Прошедшие войны - Канта Ибрагимов

Смена руководства в центре страны, в Москве, моментально повлекла за собой изменения и на местах. В Казахстане верх взяла старая партноменклатура, отверженная от власти в послевоенные годы. Сразу же после этого управляющим водхоза Чиилинского района вновь стал Саренбаев, а он в свою очередь своим первым заместителем по оперативной работе назначил Арачаева Цанка Алдумовича.

После этого жизнь Арачаева вновь изменилась. Напряженная, каждодневная работа изматывала, занимала до предела все время и не давала Цанке думать о своем горе, об неимоверных утратах. Постаревший Саренбаев полностью доверился Арачаеву и из-за своего возраста и малоподвижного образа жизни не любил ездить на многочисленные совещания, собрания и конференции, в связи с этим Цанке приходилось частенько бывать в областном и даже республиканском центре. В Алма-Ату Цанка ездил с особым удовольствием. Все-таки жизнь в столице республики кипела, была насыщенной и бурливой.

Каждый раз, бывая в Алма-Ате, Цанка останавливался ночевать у своего бывшего начальника цеха Басова. Альфред Михайлович и его жена — Алла Николаевна во время Отечественной войны потеряли единственного сына. Почему-то пожилым супругам с первой встречи с Арачаевым показалось, что он на удивление схож и внешне и манерами на их погибшего сына. После этого Басовы сильно привязались к Цанке, думали, что это судьба им послала взамен потерянного сына одинокого кавказца, верили в придуманную сладкую сказку, ею себя тешили. К тому времени Альфред Михайлович работал заведующим отделом строительства горкома партии, он постоянно просил Арачаева бросить его пустыню и перебираться в столицу. В Алма-Ате Цанка давал себе слово, что рассчитается в водхозе и переберется под крыло влиятельного старшего друга, но вернувшись в ставшее родным Чиили, встречал любимых односельчан и понимал, что бросить их он не может, что без его помощи, поддержки и влияния тяжело будет всем спецпереселенцам района. Ведь он стал высшим по должности и авторитету человеком в районе, и каждый день чеченцы, немцы, греки, крымские татары и корейцы приходили к нему за помощью, защитой, поддержкой и просто за консультацией и беседой.

Как-то в конце декабря Арачаев поехал в Алма-Ату для участия в годовой конференции республиканского водхоза. В перерыве заседания, гуляя в фойе дома культуры, где проходило собрание, случайно увидел объявление — что через день, 26 декабря, в 18 часов, состоится праздничный вечер чечено-ингушской культуры, посвященный Новому 1954 году. Не раздумывая, Цанка побежал в администрацию дома культуры, выпросил себе пригласительный билет.

Вечером, во время ужина, он с радость рассказывал супругам Басовым о предстоящем мероприятии. Жена Альфреда Михайловича — Алла Николаевна — возбудилась от этой новости не меньше Арачаева. Будучи бездетными, Басовы питали особую привязанность к Цанке, проявляли о нем отеческую заботу, хотя и были старше его всего лет на десять-двенадцать.

— Это прекрасно, это очень здорово, — говорила торжественно Алла Николаевна. — Там будет много ваших земляков и землячек, вот там как раз ты и найдешь себе невесту… Купим тебе новый костюм, обувь, ну, короче все как положено.

На следующий день с утра Алла Николаевна и Цанка бегали по магазинам — ничего путного не нашли. В обед Басова звонила мужу на работу.

— Альфред, — говорила она в трубку озабоченно, — мы оббегали все магазины — одно барахло. Ты немедленно позвони директору центрального универмага — выскажи нашу проблему… Что?.. Да что тут неудобного. Раз в жизни ответственный работник горкома обращается к завмагу. Да, для нее это честь… Да что ты говоришь, ведь не для себя просим! Твоя скромность мне осточертела… Я тебя прошу, звони, не то я сама позвоню… Ну, мы дома, ждем звонка… Ага… Спасибо. На следующий вечер щеголевато одетый Цанка стоял на мраморных ступеньках дома культуры за час до начала концерта. Одну за другой курил дорогие столичные папиросы. В этом наряде, в галстуке, в блестящих штиблетах на высоком каблуке чувствовал себя неестественно, и даже скованно. Народу привалило много. Кругом слышалась вайнахская речь: люди громко разговаривали, радовались встрече, громко смеялись.

— Арачаев! Товарищ капитан! — вдруг услышал Цанка.

Он повернулся и увидел в двух шагах от себя бывшего однополчанина Бакарова Далхада. Боевые друзья долго обнимались, били в радости друг друга по плечам, потом в обнимку направились в дом культуры. В ярко освещенном холле Бакаров внимательно осмотрел командира, воскликнул в изумлении:

— Ну ты, Цанка, даешь — и сейчас ты на коне!.. Вот это костюм!

