.

— Ну так и скажи ей, а то я приехал, а она на меня с серпом. Я ее спрашиваю, где ребята, а эта коряга меня чуть не заколола… Попробуйте рыбные пельмени… Фрейлейн, мы заждались, у нас тут нетерпение!

Подбежала официантка, я заказал пельмени и еще пиво. Роман взял бутерброд.

И от растебяк отказываться не стали.

— Мы тебя, Хазин, тоже, между прочим, разыскивали, ты куда рассосался? — спросил я.

— А ты будто не знаешь? Готовлю.

— «День Ч»?

— «День П», — ответил Хазин. — Большой, полновесный «День П»!

Хазин воткнул вилку в щучий лоб. Он был явно неравнодушен к этой голове.

— Хорошо, — сказал я. — «День П», «День Ч», это теперь твое дело, ты бодайся, а мы у тебя хотели кое-что спросить.

— Валяйте.

Хазин расковырял рыбью голову и изучал запчасти.

— Ты ведь много фотографировал в Чагинске…

— Жрать охота, — перебил Хазин.

— Ты много фотографировал, почти все подряд. Ничего необычного не заметил?

Хазин достал из остатков рыбы плоскую лопатообразную кость.

— Вы, я гляжу, так ничего и не поняли…

Хазин принялся гнуть кость. Я заметил, что левый глаз у него начал косить. Пьет много. Много пьет и нервничает, бедняжка.

— А что мы должны были понять? — спросил Роман.

Хазин хихикнул. Роман насупился.

— Нет, с Ромой все ясно, у него все мозги в ботфорты стекли, но ты… Витенька, ты же писатель! У тебя же должна быть фантазия! Ты же должен видеть… А ты ни хрена не видишь! Ты слепой, Витя!

— Так открой мне глаза, — предложил я. — Объясни.

Хазин набрал было воздуха, но выдохнул.

— Ты же вроде со Светловым теперь, он сам тебе все раскроет.

Хазин оглядел кафе.

— А сам Светлов вам ничего не говорил? — как бы невзначай спросил он.

— Говорил, — ответил я. — Он сказал, что к две тысячи тридцатому году человечество будет на Энцеладе. Отрицать это бессмысленно.

— К две тысячи тридцатому году человечество будет в жопе, — заверил Хазин. — Отрицать это преступно. Поверь мне, я знаю, нам уже не подняться. Мы приняли печать Темного Му, мы…

Принесли пельмени, бутерброд со шпротами, пиво и растебяки, мы стали есть. Растебяки… чудесное блюдо: если бы я писал книгу «Чагинск — город мечты», я бы обязательно упомянул, что классический рецепт растебяки создан адмиралом Антиохом Чичагиным и им же впоследствии усовершенствован. Изначально в состав растебяки входила исключительно морская рыба, именно из нее приготовлялось тельное. Чичагин же разыскал, что для начинки вполне может использоваться и рыба речная, белая, и лучше всего для этого подходит рубленая стерлядь, смешанная с вязигой, луком и толченой налимьей печенкой, бульон же для заправки своих знаменитых растебяк Чичагин