Арачаев надменно задрал подбородок, в дальнее зеркало любовался собой, боялся даже себе сказать, что из-за этих нарядов вновь залез в долги Басовым.

— Ладно тебе, — стукнул он по плечу Далхада, — пошли что-нибудь сообразим, ведь надо отметить встречу.

Полчаса до концерта стояли в буфете, пили водку, закусывали хлебом с солеными огурцами. Цанка ощущал на себе восторженные взгляды земляков, в душе ликовал, по внешне пытался быть сдержанным. Наконец стали говорить о родных и близких, тогда Арачаев моментально сник головой, опечалился, позабыл о своем костюме и одежде. Та же судьба была и у Бакарова. Оказывается, он так и не нашел своих родных и до сих пор живет в том же общежитии.

— Ты понимаешь, командир, — жаловался он Арачаеву, — я уже три года женат, сын двухлетний, ждем второго, а живем в разных общежитиях, даже в разных концах города.

— Это как? — засмеялся Цанка. — А дети от кого? Как вы их зачали?

— Сам не знаю… Вот так, — улыбался виновато Далхад, а потом уже серьезно продолжал: — Я о тебе у всех спрашивал, говорят, что ты в друзьях с Басовым — его бы полслова, и мне дали бы отдельную комнату… Ведь всем дают… А я ветеран войны… Ну ты ведь сам знаешь! Сколько мы с тобой исходили под пулями… Смерть рядом ходила, а не взяла, дура, вот и хожу сейчас, мучаюсь… Давай еще по одной…

— Давай, — доставал щедро из кармана взятые в долг деньги Цанка. — А насчет Басова не волнуйся, он замечательный человек.

— Говорят, он чеченцев любит, а тебя сыном называет, — смотрел с умилением в лицо боевого командира Далхад.

— Да, это верно, — Арачаев опрокинул рюмку, сморщил лицо, потом спросил важно: — Как зовут жену?

— Аянт.

— Так вот — скажешь сегодня своей Аянт, что на днях у вас будет отдельная комната. Понял, товарищ сержант?

— Так точно, товарищ капитан, — от души радовался Бакаров.

В зале боевые друзья сели в первых рядах, от изрядно выпитого спиртного лица их стали пунцовыми, глаза веселыми. Они молчали, оглядывались по сторонам, искали знакомых, просто рассматривали земляков. Кругом царила какая-то торжественная, праздничная обстановка. Люди были в ожидании чего-то необычного, сверхжеланного, светлого. В какой-то момент Цанке показалось, что сейчас на сцену выйдет высокий партийный руководитель и объявит о том, что все вайнахи возвращаются домой, и что Сталин и его команда допустили невиданную, бесчеловечную акцию, и весь советский народ скорбит по этому поводу, на коленях просит извинений и приносит искреннее соболезнование по безвременно погибшим, и так далее… От этих мыслей Цанка невольно прослезился. "Все-таки не совсем гиблые люди большевики, — подумал он, — они сегодня стали обретать человеческий вид. Проснулись в них сострадание и гуманность". В это время раздался третий звонок, погас свет. Тотчас же сцену осветил один яркий прожектор, и в его свете появился плотный, немолодой мужчина в шикарном двубортном шерстяном костюме, в лакированных туфлях, в красивом галстуке и с большим орденом Ленина на широком лацкане.

— Так ведь это Магомедалиев! — невольно воскликнул Цанка. Пока вышедший на сцену важный мужчина поправлял микрофон, из-за сцены по громкоговорителю красивый женский голос объявил:

— Дорогие товарищи, с приветственной речью к вам выступит Председатель исполкома чеченцев и ингушей Казахстана и Средней Азии, заслуженный работник культуры Киргизской ССР, почетный гражданин города Алма-Аты, кавалер ордена Ленина и Сталина — товарищ Магомедалиев Ахмед Якубович.

В зале раздались продолжительные аплодисменты, одобрительные, даже восторженные возгласы. Арачаев тоже хлопал от всей души.

— Дорогие товарищи! — сказал два слова выступающий на чеченском языке. — В связи с тем, что сегодня в зале много людей различных национальностей, позвольте мне говорить на общеизвестном, ставшем нам родным языке Ленина и коммунизма. Вновь раздались одобрительные хлопки. Оратор поднял руку в знак внимания. Зал моментально затих.

— Дорогие товарищи, земляки, благодаря неусыпной заботе Коммунистической партии Советского Союза и ее Центрального Политбюро мы имеем возможность сегодня встретиться вместе в этом…